В Пальминском сельсовете фашисты сожгли 15 деревень
10.12.2022 08:18:00
Елена БЕГУНОВА
Городокский район — это живая история Великой Отечественной войны. И хотя считаные свидетели тех кровавых времен дожили до нашего времени, боль потерь и сегодня пронзительно отзывается в сердцах потомков через памятники и мемориалы, места расстрела мирных жителей и бывших концлагерей.
Сейчас в деревне Хортово на месте гибели и захоронения людей возвышается памятник. Есть он и в красивом агрогородке Пальминка, что в четырех километрах отсюда: когда-то комсомольцы установили мемориал в память о сожженной деревне. Тут сгорело 104 дома, убиты 12 человек.
Повторившие судьбу Хатыни Хортово и Пальминка были восстановлены после войны. На густо посыпанной пеплом земле заново отстроены дома, вновь поселились на деревьях аисты. Вот только погибших людей уже никто и никогда не вернет…
Вместе с главой сельской власти мы едем к последнему свидетелю тех страшных событий. Роберту Ласскому скоро исполнится 96 лет, но он хорошо помнит время оккупации. Для того чтобы о трагедии огненных лет не забывали и потомки, Роберт Станиславович долго трудился над рукописью. Потом дети и внуки на ее основе напечатали книгу, которая и сейчас лежит на его столе.
…Красивый уютный домик. Светлые окна смотрят прямо на дорогу. Роберт Ласский все еще сопротивляется возрасту — живет один и наотрез отказывается покидать родные края, ведь память не отпускает:
Пенсионер Роберт Ласский.
— Нас в семье было четверо. Три сестры и я, младший. Отца забрали в августе 1937-го. За что? Не знаю. Тогда арестовали сразу несколько человек. Так мы больше его и не видели.
А жизнь младших Ласских шла своим чередом. После начала Великой Отечественной Ириада сразу ушла в партизаны — стала бойцом партизанского отряда имени Воронова. Потом перебралась через линию фронта и работала на оборонном заводе в Курске. Старшая Валентина переживала ленинградскую блокаду. А Элеонору немцы угнали в Германию. Забегая наперед, скажу: к счастью, все в итоге остались живы. Сам Роберт Станиславович после войны долгое время возглавлял колхоз. А тогда, во время оккупации, мальчик вместе с матерью прятался от фашистов в лесу, жил в землянке и спал под звуки автоматных очередей.
— Немцы стояли в Городке, — рассказывает ветеран. — Но регулярно наведывались в Пальминку, где некоторое время находился и полицейский участок. Ночью приходили партизаны, которым мы всячески старались помогать, а днем приезжали фашисты. То и дело мы слышали леденящие кровь истории о кровавых расправах в соседних селах, потому и сами были начеку. А когда увидели зарево над Хортово, поняли, что скоро беда постучится и к нам. Мать запрягла лошадь, и мы вместе с другими сельчанами уехали в лес, пытаясь перебраться через линию фронта…
Экспозиция в комплексном музее ГУО «Пальминская средняя школа».
— Нам с мамой повезло, — вспоминает собеседник. — Я был маленького росточка, для работ не годился. Отпустили… А возвращаться некуда — от нашей деревни даже бревнышка не осталось. Попросились на постой в соседнее село Боровцы, там некоторое время и жили. В мае карательная экспедиция повторилась — где-то неподалеку на партизанской мине подорвался немецкий грузовик. Жителей села повыгоняли из домов, долго допрашивали. Потом для устрашения сожгли несколько изб. Мы снова стали прятаться в лесу.
Домой Ласские вернулись незадолго до освобождения. Нашли уцелевший погреб, в котором разместились сразу три семьи. Вместо двери поставили оконную раму, чтобы дать хоть немного дневного света…
— Думаете, со временем события тех лет забываются, теряют свою остроту? — как будто сам у себя спрашивает последний свидетель. — Нет. Скорее, наоборот. Все явственнее начинаешь ощущать тревогу за будущее. И желание хоть как-то предупредить возможные ошибки поколения, выросшего в тишине и покое послевоенного времени. Да, к счастью, они не знают боль утрат. Они не хоронили близких, погибших при автоматных обстрелах и бомбежках. Не слышали крики заживо сжигаемых людей в охваченных пламенем избах. Не переживали атак страха, стараясь раствориться в болотной жиже при виде автоматчиков, прочесывающих лес… Но они, к сожалению, даже не представляют себе всего ужаса тех последствий, которые могут быть из-за сегодняшнего легкомыслия по отношению к урокам прошлых лет…
begunova@sb.by
В ожидании беды
— Особенно сильно пострадала наша округа, — рассказывает председатель Пальминского сельского исполкома Анфия Березко. — На территории сельсовета были частично или полностью уничтожены 15 деревень. Погибли сотни жителей. В одном Хортово фашисты сожгли 265 человек — не только местных, но и тех, кого пригнали на казнь из соседних населенных пунктов.Сейчас в деревне Хортово на месте гибели и захоронения людей возвышается памятник. Есть он и в красивом агрогородке Пальминка, что в четырех километрах отсюда: когда-то комсомольцы установили мемориал в память о сожженной деревне. Тут сгорело 104 дома, убиты 12 человек.
Повторившие судьбу Хатыни Хортово и Пальминка были восстановлены после войны. На густо посыпанной пеплом земле заново отстроены дома, вновь поселились на деревьях аисты. Вот только погибших людей уже никто и никогда не вернет…
Вместе с главой сельской власти мы едем к последнему свидетелю тех страшных событий. Роберту Ласскому скоро исполнится 96 лет, но он хорошо помнит время оккупации. Для того чтобы о трагедии огненных лет не забывали и потомки, Роберт Станиславович долго трудился над рукописью. Потом дети и внуки на ее основе напечатали книгу, которая и сейчас лежит на его столе.
…Красивый уютный домик. Светлые окна смотрят прямо на дорогу. Роберт Ласский все еще сопротивляется возрасту — живет один и наотрез отказывается покидать родные края, ведь память не отпускает:
Пенсионер Роберт Ласский.
— Нас в семье было четверо. Три сестры и я, младший. Отца забрали в августе 1937-го. За что? Не знаю. Тогда арестовали сразу несколько человек. Так мы больше его и не видели.
А жизнь младших Ласских шла своим чередом. После начала Великой Отечественной Ириада сразу ушла в партизаны — стала бойцом партизанского отряда имени Воронова. Потом перебралась через линию фронта и работала на оборонном заводе в Курске. Старшая Валентина переживала ленинградскую блокаду. А Элеонору немцы угнали в Германию. Забегая наперед, скажу: к счастью, все в итоге остались живы. Сам Роберт Станиславович после войны долгое время возглавлял колхоз. А тогда, во время оккупации, мальчик вместе с матерью прятался от фашистов в лесу, жил в землянке и спал под звуки автоматных очередей.
— Немцы стояли в Городке, — рассказывает ветеран. — Но регулярно наведывались в Пальминку, где некоторое время находился и полицейский участок. Ночью приходили партизаны, которым мы всячески старались помогать, а днем приезжали фашисты. То и дело мы слышали леденящие кровь истории о кровавых расправах в соседних селах, потому и сами были начеку. А когда увидели зарево над Хортово, поняли, что скоро беда постучится и к нам. Мать запрягла лошадь, и мы вместе с другими сельчанами уехали в лес, пытаясь перебраться через линию фронта…
Экспозиция в комплексном музее ГУО «Пальминская средняя школа».
Облава в лесу
Пальминцы долго петляли по непроходимым чащам приграничного Щелбовского леса. Бросались то в одну, то в другую сторону. Роберт Станиславович помнит, как их окружили гестаповцы. Двоих обессилевших стариков — Михаила Курякова и Петра Аникеева — расстреляли здесь же. Остальных стали сортировать кого куда.— Нам с мамой повезло, — вспоминает собеседник. — Я был маленького росточка, для работ не годился. Отпустили… А возвращаться некуда — от нашей деревни даже бревнышка не осталось. Попросились на постой в соседнее село Боровцы, там некоторое время и жили. В мае карательная экспедиция повторилась — где-то неподалеку на партизанской мине подорвался немецкий грузовик. Жителей села повыгоняли из домов, долго допрашивали. Потом для устрашения сожгли несколько изб. Мы снова стали прятаться в лесу.
Домой Ласские вернулись незадолго до освобождения. Нашли уцелевший погреб, в котором разместились сразу три семьи. Вместо двери поставили оконную раму, чтобы дать хоть немного дневного света…
— Думаете, со временем события тех лет забываются, теряют свою остроту? — как будто сам у себя спрашивает последний свидетель. — Нет. Скорее, наоборот. Все явственнее начинаешь ощущать тревогу за будущее. И желание хоть как-то предупредить возможные ошибки поколения, выросшего в тишине и покое послевоенного времени. Да, к счастью, они не знают боль утрат. Они не хоронили близких, погибших при автоматных обстрелах и бомбежках. Не слышали крики заживо сжигаемых людей в охваченных пламенем избах. Не переживали атак страха, стараясь раствориться в болотной жиже при виде автоматчиков, прочесывающих лес… Но они, к сожалению, даже не представляют себе всего ужаса тех последствий, которые могут быть из-за сегодняшнего легкомыслия по отношению к урокам прошлых лет…
Такое не забывается
Мы стоим у памятника сожженным жителям в деревне Хортово. Над братской могилой возвышается белоснежная фигура женщины в трауре. Здесь похоронены маленькие дети, женщины, старики — ни в чем не повинные люди, заживо сожженные фашистами. Одна из версий причин трагедии — месть оккупантов за гибель немецкого офицера, который направлялся в райцентр и подорвался на заминированном партизанами мосту. В архивах есть воспоминания свидетелей о том, что крики и плач людей, которых тут сжигали живьем, были слышны даже в соседних деревнях. Людей согнали в два дома, облили бензином и подожгли. Остальных расстреливали из автоматов и пулеметов прямо у пожарищ. Трупы также бросали в огонь. Особенно зверски каратели обошлись с Пелагеей Соболевой. Они кинжалом вспороли ей живот, облили внутренности бензином и сожгли женщину вместе с тремя детьми…
Разве можно такое забыть? Оправдать? Простить? Ни одна живая душа не способна быть настолько бесчувственной. Памятник в виде скорбной фигуры над могилой погибших в Хортово как набат: «Помните!»
ФАКТ
В феврале 1943 года оккупанты сожгли деревню Синяки. Жителей согнали в коровник, постройку облили горючим и подожгли. Люди кричали, пытались вырваться наружу — их встречали пулеметные очереди. Спастись удалось лишь Нине Матюховой. Она успела сделать лаз у фундамента и выбралась наружу. Пользуясь темнотой, выползла к кустам, что росли рядом с коровником, и ночью добралась до деревни Марченки, где ее подобрали местные жители. Но таких историй в сожженных оккупантами деревнях — единицы.
ФАКТ
В феврале 1943 года оккупанты сожгли деревню Синяки. Жителей согнали в коровник, постройку облили горючим и подожгли. Люди кричали, пытались вырваться наружу — их встречали пулеметные очереди. Спастись удалось лишь Нине Матюховой. Она успела сделать лаз у фундамента и выбралась наружу. Пользуясь темнотой, выползла к кустам, что росли рядом с коровником, и ночью добралась до деревни Марченки, где ее подобрали местные жители. Но таких историй в сожженных оккупантами деревнях — единицы.
ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА
Городокский район был оккупирован немецкими войсками с 9 июля 1941 года до 24 декабря 1943-го. Фашисты включили район в состав территории, административно отнесенной к тыловому району группы армий «Центр». Вся полнота власти в районе принадлежала нацистской военной оккупационной администрации — она действовала через созданные вермахтом полевые и местные комендатуры. 13 деревень района были полностью сожжены вместе с жителями. В общей сложности на городокской земле разрушено свыше 180 населенных пунктов, 35 из них так и не были восстановлены. Расстреляны и замучены пытками более 16 тысяч человек.
Городокский район был оккупирован немецкими войсками с 9 июля 1941 года до 24 декабря 1943-го. Фашисты включили район в состав территории, административно отнесенной к тыловому району группы армий «Центр». Вся полнота власти в районе принадлежала нацистской военной оккупационной администрации — она действовала через созданные вермахтом полевые и местные комендатуры. 13 деревень района были полностью сожжены вместе с жителями. В общей сложности на городокской земле разрушено свыше 180 населенных пунктов, 35 из них так и не были восстановлены. Расстреляны и замучены пытками более 16 тысяч человек.
begunova@sb.by