10 ноября в Национальном художественном музее отметят юбилей - 75 лет со дня основания

Генеральный директор Национального художественного музея Владимир Прокопцов в канун юбилейных мероприятий — а 10 ноября НХМ отметит 75–летие — рассказал «СБ» о том, как он долгие годы выстраивает отношения с министерствами и ведомствами, не отказывается от авантюрного плана создать в центре Минска музейный квартал и почему, возглавляя «визитную карточку страны», последние 16 лет перемещается по городу на общественном транспорте.

Музей начинается с 1939 года...

— Честно говоря, боялся ответственности: народное достояние, такие картины дорогие хранятся в совершенно непростых условиях, как все уберечь, довести до ума? Ночами не спал, долго обдумывал — соглашаться на эту должность или нет. Но чувствовал, что музейное дело — это мое, могу здесь принести больше пользы, чем в любом другом руководящем кресле. Все–таки я — действующий художник и искусствовед, с проблемами творческой интеллигенции знаком прекрасно.

— Но и карьера была блистательна: в 22 года вас, как вы любите говорить, «ни с того ни с сего» отправляют в Лепель вторым секретарем райкома комсомола, потом — ЦК, Совмин. Может быть, ваша эффектная внешность играла решающую роль при столь высоких назначениях?

— Скорее, наоборот. Однажды внешность меня чуть не погубила. Пригласили как–то на собеседование в аппарат Совмина, в листок по учету кадров я вклеил фото, на котором выглядел примерно так же, как сейчас, только чернявым был. В то время вице–премьер Михаил Демчук отнес мое дело премьер–министру Вячеславу Кебичу, он глянул на мою фотокарточку и рассвирепел: «Миша, что ты мне подсовываешь какого–то неформала?! Принеси нормального человека с аккуратной прической». Об этом мне впоследствии сам Вячеслав Францевич рассказывал, когда убедился, что, несмотря на буйную прическу, работник я — ответственный.

Прокопцов в метро. Кстати, дизайн этого вагона он разрабатывал лично...

— Это была забавная история. Друзья попросили меня однажды одному из наших коллег — юбиляру — оформить картинку в рамку. В советское время мастерских багетных не было. И я пошел к Юрию Карачуну, он в то время был директором нашего музея, попросил его помочь оформить картину. Юрий Александрович мне пожаловался, что уже три года не может пробить звание «национальный» для музея, бумаги оседают в Минкультуры и дело никак не движется. Я попросил его написать письмо–предложение на имя премьер–министра, взял эту бумагу, за неделю обегал все инстанции, собрал соответствующие визы, и через семь дней статус «национальный» музею был присвоен. За что Юрий Карачун накрыл мне отменный ужин у себя дома.

— За музей, естественно. Уже тогда, видимо, меня влекло к нему.

— В следующем году везем в Ватикан выставку православных и католических икон Беларуси. Подписали договор с крупнейшим музеем мира «Гугун» в Китае. Кстати, за такую активность некоторые наши министры меня ревновали, считали, что работоспособность вызвана тем, что я хочу куда–то наверх пролезть. Но спешу всех успокоить, быть директором НХМ — это мой крест, и отсюда меня можно вынести только вперед ногами.

— Первые годы в директорском кресле у меня была возможность купить машину. Но я начал красить залы в музее и не хватило денег, чтобы закончить ремонт. Тогда сумму, запланированную на покупку авто, пришлось потратить на покраску. В 2006 году стали делать пристройку к главному корпусу, надо было сделать арку входную. Музей в ту пору почти ничего не зарабатывал из–за ремонта, и поскольку мы не выполняли плана платных услуг, в машине нам снова отказали. Совсем недавно Минкультуры заложил бюджет на приобретение минивэна для музея, мы даже тендер провели, но контракт пришлось расторгнуть: снова не хватило средств. Видимо, мне «накавана лёсам» ходить пешком. А вывозим свои выставки в другие города, арендуя «рафик».

— Я очень люблю свою работу. Даже не знаю, когда у меня отпуска: уже несколько лет ими не пользовался. Рано утром лечу в музей, выхожу из него поздно вечером и, когда город уже засыпает, красивой элегантной, слегка уставшей походкой иду с «Каменной Горки» на Мазурова.

— В 70–е годы было непонятное распоряжение министра культуры Юрия Михневича раздать более 300 произведений искусства из НХМ по региональным домам культуры, школам и другим ведомственным учреждениям. Так, в Логойском доме культуры я совершенно случайно отыскал портреты наших народных артистов Виктора Тарасова, Натальи Гайды и еще 6 работ именитых художников, хотя по документам их было отправлено в Логойск 13. Где остальные картины — неизвестно. Кстати, по просьбе режиссера Николая Пинигина портрет артиста Тарасова мы отреставрировали и отдали в Купаловский театр. Нельзя сказать, что Прокопцов все гребет под себя (от души смеется).

— Да, я хочу, чтобы Несвижский отдал нам работы из собрания НХМ, которые мы давали им на год. Точно так же я сражался «до последнего патрона» с Минским фарфоровым заводом, в подвалах которого несколько десятилетий пылились ценнейшие вещи, и в результате — более тысячи экспонатов из обанкротившегося завода у нас, в том числе знаменитая подарочная ваза к 70-летию Сталина. Сейчас вот с Борисовским хрустальным заводом ведем переговоры: 690 экспонатов берем для выставки в НХМ, надеясь, что со временем эта коллекция стекла и хрусталя станет нашей. Кстати, в этом вопросе большую помощь музею оказали министры Б.Светлов и А.Черный, а также лично Премьер–министр М.Мясникович. Сегодня пришло время собирать по камушкам те сокровища, которые были из музейной коллекции разбросаны.

— Покупаем, но, возможно, не так часто, как это хотелось бы художникам. Наш музей не может быть всеядным. Инсталляциями нынешних мастеров должен заниматься Музей современного искусства. Мы сориентированы больше на классику. И потом, я уже много раз говорил, что нормальный художник может и подарить свою работу НХМ. Меценатство, всем известно, у нас пока слабо развито. Наш главный спонсор по–прежнему государство, и все расходы на своих плечах оно не может вынести. Естественно, мы тоже не сидим сложа руки: продолжаем строить музейный квартал, чтобы увеличить выставочное пространство. На сегодняшний день у нас 20 залов, музей зарабатывает более трех миллиардов рублей в год, но это не предел. Если к 2020 году все наши дополнительные помещения объединятся под одной крышей НХМ — буду считать, что, пожалуй, главная авантюра всей моей жизни обрела реальные очертания.

viki@sb.by

Впервые с советских времен наш Национальный художественный музей и варшавский Национальный музей вновь завязывают тесное сотрудничество. Так оценила заместитель директора НХМ Надежда Усова приезд к нам выставки слуцких поясов из польского собрания. А с корреспондентом «СБ» встретилась Эва Орлиньска–Мяновска. Она уже более четверти века занимается нашим общим культурным наследием, в последние 10 лет являясь хранителем коллекции тканей Национального музея Польши.

Мы сидим в зале древнебелорусского искусства. С портретов, которые когда–то украшали Несвижский замок, на нас гордо взирают князья. Некоторые подпоясаны слуцкими аксессуарами. 6 оригиналов, привезенных пани Эвой, выставлены рядом — в витринах.

Первое, что замечает моя собеседница:

— Как прекрасно распланирован зал! Здесь много места и представлены подлинные шедевры. Пояса очень кстати смотрятся вместе с картинами, на которых изображены носившие их люди, также приложившие силы к созданию мануфактур по производству поясов. Кроме того, по портретам можно проследить этапы развития дворянского костюма того времени и его неотъемлемого элемента — пояса. Здесь я вижу также орнаты — одежды священников, пошитые из поясов. Эти ткани, изготовленные с использованием золотых и серебряных ниток, считались поистине драгоценными.

6 поясов, которых до сих пор белорусы не видели, а сейчас временно привезены из Варшавы в Минск, в польском Национальном музее составляют часть огромной коллекции из 363 подобного рода аксессуаров.

На прибывших в Минск раритетах отчетливо читается фирменная марка старинной мануфактуры: Sluck. Моя собеседница обращает внимание, что из 363 аксессуаров в варшавской коллекции только 59 точно произведены в Слуцке:

— Вообще эту деталь костюма аристократов в XVIII веке ткали также под Варшавой, Краковом, в Гродно, во французском Лионе. Это была модная вещь. И еще считалось, что носить кунтушовый пояс — очень патриотично.

А история дорогого украшения мужского костюма постоянно изучается и уточняется. Казалось бы, благодаря многолетним исследованиям пани Эва знает о наших тканях все. Оказалось, многие тайны еще предстоит открыть:

— Совсем недавно стало известно, что в бассейне реки Уша, протекающей по Беларуси, в XVIII веке из насекомых, известных под названием польская кошениль, или червец польский, Porphyrophora polonica, добывали красную краску, которую, возможно, употребляли для придания поясам нужного оттенка. Хотя до сих пор считалось, что еще в XVI веке в Польше от такого источника краски отказались и импортировали ее из–за границы. Было бы интересно исследовать, может, в белорусских деревнях такой промысел сохранялся до недавних пор?

Елена Карпенко, заведующая отделом древнебелорусского искусства НХМ, готова подключиться к совместным исследованиям. Сейчас она пристально изучает привезенные пояса:

— Эти лучшие образцы произведенного в Слуцке абсолютно целые и при этом нереставрированные.

В НХМ уже привозили продукцию слуцкой мануфактуры XVIII века из собраний Москвы, Вильнюса, Львова. Нынешняя экспозиция открыта благодаря финансированию из госпрограммы возрождения технологий и традиций производства слуцких поясов. 2015–й — последний год действия программы. Что еще увидим в минской галерее? Директор музея Владимир Прокопцов побывал в Армении и там тоже нашел наши пояса. Может быть, это будет самая сенсационная выставка следующего года.

vk@sb.by

Из 6 поясов, привезенных в Минск, 4 куплены в 1946, 1954, 1960, 1966 годах, а 2 поступили в варшавский Нацональный музей в 1947–м из собрания бывшего виленского Общества любителей наук.

Национальный художественный музей основан в 1939 году как Государственная картинная галерея БССР. Под руководством художника–керамиста Николая Михолапа действовал в сохранившемся до наших дней здании на улице Карла Маркса, 29. Тогда сюда поступили произведения искусства из музеев Минска, Витебска, Могилева, Гомеля, Несвижского замка, Третьяковской галереи, Русского музея, Музея изобразительных искусств имени А.С.Пушкина, Государственного Эрмитажа.

Во время гитлеровской оккупации собрание было разграблено. В Минск за белорусскими сокровищами приезжал лично директор Дрезденской галереи Г.Поссе.

После войны возвращена только часть произведений искусства. Среди бесследно исчезнувших — 48 слуцких поясов, 30 предметов старинного уречского стекла. В недостроенном здании ЦК КПБ нацисты перед бегством из Минска бросили картины «Шахтер с лампочкой» Н.Касаткина, «Осень» И.Левитана, «Утро весны» В.Кудревича...

В 1944 году фонды начала пополнять новая директор галереи Елена Аладова. Сначала — в здании на площади Свободы, 23. Помогали музеи России. В доме (проспект Независимости, 26), где до войны размещался Белгосмузей, были найдены чудом уцелевшие иконы XVI — XVII веков.

5 ноября 1957 года галерея заняла нынешнее здание на улице Ленина и в том же году получила новый титул — Государственный художественный музей БССР. Автор постройки — архитектор Михаил Бакланов.

С господдержкой удалось приобрести шедевры из частных собраний певицы Лидии Руслановой, балерины Екатерины Гельцер, актера Ивана Москвина, коллекционеров Москвы и Ленинграда. Собирались в экспедициях произведения древнебелорусской живописи и скульптуры.

В 1977 году во главе музея стал художник–график Юрий Карачун.

В 1993–м вновь поменялась вывеска: с тех пор это Национальный художественный музей Республики Беларусь.

— Дарю 4 графические работы: «Вечны вандроўнiк (Язэп Драздовiч)» и 3 листа «Нясвiж. Формула мiнуўшчыны». Они представляют ранний период моего творчества. Кстати, несвижскую серию НХМ когда–то хотел приобрести, но не сговорились по цене, а сейчас я с радостью приношу ее в дар. И считаю за честь, что в музее находится уже полтора десятка моих рисунков, а одно произведение — в постоянной экспозиции.

НХМ — самая престижная выставочная площадка для художника. Горжусь тем, что в 2008 году здесь была моя персональная выставка, которая затем продолжилась в Москве, Вильнюсе, Львове, городах Беларуси. Но, кроме того, музей сегодня — крупное научное сообщество по изучению национального, русского, западноевропейского, восточного искусства. Жду завершения проекта создания музейного квартала. Это очень нужно для того, чтобы НХМ стал действительно крупнейшим в Европе культурным центром.

— Я готовлю в подарок несколько работ, созданных с 1970–х годов до наших дней. Дарю с удовольствием. Бог мне все это дал — и я делюсь с государством, народом. Ведь с собой ничего не заберешь.

Говорят, что музей — «кладбище искусства». Но наш минский художественный — другой. Это уникальное место, где можно не только созерцать шедевры, но и встречаться с коллегами, говорить об искусстве.

— История попадания моих полотен в художественный музей необычная. Одно — «Белый снег» — подарила Мерет Мейер–Грабер, внучка Марка Шагала. Она приобрела его на моей персональной выставке в НХМ в 1997 году, а потом оставила музею. Что преподнести к дню рождения галереи, раздумываю. Там уже хранятся 6 моих работ.

Моя мастерская рядом, так что в НХМ заглядываю часто. Музей для меня — второй дом, а его экспозиция — один из источников вдохновения.

Фото Александра РУЖЕЧКА, Виктора КОРБУТА, «СБ».

Советская Белоруссия №213 (24594). Четверг, 6 ноября 2014.