— Фестиваль только–только отшумел, а вы, говорят, уже планируете следующий. Но до него ведь еще целый год!
— Раскачиваться и отдыхать некогда, уже на этой неделе у нас собрание по «Александрии–2018». И прийти нужно с идеями, задумками, предложить какую–то концепцию... Такой масштабный праздник за месяц–два, поверьте, не делается. Вообще любой наш проект начинается за много месяцев до того, как его покажут на экранах. Например, эту «Александрию» мы начали готовить еще в сентябре прошлого года: прорабатывали сценарий, проводили актерские кастинги, параллельно вели работу над музыкальной, театральной и цирковой частями программы. Зритель не видит и не знает (что, наверное, даже к лучшему) о той закадровой работе, которая предшествует фестивалю. Каждый год лично для меня — это поиск чего–то нового. Хочется, чтобы представление было интересным и взрослому, и ребенку, и местным, и гостям. Стараемся вносить новые элементы, радовать и удивлять. Хотя новинки в программе всегда вызывают спорную реакцию. С одной стороны, люди привыкают к тому, что им уже знакомо, но с другой — всем хочется разнообразия. Поэтому мы постоянно пробуем, экспериментируем. Скажем, на одном из первых фестивалей использовали проекцию, в этом году свое мастерство показали артисты цирка. В следующем будем искать что–то новое. Уже есть некоторые задумки.
— Каждый новый проект — это еще и определенные риски. Есть план на случай возможных форс–мажоров?
— Если говорить об опен–эйрах (а это фестивали в Александрии и «Песня года» в Молодечно или, скажем, праздник у стелы, посвященный Дню Независимости), то наш главный враг — это в первую очередь плохая погода. Хотя мы заранее знакомимся с прогнозом, со 100–процентной точностью предсказать вероятность выпадения осадков не может никто. Поэтому мы всегда строим сцену так, чтобы защитить оборудование и музыкальные инструменты. Вы заметили, что оркестр у нас никогда не работает на улице, а только под крышей? Потому что любая влага для инструмента — это нехорошо. Также обязательно учитываем порывы ветра для безопасной работы подвесных конструкций. Кроме того, сцена всегда сконструирована таким образом, чтобы ее элементарно не унесло сильным шквалистым ветром. У нас в дирекции даже есть такой шуточный ритуал: перед каждым концертом, фестивалем мы просим небо, чтобы оно дало хорошую погоду.
С начала лета мы отработали уже три крупных опен–эйра: «Песню года» в Молодечно, концерт в честь Дня Независимости и «Александрию» — и везде нам везло с погодой. Сейчас, кстати, вспомнила, как несколько лет назад 3 июля был такой ливень и ветер, что сносило буквально все. Работать в этих условиях очень сложно, дождь заливал рации и микрофоны, и мы уже были готовы остановить программу, но... люди не хотели уходить! Зал плясал под дождем и ветром, и мы поняли, что если сейчас прервем концерт, то просто испортим праздник. Поэтому остались работать ради наших зрителей и слушателей.
Одна из самых забавных историй случилась в 2009 году на «Мисс Интерконтиненталь». Танцор балета Александра Рыбака при прыжке... проломил сцену! Провалилось ее боковое звено, и на полу образовалась заметная неровность. И все бы ничего, но дальше по сценарию планировался выход участниц. А это высокие каблуки, определенная траектория движения... Наши постановщики не растерялись: нырнули под сцену и, как атланты, держали сломанное звено на своих плечах и руках, пока девушки с улыбками дефилировали. К счастью, зрители прямого эфира ничего не заметили.
— За годы работы на ОНТ случались откровенно неудачные, провальные проекты? А может, те, которые просто «не зашли» зрителю?
— Я всегда критически отношусь к своей работе и знаю, где и что можно было бы сделать лучше. Мне не нравится слово «неудачные». Скорее так: некоторые проекты просто не дотянули до тех возможностей, которые у них были. Уверена, что нужно вернуться к циклу «Гордость нации», в котором мы рассказывали об отважных и самоотверженных людях, совершающих поступки, достойные уважения. Например, эти люди спасали жизни или пробивали дорогу своим талантом. Такие проекты, уверена, должны быть на ТВ — не только как дань уважения героям, но и как пример всем нам.
— Любимцы среди всех ваших «теледетей» тоже наверняка есть...
— Это ни для кого не секрет. За время существования нашего самого трогательного проекта «Я пою!» 51 ребенок получил возможность изменить свою жизнь к лучшему — и это не пустые слова, поверьте. Со всеми участниками мы до сих пор поддерживаем связь, общаемся, поздравляем друг друга с праздниками. К нам же близкие и родные ребят обращаются в тяжелых жизненных ситуациях, и мы каждому стараемся помочь. Так, в 2012 году случилась беда в семье финалистки первого сезона шоу Насти Кравчени: недалеко от школы ее сбила машина. Состояние было тяжелое, сильная черепно–мозговая травма... И первыми, кому позвонила ее бабушка, были мы. Спасибо всем, кто принял участие в Настиной судьбе: из Минска оперативно выехала команда специалистов, также за жизнь девочки боролись местные врачи. Общими усилиями Настю, слава богу, спасли. Весь следующий год она жила идеей приехать к нам на концерт — и ведь не только приехала, но и вышла на сцену, и спела дуэтом с Германом. Чудесный и радостный момент, который навсегда останется в моем сердце...
— Анжелина Владимировна, а ваши дети не ревнуют маму к телевоспитанникам? Все–таки под вашим крылом — огромное количество участников различных проектов, о которых вы постоянно думаете, заботитесь.
— Я благодарна сыну и дочери за то уважение, с которым они относятся к моей работе. Дети понимают, что телепроизводство — процесс сложный, требующий постоянного внимания и контроля. Знают о записи, прямых эфирах, поэтому первый вопрос, который они мне задают, звоня по телефону: «Мамочка, тебе удобно сейчас разговаривать?» При этом и Герман, и София также знают, что при всей моей занятости они для меня самые важные. Каждую свободную минуту я провожу с детьми.
— Слышала в кулуарах такую байку: якобы вас на свой курс в ГИТИС брал сам Ефремов, но вы предпочли театральным подмосткам экономическое образование. Давно хотела спросить: неужели правда?
— Я действительно прошла творческий конкурс, и когда оставалось сдать только общеобразовательные предметы, мама сказала: артистка — это не та профессия, который нужно заниматься. Тут надо понимать, что я из семьи военных, мы много и часто переезжали. «Даст бог, на новом месте будет театр, — продолжала мама. — А если нет? Куда пойдешь?» И я послушалась родителей, забрала документы. И только по прошествии многих лет поняла, что поступление в театральный было бы моей самой большой ошибкой. Все–таки я не актриса, я режиссер. Жизнь сама привела меня в профессию и не отпускает до сих пор. Бывает, конечно, устаю так, что одолевает желание все бросить и уехать на море. Но вот выходит проект, наступает день тишины — и мне как–то не по себе. Этот день вызывает у меня скорее беспокойство, нежели ощущение отдыха. А потом начинается новый проект, и я выдыхаю — наконец–то можно снова взяться за дело. Так и живу уже 11 лет.
