"Я не одна такая"

Тамара Яковлевна Осипова - женщина веселая. Глаза блестят, улыбается, когда говорит. Но веселой она была только до тех пор, пока я о войне не начал расспрашивать...

Тамара Яковлевна Осипова - женщина веселая. Глаза блестят, улыбается, когда говорит. Но веселой она была только до тех пор, пока я о войне не начал расспрашивать. Тут ее как подменили. Правой рукой словно отмахнулась, а левую к щеке прижала и как-то обреченно воскликнула: "Не хочу даже и вспоминать весь тот ужас. Не хочу! Давайте о хорошем говорить..."


Поэтому я не стал сразу о войне расспрашивать, а о детстве разговор завел. Ведь о детстве все вспоминать любят.


"Самые яркие и светлые воспоминания - довоенные. С утра и до ночи во дворе, на улице. Волейбол, прыгалки, футбол. Поставим два кирпича - ворота, а сами с мячиком бегаем, кричим, радуемся. Я минчанка, четыре класса в городе окончила. Но предпочитала жить не в Минске, а у маминой сестры в Елизово. Вот там, в Елизово, я и пятый класс окончила. Ох, какая там прекрасная река Березина, холмы большущие, песчаные, лес! Покупаемся - и за малиной, смородиной, земляникой. И так целый день, и так день за днем..."


Здесь Тамара Яковлевна задумалась, помолчала и заговорила о другом, понимая, каких я жду от нее воспоминаний...


Туда и обратно


"22 июня 1941 года, в шесть вечера, мы получили от мамы телеграмму, чтобы я немедленно выезжала в Минск. В шесть утра на следующий день тетя отвела меня на станцию и отправила в Минск. Ехала я целый день. Поезд все время останавливался. Проходили за окнами военные эшелоны, гражданские... Люди сидели и стояли на крышах вагонов. Все ехали из Минска, а я в город, к маме. Ночью поезд остановился в Пуховичах. Я пошла на вокзал. Людей было видимо-невидимо... Когда рассвело, пошла в Минск. Какой-то военный меня остановил и расспросил. Я честно ему все и рассказала. Он посоветовал возвращаться к тете. Сказал, что город горит, солдаты из оцепления меня не пропустят.


Оказывается, и мама не могла никуда из Минска выбраться, потому что меня ждала и брата, которого утром отвела в детский сад. Где дети, куда их вывезли, а вдруг назад привезут? Вот мама и волновалась, места себе не находила...


Дороги назад я не знала, но сообразила, что надо идти по железнодорожным путям. Когда шел поезд, я ему дорогу уступала. На одной из станций увидела эшелон, на крыше люди. Один из военных, стоявших в оцеплении, поднял меня и запихнул между ними. Поезд тронулся... До нужного места я не доехала, дотопала пешком. Когда пришла, то только по платью и узнали...


Был такой случай в дороге. Глядя на меня, грязную и голодную, офицер достал из кармана пять рублей и мне стал совать. Пять рублей - большие деньги. Тогда ведь все за копейки покупали. Я расплакалась, но денег не взяла. Вот такая я была. И еще. Пока шла через одну деревню, за мной девочка бежала моего возраста. Просила, чтобы я зашла к ним в дом и поела, а то ее мама будет ругаться. Но я не зашла, почему - объяснить не могу...


У тети своих детей шесть штук, меня дядя взял к себе. Откармливали меня, худую, охали. Мама меня ждала-ждала и не дождалась. Детский сад тоже не привезли. Мама решила узнать о моей судьбе и пришла сама в Елизово. Пару дней побыла, а потом ей сказали, чтобы уходила. Все на заводе знали, что она коммунистка. Мы с ней отправились в Минск. Дом наш не сгорел, хоть и был деревянный".


Ничего не боялась


"Мама работала и училась на юрфаке. Все знакомые, кто остался в городе, начали собираться у нас. Стали решать, что делать. Многие хотели принять участие в сопротивлении. Потом уже мама связалась с партизанским отрядом, он стоял где-то под Логойском. В городе было много раненых. А в нашем доме жила женщина, работавшая на пенициллиновом заводе. Она сказала, чтобы я заходила к ней. Завод охранялся. Я помню, что приходила в одиннадцать часов, когда там был завтрак. Соседка готовила мне небольшой пакетик с лекарствами, а я пряталась в развалинах и ждала. Мне только надо было момент выбрать, когда часовой зайдет за угол. Тогда я перебегала дорогу, хватала пакет. Не поверите, у меня чувство страха отсутствовало как таковое. Я ничего не боялась, и это меня всегда спасало. С пакетом в руке смело шла навстречу часовому, даже глазом не моргнув. Ходила я к заводу до тех пор, пока не стали партизанам медикаменты сбрасывать с самолетов.


Еще я помогала маме выводить из города людей. Мы с ней ходили в гетто. В первое время его несильно охраняли. Пролезали под колючую проволоку. В гетто было много наших знакомых и друзей. Как-то надо было их спасать. Мужчин мы уводили к партизанам, а женщины оставались. Большинство погибло. Теперь отчетливо понимаю, что если бы схватили, то могли и расстрелять, и повесить на дереве в скверике. Я много наших, которых фашисты казнили, видела повешенными возле театра...


Одним из первых, кого мама вывела из гетто, был Рафа. Они вместе учились на юридическом факультете. Троим спасенным евреям сделали документы, и они к немцам устроились работать. Доставали для подпольщиков чистые бланки. Это тогда очень надо было..."


Смерти вопреки


"Из-под Червеня приезжала на лошади партизанская связная. Она меня и увезла из Минска. До Червеня на телеге ехали, а потом я пешком к тете пошла.


Как только немцы ворвались в Елизово, схватили 105 мужчин и всех убили. Мой дядя был среди них... Потом пошли слухи, что каратели приезжают. Мы ушли в лес. Успели вещи кое-какие перетащить. В соседнем доме полицай жил, так он стоял и смотрел, но ничего не сказал и не сделал. В лесу уже землянки были построены. Там прятались те семьи, у кого кто-то в армии или в партизанах был, коммунист или комсомолец. Наша землянка, на счастье, была с печкой. А еду приходилось собирать в деревнях. Помню, как ходила в Шепичи. Там огромный и очень красивый мост через Березину. Его всегда хорошо охраняли. Когда немцы наступали, наши его взорвать не успели. Слишком все произошло быстро. Потом партизаны хотели взорвать, но тоже не удалось. Отступили с большими потерями.


Однажды я чуть не погибла. Пошла в Шепичи, а тут немцы. Я их увидела, когда они цепью по огороду шли. Все бросились бежать на кладбище, а я сообразила и кинулась к шоссейной дороге. Деревенских даже если и задержат, то они местные, а я же посторонняя! Потом уже выяснилось, что в деревню зашел партизан, кто-то успел донести. Партизан убежал на кладбище и там спрятался под детским корытом. Как он, большой, под тем корытом маленьким укрылся, все потом удивлялись.


Когда маму вывезли в Москву, то и нас начали разыскивать. Правда, мы об этом ничего не знали. Однажды, уже поздно вечером, подошли к нашей землянке трое партизан и попросились переночевать. Мы пустили, что нам, жалко? Разговорились, выяснилось, что именно нас они и разыскивают. Утром всю нашу семью и повели в отряд. А вскоре немцы тот лесной лагерь, где люди прятались, разгромили. Так что нам повезло.


В отряде меня никуда не выпускали. Рядом стояла большая бригада Короля. Туда и прилетел маленький самолет забрать раненого партизана. Меня закинули в кабину вниз головой, а потом я уже перевернулась. Летели над лесом, чтобы не заметили. А вот когда линию фронта перелетали, то поднялись очень высоко... Мне было очень интересно, совсем не страшно. Прилетели мы в Новобелицу, ее только освободили. Там находился штаб партизанского движения. Переночевав, я туда прямиком и отправилась. Гоняли меня из кабинета в кабинет, но никто не знал, что со мной делать. Наконец решили определить в детский дом. Тем временем прилетел Король, командир партизанской бригады. Я решила, что в детский дом не пойду, а с ним вернусь в отряд. Даже разведала, в какой он кабинет придет. Вот уселась под ним и начала ждать.


Вдруг открылась дверь совсем другого кабинета и вылетел военный с криком: "Где она?" Подбежал ко мне, спросил фамилию. Я ответила. Он уточнил: "А ваша мама - Герой Советского Союза?" Я ответила, что не знаю. А он мне сказал, что меня мама ищет. Тут и она сама появилась... Забрала меня. Некоторое время я жила в Подмосковье на правительственной даче, а мама опять уехала в Новобелицу. Как только Минск освободили, меня мама в школу отправила".


***


Тамара Яковлевна с облегчением вздохнула, словно самое тяжелое уже рассказано. Подумала и помрачнела.


"Я столько всего страшного видела... Деревни, сожженные вместе с жителями, повешенных и расстрелянных партизан, но самое страшное - колонны военнопленных. Однажды эшелон пригнали на станцию, и из вагонов начали чуть живые солдатики выползать. Их же не кормили и воды не давали, а жара страшная... Потом два немца тех, кто и выползти уже не мог, начали, как бревна, на землю выбрасывать. Так же их и в фургон закидывали. Я не могла смотреть, убежала... Потом их колоннами гнали туда, где аэропорт. Там все колючей проволокой было огорожено. Пленные лежали на земле и умирали. И каждый день по нашей улице их туда гнали..."


А вот история, рассказанная Тамарой Яковлевной, которая меня поразила. Как-то летом ее отправили за важным документом. Он оказался очень большим. Наверное, это была карта или план. Девочку обвязали этой картой, сверху надели платье и отправили домой, через весь город. На мой вопрос, знала ли об этом ее мама, знала ли, что будет с дочкой, если ее вдруг задержат, Тамара Яковлевна ответила: "Конечно, знала. Она же сама меня и отправила... Ой, но разве я одна такая?.. Если бы все боялись, то мы бы и не победили..."


Автор выражает благодарность за помощь в подготовке материалов ветерану ВОВ Н.В.Дубровскому.

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter