Часовое дело на территории Беларуси вообще развивалось быстрее, чем в восточных губерниях. Когда Екатерине II из Англии и Франции привозили маятниковые и карманные часы, у нас уже были свои зекгармистры (так, на западный манер, в XVI веке у нас называли часовщиков). Среди белорусских мастеров фигура первой величины — Генрих Сон. Его мастерская работала с 1840 года, когда Одемар, Габю и К.Фаберже даже не родились. Он в середине XIX века и вывел белорусское часовое дело на международную арену — на выставках в Лондоне и Париже. О его уникальных карманных часах упоминается во многих исторических документах. Но, если покопаться в архивах, выясняется, что часовых мастеров на нашей земле не один и не два, а целая плеяда. И многие, чьи имена сегодня забыты, а сведения об их жизни утеряны, тоже прославили свою родину.
Историк Анатолий Титов.
Историк Анатолий Титов 14 лет собирал информацию о часовых мастерах на белорусских землях для книги «Зэгармiстры Беларусi». В России аналогичными исследованиями занимался советский историк науки и директор Музея М.В.Ломоносова Академии наук СССР Валентин Ченакал. В его книге, изданной Антикварным хорологическим обществом в Лондоне, собраны имена 250 российских мастеров часового дела с 1400-х по 1850-е годы, из которых 50, представьте, уроженцы Беларуси, в том числе и Генрих Сон, и Евна Якобсон, и Хаим Раковский, который на первой губернской выставке в Минске в июне 1837 года экспонировал «часы собственной отделки». Напольные часы его работы, кстати, сохранились до сих пор — они стоят в кафедральном соборе Вильнюса.
— Я же насчитал свыше 650 белорусских мастеров начиная с XVI и до начала XX века, — уточняет Анатолий Титов. — Но их может быть и больше. Ведь часть архивов белорусских городов находится теперь за границей и не исследована. Речь, к примеру, о могилевских исторических фондах. Во время Великой Отечественной войны полностью сгорело здание архива, погибло 1.200 фондов (620.000 единиц хранения). Из-за этого, скажем, по сохранившимся источникам больше всего часовщиков было в Витебске — почти 190, примерно столько и в Минске. А в Могилеве — всего 2. Но и в архивах Минска, Варшавы, Ленинграда, Кракова, где я работал, уверен, найдется еще немало интересного. Например, в метриках ВКЛ я нашел упоминание о брестском замковом зекгармистре Сымоне Яновиче, который 28 июня 1593 года получил за свою работу от короля польского и великого князя литовского Жигимонта III Вазы усадебный участок в Берестье (современный Брест) и сенокосное угодье в Козловичах, там, где сейчас погранпереход. Кстати, он был еще и оружейником — делал рыцарские доспехи и амуницию коня… Часовщики в те времена считались элитой среди ремесленников.
По следам Потемкина
Самая важная веха в истории часового дела относится к белорусскому городку Дубровно, где была первая в России мануфактура карманных часов. Основал ее в 1784 году Григорий Потемкин, которому достались эти земли «от щедрот матушки-императрицы». Если честно: фабрика не первая, но наиболее успешная. Князь умел ценить изящные вещи и технические новинки. Поэтому он переманил в белорусскую глушь шведского мастера Петра Нордштейна из Петербургской академии художеств. Выделил кредит в 12 тысяч рублей на 10 лет под 5% годовых и 65 десятин земли, чтоб рабочих мог кормить. И в условиях более жестких, чем подобные фабрики в Москве и Петербурге, которые появились чуть раньше и пользовались разными льготами, но не добились результатов, Петр создал прибыльное производство.
Историк Андрей Киштымов.
— Ему были отданы полсотни крестьянских детей 14 — 16 лет, из которых треть ничего не могли и не хотели, кроме как коров пасти, — рассказывает историк Андрей Киштымов, — остальных он обучил какой-то специализации: одни делали корпус, другие рисовали цифры и обливали циферблат эмалью, третьи отделывали пружины и изготавливали цепочки. А потом это все собиралось и регулировалось. Такое разделение труда было уникальным, потому что даже у швейцарцев таких мануфактур еще не было, максимум — мастер и ученики. В Дубровно же дело шло полным ходом: в месяц — по 10 карманных часов. Потемкин был доволен и преподносил свои часы в золотых и серебряных корпусах высокопоставленным лицам в подарок. Фабрика стала поставщиком императорского двора, на открытый рынок такие изделия почти не попадали.
Главное ноу-хау дубровенской фабрики — токарные станки, которые приводились в движение водяным колесом, а не ножным приводом, как раньше. Механизмы получались более точными, а часы — конкурентоспособнее. Затраченные на мануфактуру средства в считаные годы окупились. И когда Потемкин умер, Екатерина II приказала выкупить у его наследников фабрику вместе со всеми станками, деталями, корпусами и мастерами и с Нордштейном во главе перенести в Купавну под Москвой. Там она просуществовала на полной самоокупаемости до самой войны 1812 года. В Эрмитаже сохранился всего один экземпляр часов, на которых имеется надпись «Фабрика Дубровенская». А в Дубровно о славном прошлом напоминает сегодня 13-метровая башня с часами, которую установили лишь в прошлом году.
Напольные часы брестского зекгармистра Иоганна Готтфридта Шмидта 1767 г. (хранятся в музее города Бреста).
С Дубровно связывают еще одно имя — Федора Ковальского. Слава о нем пришла из Кременчуга и Екатеринослава (современный Днепр), где он был первым и единственным часовым мастером. Как появилась версия, что он из Дубровно? Григорий Потемкин же и основал Екатеринослав, планируя сделать его третьей столицей Российской империи. А пока город строился, князь, назначенный генерал-губернатором Новороссийского края, жил в Кременчуге и «с 1786 года начал вызывать разного рода ученых и художников и водворять их…» О Федоре Ковальском писали, что он изготавливал невиданные до того будильники. Сохранилось одно из описаний: «Размер часов в диаметре — 5 английских дюймов. Циферблат белый финифтяный с арабскими цифрами в 3 ряда. Верхний ряд цифр означает минуты, средний — большими цифрами — часы, а нижний — числа дней в каждом месяце...» Точь-в-точь часы дубровенской фабрики!
Из истории Днепра известно, что в начале XIX века часовой мастер «владел участком на углу Торговой площади и Большой дороги», где сейчас известный дом Хренникова. То есть Потемкин, вероятно, еще и обеспечил ему все условия — ссудил денег на мастерскую или предоставил оборудование, которое потом отрабатывалось. Многие экспонаты были столь оригинальны, что и поныне вызывают удивление профессионалов: к примеру, дилижансные часы с тремя заводными барабанами или фузионный механизм на цепях Гауза. На аукционе Сотбис в 2012-м часы Ковальского 1790 года были проданы почти за 14 тысяч долларов. Его карманные часы времен Екатеринослава можно увидеть в финском музее часов, есть они и в частных коллекциях.
Золотая пуля Генриха Сона
Серебряные каретные часы с боем Ф.Ковальского примерно 1790 г., проданные на аукционе «Сотбис» за 13.750 USD.
— Образно говоря, это как Олимпиады для спортсменов. Лучший индикатор промышленных достижений страны. Меня главным образом интересовало, как на них была представлена наука и техника Беларуси. И я не прогадал: в наградных списках оказалось немало наших ученых и изобретателей. И один из первых — часовщик Генрих Сон на Всемирной выставке в Лондоне в 1862 году.
«Сонъ из Могилева» за часы с механизмом собственного изобретения был удостоен «почетного отзыва». Причем в своем деле он был единственным экспонентом от Российской империи. Через 5 лет о его часах уже говорили на выставке в Париже. Там были и знаменитые французские, английские, швейцарские фирмы, которые в часовом деле так далеко ушли, что сравнение с ними было немыслимо. И экспонентов от России было уже шестеро. Всего же 17 стран и более полутысячи экспонатов! Однако Сон опять получил награду: «почетный отзыв» за маленькие сферические часы, которые можно носить вместо брелока в форме небольшой золотой пули.
— Для изобретателей, ремесленников и ученых выставки были местом, где они могли пройти проверку на соответствие мировым стандартам, — говорит Андрей Киштымов. — Кроме того, это был вопрос рекламы. Награда с такой выставки тут же становилась украшением вывески (самая высокая — это право изображать государственный герб!) и позволяла мастеру развернуться по полной. Кто в них мог участвовать? В принципе, любой. Создавалась особая комиссия по подготовке русского отдела. Рассылались по губерниям и уездам листы с информацией о выставке, требованиях и правилах, мол, известите, найдите желающих. Чаще всего поступал стандартный ответ: «Таковых не имеется». Или же находили умельцев, они писали в Санкт-Петербург, отправляли туда свои экспонаты, которые собирались и отправлялись пароходом в Лондон или железной дорогой в Париж. Едва ли Генрих Сон собственной персоной стоял возле своей витрины с часами. Страховка и доставка экспонатов на всемирные выставки, размещение их в русских отделах, демонтаж и затем возвращение в Россию проходили за счет казны.
Самые первые мануфактурные белорусские часы 1787 — 1792 гг.
Химик-технолог и тайный советник Российской империи Модест Киттары, которого отправляли на первые всемирные выставки как засланного казачка — сравнивать научный потенциал страны с другими государствами, — часы могилевского мастера не обошел вниманием. Главный их интерес, писал он, в том, что рубчатые колеса часового механизма расположены не в двух плоскостях, а в четырех или в пяти друг над другом, что дало возможность сократить в несколько раз диаметр карманных часов. А еще Модест нашел Генриху Сону конкурента на парижской выставке в лице английского экспонента Hancock. Son and С, представившего богатую коллекцию часов такого же точно устройства и такой же точно внешней формы. «Любопытно это совпадение мыслей изобретателей», — писал Киттары. Иногда изобретения происходили в разных государствах практически одновременно и независимо друг от друга. Иногда в одной стране высказывалась идея и создавался прототип, а массовое производство шло уже в другой. Не просто так Генрих Сон запатентовал свои часы в 1852 году в Бельгии…
После имя Сона встречается только на Всероссийских мануфактурных выставках в Петербурге и Москве, где его мастерство оценили бронзовой медалью. Увы, наследство Генриха кануло в Лету, несмотря на то что объем годового производства его мастерской достигал 15 тысяч экземпляров и существовала она более 40 лет. Стоили его хронометры в те времена невероятных денег. «Полухронометр золотой, обыкновенного устройства, завод без ключа — 112 рублей». И это не предел. Месячного завода — 360 рублей, годового — 750, а если еще и драгоценными камнями усыпаны, то и 1.300. Представьте: тогда два вола стоили 28 рублей, корова — 15 рублей, дом из саманного кирпича — 29, а за 500 и вовсе поместье с лошадьми и домом можно было купить.
Впрочем, вполне возможно, хранятся часы «Сона из Могилева» где-нибудь в архивных фондах европейских музеев. Ведь витрина с его хронометрами могла быть запросто распродана на этих выставках, какие-то экспонаты подарены. Не исключено, что когда-нибудь мы о них узнаем. Как о часах Шмидта Иоганна Готтфридта.
— Спасибо каунасскому музею, который передал в Брест эти напольные часы в 1958 году, — замечает Анатолий Титов. — Отдали лишь потому, что на циферблате выгравирована надпись Brzesc 1767. А по верху — скорее всего, имя часовщика Иоганна Шмидта. Фрагмент украшения этих часов — сердце, пронзенное стрелой. Сама история мастера и его часов неизвестна.
Экспоненты часового дела из «Указателя Русского отдела Парижской Всемирной выставки 1867 г.».
Робототехника XIX века
Вошел в историю в конце XIX века и минский часовщик Абрам Лейзеровский. Его мастерская располагалась на Захарьевской улице (ныне проспект Независимости) в 79-м доме, а затем переехала в 70-й. О нем были наслышаны далеко за пределами белорусских губерний. В 1885 году он удостоился похвального листа Санкт-Петербургской ремесленной выставки. От его часов нам осталось только восторженное описание в газете «Минский листок» за 1897 год: «Они устроены в виде крепости, высотой в полтора аршина, окруженной рвом. Часы установлены на башне, по верху которой непрерывно двигается часовой, другой же через каждую минуту выходит из будки. Внизу полукругом проведена железная дорога. Через каждые пять минут выходит поезд с несколькими вагонами и проходит по этому пути. Навстречу поезду выскакивают три солдата: один звонит в колокол, другой выставляет флаг, а третий опускает шлагбаум. В то же время во рву, наполненном водою, двигается пароход, и несколько солдат отбивают нападение неприятеля, желающего прорваться через мост».
Самые старинные ратушные часы в Европе, по версии некоторых историков, работают в Фарном костеле в Гродно. Время их создания — начало XVI века. Имя мастера история не сохранила, скорее всего, он был из Гданьска. Зато механизм, сделанный им, до сих пор отсчитывает время. Даже в знаменитых курантах в Праге первоначальный механизм был в ходе реставрации заменен электрическим. А в гродненских — оригинальный.
Эти часы-игрушка имели суточный завод. Мастер работал над ними более двух лет. Еще более сложный механизм, на который он потратил пятилетие, Лейзеровский представил в 1909 году на Международной выставке часов, ювелирных и механико-оптических изделий в Петербурге. Это были часы-автомат в виде замка в готическом стиле. Из одних ворот в другие проходила железнодорожная колея. Через каждые 7 минут сторож на платформе давал звонок, слышалась музыка. Из средних ворот показывалась публика, которую встречал жандарм. Из правых ворот выезжал поезд с пассажирами. Ровно через 7 минут сторож давал знак флагом об исправности пути, поезд трогался, скрываясь в левых воротах, и публика уходила…
Часы Ф.Ковальского нач. XIX в. из частной коллекции.
— Мы можем гордиться часами Лейзеровского, как гордится Прага своими старинными курантами с движущимися фигурками, — замечает Андрей Киштымов. — Он вышел за пределы часового дела. Это уже были механизмы, которые работали без участия человека, причем в течение длительного времени. Умения часовщиков еще в те времена граничили с наукой. В часах нужно было сердце, хронометр. Даже солидные ученые, скажем, физик Гюгенс, изучали движение маятника. Не говоря уже об их миниатюризации, а она была невозможна без развития оптики. Часовщики и этим занимались. Это робототехника того времени, автоматика. И то, что Беларусь одна из немногих, где есть свой часовой завод, — это всецело наше достижение, у истоков которого стояли отечественные мастера, шедшие в ногу с мировыми производителями. К слову, первые электронные наручные часы в СССР начали выпускать на минском заводе «Интеграл». И сегодня часы нашего производства помогают следить за временем, перестав быть роскошью и показателем статуса. Точность ныне — удел не только королей.
kucherova@sb.by
