Жизнь после диагноза
17.09.2005
Выездная служба взрослого хосписа в Минске помогает 60 больным
...В разговорах они предпочитают употреблять эвфемизмы: вместо умереть — угаснуть, не смерть, а уход. Не из жалости вовсе. Просто мыслят другими категориями. Чтобы понять это, достаточно провести один день с мобильной службой взрослого хосписа.
Хотя хоспис и взрослый, но он еще совсем «юный»: работает в Минске всего около полугода. Был создан по инициативе детского хосписа и при поддержке комитета по здравоохранению Мингорисполкома. Многие до сих пор не знают о его существовании, поэтому сотрудники сами ищут пациентов — берут списки безнадежно больных в поликлиниках и обзванивают квартиры. Предлагают абсолютно бесплатно медикаменты, инвалидные коляски, медицинскую и психологическую помощь. Все это усилиями небольшой команды из 13 человек.
— На наши телефонные звонки особенно поначалу реагировали с опаской, принимали за квартирных аферистов, — вспоминает социальный работник Ирина Гальперина. — Не верили, что лекарства, витамины, инвалидные коляски — все это безвозмездно. Некоторые, наоборот, почему–то считали, что медсестры, как заправские домработницы, будут мыть полы и бегать по магазинам. Это заблуждение. Наша задача — облегчить физические и душевные страдания безнадежно больных и их родных.
Пока здание хосписа на ремонте, сиделки, медсестры и психологи навещают своих пациентов на дому. В первой половине дня они заняты на основной работе — в поликлиниках и больницах, а остальное время посвящают больным хосписа: гуляют с пациентами, кормят их, если те сами не в состоянии, даже разработали вместе с врачами целую программу обезболивания. Все организовано на западный манер: те же методики, те же подходы. Но отличие от английских или бельгийских хосписов есть. Считается, что иностранцы умеют лучше снимать физическую боль, а мы — душевную. У нас придумали, как решить проблему одиночества больных: их... знакомят друг с другом.
Везем одну пациентку в гости к другой. «Жигуленок» лавирует в потоке машин, а мы по дороге разговариваем с Раисой Захаровной обо всем подряд: о ее работе в музыкальной школе, семейных обидах, депрессии, подруге Светлане. Только о своем недуге она упоминает вскользь, и его выдают лишь трясущиеся руки.
— Не фотографируйте, я плохо выгляжу, — косится она на фотокорреспондента. — Где вы были раньше, когда я была красивой? И не смейте обижаться на меня! Ворчливость свойственна больным людям. Я даже телевизор стараюсь не смотреть, чтобы не расстраиваться. А тут вы со своей камерой. Представляете, какой стресс! Когда накатывает тоска, вспоминаю известного американского актера Майкла Фокса, тоже с диагнозом болезнь Паркинсона. Он не унывает: работает на телевидении, пишет книги. У таких людей нужно учиться.
У Светланы ситуация не лучше. Ее диагноз — рассеянный склероз. Сделать несколько шагов — настоящее испытание. Она ходит по пустой квартире, держась за стены. Улыбается, радуясь нашей встрече, а в глазах стоят слезы. Дочь Светланы — в университете, и у подружек есть время, чтобы вдоволь наговориться в спокойной обстановке. Мы оставляем их и едем к другим пациентам.
Везде нас встречают как старых знакомых. «Сотрудники хосписа теперь звонят нам чаще, чем самые близкие друзья, — говорили родные пациентов, к которым мы приходили. — Теряли знакомых, престижную работу, в семье была ужасная психологическая обстановка. Вырваться на час из дома не могли. А они пришли, принесли лекарства, помогли ухаживать за больным, и сразу стало как–то легче».
Вот дочь нашего пациента Ирина с грустной улыбкой показывает фотографии молодого цветущего мужчины. Не верится, что немощный отец, прикованный к постели, и красавец с фото — один и тот же человек. Старик шевелит губами, но так и не может произнести ни слова. По жилам будто пробегает электрический разряд, выхожу из комнаты. Нет, у меня никогда не получится смотреть в глаза безнадежного больного и жизнерадостно улыбаться.
— Мы видим то, что другие не хотят замечать, — говорит координатор программы «Взрослый хоспис» Анна Горчакова. — Задача любого врача — вылечить больного, поставить его на ноги. А если это невозможно? Как быть с пациентами хосписа? Ведь человек жив, и пока он жив, нуждается в помощи. Хоспис — это достойная жизнь до конца. Для пациента крайне важно, как пройдут последние дни.
Многие после выписки из больницы с роковым диагнозом впадают в депрессию, задумываются о самоубийстве. Бывает, родные поддакивают, мол, кому нужна такая жизнь? Однако чаще близкие стараются сделать все возможное, чтобы облегчить страдания. Это нормальный человеческий инстинкт. Ведь болезнь близкого невольно проецируешь на себя, и чем меньше мучился человек, тем мягче воспринимается его смерть.
По дороге к следующему пациенту мне рассказывают историю пожилой пациентки, больной раком. В хоспис обратились ее родственники, когда она была совсем плоха. Старушка была уверена, что не протянет и двух недель, а прожила полгода. Все перестали ждать ее смерти, и она ушла спокойно, легко. Силе воли и оптимизму других пациентов можно только позавидовать. Одну из больных хосписа после инсульта парализовало, работают только руки, а она не отчаивается — ведет на ноутбуке бухгалтерию, помогает семейному бизнесу, строит планы на будущее...
Увиденное и услышанное оказывает на меня гнетущее впечатление. Неудивительно, что работа в хосписе требует невероятного эмоционального напряжения. Может, поэтому коллектив исключительно женский?
— Помогают материнский инстинкт, способность сопереживать и принимать близко к сердцу, — считает медсестра Ольга Дубровина. — В то же время надо уметь подавлять плохое настроение. Иначе сгоришь на работе. Поэтому раз в неделю все сотрудники садятся в кружочек и обсуждают наболевшее, тут важно выговориться, излить душу, может, всплакнуть.
Вообще–то о смерти в хосписе принято говорить как о неминуемом физическом процессе. А вспоминать только приятные моменты. «Одна бабушка каждый раз дарила цветы, — говорит медсестра Ирина Деруго. — За несколько часов до очередного визита просила срезать букет с клумбы в ее палисаднике. В мае на столе меня дожидались тюльпаны, в июне — ромашки, в июле — розы, в августе — гладиолусы, а вот сентябрьских астр ей подарить было, увы, не суждено...»
А однажды с одной из медсестер хосписа произошел любопытный случай: пропала сумка. Женщина, обнаружившая пакет и в нем медицинский халат с символикой хосписа, по телефонной квитанции нашла квартиру сотрудницы и вернула все до копейки.
Кстати, как–то ученые подсчитали: те, кто работают в роддоме, в обычной жизни улыбаются вдвое чаще врачей–реаниматологов. Ирину Деруго нельзя отнести ни к тем, ни к другим: в первой половине дня она — акушер, а во второй — навещает хосписных больных.
— Рождение ребенка дарит мне силы, на прием к самым тяжелым пациентам я иду с улыбкой, — рассказывает она. — Считаю, что ко всему надо относиться с оптимизмом. Слезами больному не поможешь. Да, люди уходят из жизни, но ведь завтра обязательно кто–то родится, и значит, жизнь продолжается.
Фото Виталия ГИЛЯ, «СБ».
...В разговорах они предпочитают употреблять эвфемизмы: вместо умереть — угаснуть, не смерть, а уход. Не из жалости вовсе. Просто мыслят другими категориями. Чтобы понять это, достаточно провести один день с мобильной службой взрослого хосписа.
Хотя хоспис и взрослый, но он еще совсем «юный»: работает в Минске всего около полугода. Был создан по инициативе детского хосписа и при поддержке комитета по здравоохранению Мингорисполкома. Многие до сих пор не знают о его существовании, поэтому сотрудники сами ищут пациентов — берут списки безнадежно больных в поликлиниках и обзванивают квартиры. Предлагают абсолютно бесплатно медикаменты, инвалидные коляски, медицинскую и психологическую помощь. Все это усилиями небольшой команды из 13 человек.
— На наши телефонные звонки особенно поначалу реагировали с опаской, принимали за квартирных аферистов, — вспоминает социальный работник Ирина Гальперина. — Не верили, что лекарства, витамины, инвалидные коляски — все это безвозмездно. Некоторые, наоборот, почему–то считали, что медсестры, как заправские домработницы, будут мыть полы и бегать по магазинам. Это заблуждение. Наша задача — облегчить физические и душевные страдания безнадежно больных и их родных.
Пока здание хосписа на ремонте, сиделки, медсестры и психологи навещают своих пациентов на дому. В первой половине дня они заняты на основной работе — в поликлиниках и больницах, а остальное время посвящают больным хосписа: гуляют с пациентами, кормят их, если те сами не в состоянии, даже разработали вместе с врачами целую программу обезболивания. Все организовано на западный манер: те же методики, те же подходы. Но отличие от английских или бельгийских хосписов есть. Считается, что иностранцы умеют лучше снимать физическую боль, а мы — душевную. У нас придумали, как решить проблему одиночества больных: их... знакомят друг с другом.
Везем одну пациентку в гости к другой. «Жигуленок» лавирует в потоке машин, а мы по дороге разговариваем с Раисой Захаровной обо всем подряд: о ее работе в музыкальной школе, семейных обидах, депрессии, подруге Светлане. Только о своем недуге она упоминает вскользь, и его выдают лишь трясущиеся руки.
— Не фотографируйте, я плохо выгляжу, — косится она на фотокорреспондента. — Где вы были раньше, когда я была красивой? И не смейте обижаться на меня! Ворчливость свойственна больным людям. Я даже телевизор стараюсь не смотреть, чтобы не расстраиваться. А тут вы со своей камерой. Представляете, какой стресс! Когда накатывает тоска, вспоминаю известного американского актера Майкла Фокса, тоже с диагнозом болезнь Паркинсона. Он не унывает: работает на телевидении, пишет книги. У таких людей нужно учиться.
У Светланы ситуация не лучше. Ее диагноз — рассеянный склероз. Сделать несколько шагов — настоящее испытание. Она ходит по пустой квартире, держась за стены. Улыбается, радуясь нашей встрече, а в глазах стоят слезы. Дочь Светланы — в университете, и у подружек есть время, чтобы вдоволь наговориться в спокойной обстановке. Мы оставляем их и едем к другим пациентам.
Везде нас встречают как старых знакомых. «Сотрудники хосписа теперь звонят нам чаще, чем самые близкие друзья, — говорили родные пациентов, к которым мы приходили. — Теряли знакомых, престижную работу, в семье была ужасная психологическая обстановка. Вырваться на час из дома не могли. А они пришли, принесли лекарства, помогли ухаживать за больным, и сразу стало как–то легче».
Вот дочь нашего пациента Ирина с грустной улыбкой показывает фотографии молодого цветущего мужчины. Не верится, что немощный отец, прикованный к постели, и красавец с фото — один и тот же человек. Старик шевелит губами, но так и не может произнести ни слова. По жилам будто пробегает электрический разряд, выхожу из комнаты. Нет, у меня никогда не получится смотреть в глаза безнадежного больного и жизнерадостно улыбаться.
— Мы видим то, что другие не хотят замечать, — говорит координатор программы «Взрослый хоспис» Анна Горчакова. — Задача любого врача — вылечить больного, поставить его на ноги. А если это невозможно? Как быть с пациентами хосписа? Ведь человек жив, и пока он жив, нуждается в помощи. Хоспис — это достойная жизнь до конца. Для пациента крайне важно, как пройдут последние дни.
Многие после выписки из больницы с роковым диагнозом впадают в депрессию, задумываются о самоубийстве. Бывает, родные поддакивают, мол, кому нужна такая жизнь? Однако чаще близкие стараются сделать все возможное, чтобы облегчить страдания. Это нормальный человеческий инстинкт. Ведь болезнь близкого невольно проецируешь на себя, и чем меньше мучился человек, тем мягче воспринимается его смерть.
По дороге к следующему пациенту мне рассказывают историю пожилой пациентки, больной раком. В хоспис обратились ее родственники, когда она была совсем плоха. Старушка была уверена, что не протянет и двух недель, а прожила полгода. Все перестали ждать ее смерти, и она ушла спокойно, легко. Силе воли и оптимизму других пациентов можно только позавидовать. Одну из больных хосписа после инсульта парализовало, работают только руки, а она не отчаивается — ведет на ноутбуке бухгалтерию, помогает семейному бизнесу, строит планы на будущее...
Увиденное и услышанное оказывает на меня гнетущее впечатление. Неудивительно, что работа в хосписе требует невероятного эмоционального напряжения. Может, поэтому коллектив исключительно женский?
— Помогают материнский инстинкт, способность сопереживать и принимать близко к сердцу, — считает медсестра Ольга Дубровина. — В то же время надо уметь подавлять плохое настроение. Иначе сгоришь на работе. Поэтому раз в неделю все сотрудники садятся в кружочек и обсуждают наболевшее, тут важно выговориться, излить душу, может, всплакнуть.
Вообще–то о смерти в хосписе принято говорить как о неминуемом физическом процессе. А вспоминать только приятные моменты. «Одна бабушка каждый раз дарила цветы, — говорит медсестра Ирина Деруго. — За несколько часов до очередного визита просила срезать букет с клумбы в ее палисаднике. В мае на столе меня дожидались тюльпаны, в июне — ромашки, в июле — розы, в августе — гладиолусы, а вот сентябрьских астр ей подарить было, увы, не суждено...»
А однажды с одной из медсестер хосписа произошел любопытный случай: пропала сумка. Женщина, обнаружившая пакет и в нем медицинский халат с символикой хосписа, по телефонной квитанции нашла квартиру сотрудницы и вернула все до копейки.
Кстати, как–то ученые подсчитали: те, кто работают в роддоме, в обычной жизни улыбаются вдвое чаще врачей–реаниматологов. Ирину Деруго нельзя отнести ни к тем, ни к другим: в первой половине дня она — акушер, а во второй — навещает хосписных больных.
— Рождение ребенка дарит мне силы, на прием к самым тяжелым пациентам я иду с улыбкой, — рассказывает она. — Считаю, что ко всему надо относиться с оптимизмом. Слезами больному не поможешь. Да, люди уходят из жизни, но ведь завтра обязательно кто–то родится, и значит, жизнь продолжается.
Фото Виталия ГИЛЯ, «СБ».