Композитор Николай Набоков, двоюродный брат знаменитого писателя, учился музыке в имении близ Новогрудка
Пока Владимир Набоков писал свою «Лолиту», в Америке уже вовсю гремело имя его однофамильца — Николая Дмитриевича, композитора. Что у них общего? Историки свидетельствуют: «Николай Набоков — тех же корней, что и его брат–писатель. У них общий дед Дмитрий Николаевич — министр юстиции в царствование Александра Второго и Александра Третьего; общая бабушка — Мария Фердинандовна, урожденная Корф. Отцом будущего композитора был Дмитрий Дмитриевич Набоков, женившийся на Лидии Эдуардовне Фальц–Фейн, в чьей усадьбе Любча, близ Новогрудка Минской губернии, прошла половина детских лет Николая. Родители скоро разошлись, и воспитывать мальчика матери помогал отчим Николай Федорович фон Пойкер (дядя Коля), соседский помещик, в имение Покровское к которому Николай с трехлетнего возраста приезжал, как домой. Именно в Покровском он и пристрастился к музицированию на старом угловатом рояле. Рояль был непрост: его, по преданию, благословил сам Чайковский. В 1911 году восьмилетнего Николая Набокова привезли в Петербург, где он время от времени стал видеться со своим отцом Дмитрием Дмитриевичем...»
Что представляли собой Любча, новогрудские окрестности, где начинал формироваться талант будущего композитора, в начале минувшего века? Многие события тех лет восстановить уже достаточно трудно. Но мы попробуем. Во второй половине XIX века имением Любча владела Мария Гогенлоэ, которой в 1888 году принадлежало 11.761 десятина земли. Спустя 10 лет она продала имение за 2.348 рублей братьям Фальц–Фейнам. Кто знает, возможно, поводом для этого послужило то, что семья Гогенлоэ не имела российского подданства. А это создавало определенные юридические сложности в пользовании имением. В 1904 году Любчу вместе с 4.200 гектарами земли купила у своих братьев Лидия фон Пойкер (фамилия матери композитора по второму мужу). Удалось отыскать сведения и за 1911 год — газетную заметку в «Минских губернских ведомостях» и информацию в «Списке землевладельцев Минской губернии». Тогда у Пойкер было 3.676 десятин земли вместе с имением Делятичи. А у братьев Фальц–Фейнов — по 1.524 десятины у каждого.
В Любче мы повстречались с известным в новогрудской стороне краеведом Михаилом Карповичем.
— Вы спрашиваете о Любче начала минувшего века? — Михаил Михайлович перебирает старые фотографии. — Конечно же, давние традиции центра светского книгопечатания к тем временам были уже утрачены. Но Любча все равно оставалась поселением необычным. Сам факт, что у нашего местечка было два герба, говорит о многом. А тогда, в 1900–е, насчитывалось здесь около 450 домов, 3.420 жителей. Работала церковноприходская школа. Были в Любче аптека, трактир, 2 корчмы, пивная лавка. Работали 2 лимонадных завода и еще сырзавод. Теперь уже, разумеется, старожилов, знавших Пойкер и ее первого мужа Дмитрия Набокова, не сыщешь...
Вероятно, после развода Дмитрий больше и не приезжал в Любчу. Но ведь Лидия Эдуардовна, насколько известно, ушла из жизни в 1937 году... Говорят, что похоронена она в Вильно. Из скудных обрывочных сведений формируется следующая картина. Лидия Эдуардовна, по всей вероятности, к хозяйствованию в любчанской усадьбе относилась далеко не как к главному делу своей жизни. Младшую дочь Пойкер выдала замуж за князя Мирского, владевшего имением Мир в 50 километрах от местечка, в Кореличском районе. Оставаясь владелицей имения в Любче, Лидия Эдуардовна большую часть года проводила в Вильно. Дела в имении как–то не складывались. И усадьбу заложили за долги в Земельный банк. Когда вышли сроки выплаты долга, земли банк разделил на участки и продал окрестным крестьянским хозяйствам. А во владении семьи Пойкер осталась территория бывшего Любчанского замка на берегу Немана, большой сад, парк возле имения и лесные угодья.
...Может быть, со временем впечатления от встреч с замком и легли в основу каких–то музыкальных фантазий Николая Набокова. К тому же вполне вероятно, что композитор гостил в Любче и в более зрелые годы.
В 1937 году Лидия Эдуардовна умерла. Имение переписала на сына. Но и он «хозяйствовал» если не через пень–колоду, то уж точно «через океан». Жил–то Николай Дмитриевич с 1929 года в Америке. Туда уехал из Парижа после смерти Дягилева, которому писал музыку для «Русских сезонов». Кстати, набоковскую музыку — балет–ораторию «Ода», написанный для Дягилева, — заметили и в Советском Союзе. Музыковед Борис Астафьев писал: «О многих страницах его музыки можно сказать, что они напевны, даже проще, что поют». В США Набоков начал работать с «Русским балетом Монте–Карло». Успех получила постановка «Мирный союз», основу которой составили напевы полузабытого американского фольклора. Работоспособности Николая Дмитриевича удивлялись все — один за другим композитор создает балеты «Жизнь Полишинеля», «Напрасные усилия любви», «Последний цветок», симфонию «Молитва», элегию «Возвращение Пушкина», кантату «Америка была надеждой». Перелагает на голоса с оркестром 5 стихотворений Анны Ахматовой и 4 стихотворения Бориса Пастернака. Если бы можно было произвести «замер» внутренней энергетики, то интересно, сколько ее в эти произведения вошло из любчанского детства Набокова?..
И чей он композитор — американский, русский или хоть немножко белорусский? Речь не о национальном в искусстве уроженца Новогрудчины. Николай Дмитриевич не только обладал огромным творческим потенциалом, но успел его реализовать. Свидетельством тому и уже названные произведения, и те фестивальные проекты, которые были осуществлены в самых разных странах мира. В 1952 году Набоков возглавляет «Парижский фестиваль XX века». Через два года — музыкальный фестиваль в Риме.
Судьбой своей Набоков чем–то похож на Шагала. Вспомните, какой длинной была дорога художника по возвращению в Витебск, на родину. «Протопчет» ли себе музыка Набокова хотя бы тропинку в родную Любчу?..
«В воздухе пахнет весной. Не могу уснуть, только иногда кто–то всхлипывает да доносятся слова странной печальной песни, поет женщина... Надо мною — звезды. Передо мною — море, безбрежное, необъятное...» Такими словами заканчивает Николай Набоков первую часть своей мемуарной книги, где рассказывается и о любчанском детстве, и об отрочестве, проведенном в заповеднике Аскания–Нова. Кстати, основанном его дядей Фридрихом Фальц–Фейном, происхождением тоже, разумеется, из новогрудских помещиков. Но это уже другая история. И она, разумеется, родилась не без любчанских звезд.
А сегодня в Любче восстанавливают въездную башню. Краевед Карпович обстоятельству этому рад неслыханно.
Николай ГАЙБА.
