Жизнь за стеклом

Пятьдесят лет назад в Ленинграде встретились два молодых художника - парень и девушка. Были они личностями оригинальными, амбициозными, хотели перевернуть мир искусства вверх тормашками. Кто знал, что спустя полвека, сидя у себя в квартире в маленьком белорусском городке Березовка, эти два человека будут рассказывать историю стеклозавода "Неман" как историю своей жизни.

Без преувеличения можно сказать, что на посуде Людмилы Мягковой и Владимира Мурахвера выросло не одно поколение белорусов. Их семейный подряд, вернее, творческая лаборатория, возглавляла художественный отдел завода более четверти века. Именно они сделали "неманское" стекло предметом национальной гордости.

Велосипедная республика

- Познакомились мы на первом курсе Ленинградского художественно-промышленного училища имени Мухиной в 1953 году, куда оба поступили на "стекло", - рассказывает Владимир Семенович, - а на втором курсе уже поженились. Каждый год ездили на практику. Побывали на Ленинградском и Пензенском стеклозаводах. На "Немане" впервые оказались в 1958 году. Тогда это был совсем маленький заводик. В Березовке была настоящая велосипедная республика. С утра гудел гудок - значит, стекло сварили. Люди сразу со всех окрестных деревень на работу съезжались. Войдешь в гуту (горячий цех) и дыханье перехватывает - тогда топили еще генераторным газом. Когда запасы жидкого стекла вырабатывали - разъезжались по домам в ожидании следующего гудка. А вокруг природа, тишина... В общем, после душного Ленинграда нам показалось, что здесь настоящий рай. Причем не только из-за природы. Завод тогда действительно был раем для художника. Во-первых, здесь были действительно богатые традиции стекловарения. Во-вторых, мастера в Березовке были высочайшей категории, могли воплотить практически любые наши фантазии.

- Мы начинали в хорошее время, - вспоминает Людмила Михайловна. - В те годы страна жила под лозунгом "Искусство - в быт!". Практически все наши однокурсники уезжали из столицы на периферийные заводы. Это была какая-то эйфория, мы верили, что сможем что-то изменить. В результате окончательно перебрались в Березовку в 1959 году. Как раз в это время в искусстве происходили большие перемены - появлялись не только новые направления, менялся сам подход к работе. Художники объединялись в творческие группы. Это коснулось и нас - если раньше на стеклозаводе был один художник, который мог себе позволить день работать, два нет, то теперь трудился целый отдел. Партийные руководители того времени поняли, что мы очень отстали от Запада в промышленном дизайне. Это слово тогда только появилось.

"Дагары нагамi..."

Л.М.: Посуда тогда изготавливалась в стиле сталинского ампира - была богата лепниной, узорами, цветовой гаммой. Сейчас, между прочим, ее считают ценным антиквариатом, для нас же она была воплощением застоя. Мы хотели избавиться от излишеств, сделать посуду проще, изящнее, современнее. Начали в этом направлении работать, и нас, как ни странно, поддержал художественный совет Москвы.

Оттуда пришло письмо, мол, у вас теперь работает целый отдел художников, показывайте что-то новое. Вот нас и мобилизовали на разработку новинок. Когда принесли первую серию набросков начальнику, он наложил резолюцию: "Это все у нас было... Только "дагары нагамi".

Мы все-таки сделали несколько вещей. На художественном совете в Минске над ними просто посмеялись. А вот из Москвы пришли очень хорошие отзывы, мало того, руководству завода рекомендовали всячески поддержать новое направление и попридержать старое, или, как его у нас в простонародье называли, "красивое". Директор откровенно удивился: "Ну не ожидал..."

В.М.: Но самое большое потрясение произошло тогда, когда, проработав несколько лет и борясь с советской "классикой", мы поняли - надо идти на компромисс. Мы не могли быть принципиальными художниками, работая на заводе. И, наступив на горло собственной песне, я сделал круглый хрустальный салатник с зубчиками. После - вазу дымчатого стекла с виноградными лозами. Они выпускаются до сих пор, пользуются популярностью и даже шли на экспорт! (Смотрю на салатник, который мне показывает Мурахвер, и понимаю - видел я его уже не раз, в том числе и дома у своей бабушки. - Авт.) Таких неустаревающих предметов было немало как у меня, так и у Мягковой. Эти вещи, выполненные в "бабушкином стиле", вроде бы несовременные. Но в то же время у человека, смотрящего на них, создается ощущение порядка, покоя, уюта.

В 1966 году Владимир Мурахвер становится главным художником на "Немане".

В.М: Но административная работа оказалась не для меня. Большая часть моих обязанностей постепенно легла на плечи жены. У нее лучше получалось делать бумажную и организационную работу. Я был лицом: разъезжал по выставкам и встречам. (Смеется.) Мало того, человек по натуре я немного несдержанный, поэтому постоянно возникали ссоры с начальством. Так проработал 7 лет. Постепенно Мягкова стала незаменима, и власть была добровольно передана в женские руки. Людмила Михайловна возглавляла художников "Немана" в общей сложности двадцать лет!

Л.М.: Когда мы приезжали на художественные советы, наше "стекло" сразу узнавали. Белорусские работы были сдержанными, аскетичными, изящными. А, к примеру, у украинских коллег они, по мнению многих, перегружались красками и орнаментом - какая-то "клюква развесистая". И когда у украинцев с долей иронии интересовались, для чего используется столько красок, те, не задумываясь, поясняли: "Особенности национальной культуры". Я поначалу смеялась, а после задумалась: а ведь действительно! На творчество художников родная природа оказывает влияние. Украина - это яркое солнце и поля подсолнухов, мы - сдержанные пастельные тона туманов и лесов.

Ваза для вождя

- Искусство разоблачает политиков, - говорит Владимир Мурахвер. - Размер вазы "для вождя" определяет его авторитарность, я заметил прямую зависимость. Кстати, на заводе подарки партийным аппаратчикам начали делать еще при Сталине. Сначала достаточно скромные и небольшие. Со временем они становились все помпезнее.

Л.М.: Первая наша "партийная ваза" предназначалась Хрущеву. Была она скромной. Сантиметров 30 высотой, с портретом вождя, вытравленным на стекле. В общем, особым шиком подарок не отличался. Кстати, когда мы ее изготовили и стали мыть, заметили, что по одной из граней пошла трещина. Времени оставалось буквально один день. Пришлось отправлять подарок с браком - в надежде, что пронесет. Решили, если трещину заметят, скажем, что она появилась при транспортировке. Никто дефект так и не увидел, даже бдительный начальник ОТК.

В.М.: Вторая ваза тоже была для Хрущева. Уже побогаче. Решили делать портрет "глубокой гравировкой". Для этого специально из Таллина пригласили мастера, который владел этой техникой. Портрет делали вдвоем - наш художник и таллинский коллега, сменяя друг друга, практически без перерыва. Но даже в кратчайшие сроки, которые были отведены, работа только над портретом заняла целый месяц! На Западе подобные вещи стоят баснословных денег.

Когда портрет был закончен, приехала к нам комиссия из Минска. Большие начальники посмотрели и говорят: "Это не Хрущев, это Демьян Бедный". Мы объясняем, что портрет еще не закончен, что, мол, когда Ленина делают туркмены, он у них тоже больше на китайца похож. После комиссия директора отчитывала: "Зачем вы держите таких художников, которые даже генсека похожим нарисовать не могут". Вазу все-таки сдали. Но неприятности после этого были у нас немалые.

Л.М.: Третья ваза, для Брежнева, была самой трудной. Наверное, потому что душу она не грела. Указание было спущено с самого высокого верха. "Разведка" донесла, что Украина к юбилею генсека готовит сосуд размером в метр. Мы должны были их переплюнуть - "изваять" вазу на десять сантиметров длиннее. Проект колосса нарисовала Татьяна Малышева. Как мы только ни извращались, чтобы набрать высоту. Но до нужного размера так и не дотянули. На вазу помещался портрет Брежнева, выгравированный на хрустале. Получилось довольно узнаваемо. Периодически звонил представитель из ЦК, нервничал, спрашивал, когда ваза будет готова. В конце концов мы привезли свой "шедевр" в здание ЦК КПБ. Стоим в зале, вокруг мальчики какие-то бегают с очень озабоченными лицами. Один из них к нам подбегает и шепчет: "Вы сейчас в коридор не выходите, там Петр Миронович проходить будет..." Пришел представитель власти, посмотрел, одобрил.

Людмила Мягкова и Владимир Мурахвер уже давно вышли на пенсию. Но с завода не ушли. У них на "Немане" своя мастерская. Каждый день супруги приходят сюда и работают, порой до позднего вечера. Появляются все новые и новые хрупкие шедевры. То, что это шедевры, доказывать уже не надо - произведения художников из Березовки хранятся во многих белорусских и российских музеях, в частных коллекциях как на родине, так и в ближнем и дальнем зарубежье. А недавно на стеклозавод работать художниками пришла еще одна молодая пара - Сергей Шетик и Елена Ткачева. Тоже муж и жена. Так же, как и Мягкова с Мурахвером, хотят изменить мир.

Старые мастера смотрят на них с доброй, понимающей улыбкой.