Народный художник Беларуси Владимир Товстик считает, что каждый автор должен создать свой мир

Мастер образов

Критики и коллеги называют его рыцарем портрета. Но сам Владимир Товстик предпочитает, чтобы к нему относились просто как к художнику. У него большое количество званий и наград, в том числе Государственная премия. Однако он любит говорить больше не о них, а о своем творчестве — портретах, пейзажах, натюрмортах, где за простыми сюжетами прячутся глубинные смыслы. Мы прошлись с Владимиром Антоновичем по Национальному художественному музею, где сейчас проходит его персональная выставка «Территория портрета. Ближний взгляд», и поговорили о портретах, посвященных его коллегам, новом поколении художников и умении понимать изобразительное искусство.

— Сегодня достаточно редко на выставках художников можно встретить портреты. Как вам кажется, почему современные мастера мало обращаются к этому жанру?

— Не готов судить коллег. Могу рассказать, как возникла идея моей выставки «Территория портрета. Ближний взгляд», основу которой составляют работы, посвященные белорусским художникам. Это не просто серия портретов. Это музейный проект. А музей — мистическое место, где встречаются изображения людей разных эпох. На втором этаже ночью ходит Екатерина II, на третьем бродит Иосиф Сталин. Вот и подумал, а почему в Национальном художественном музее не могут пообщаться между собой творцы, чьи работы здесь хранятся?

Портреты своих коллег я начал писать достаточно давно. Человек живет в мире, соприкасаясь с другими людьми. Эти взаимоотношения и формируют личность. С кем-то общался ближе, с кем-то дальше. У всех разные характеры, разные темпераменты. Кроме того, меня как человека, имеющего дело с визуальной культурой, захватывают какие-то внешние характеристики. Я понимаю, что более пластично, что более выразительно. Моей целью не было написать портрет ради портрета. Казалось бы, что проще, чем изобразить художника? Поставь мастера на фоне его работы и напиши портрет. Но ведь тогда я буду копировать его работу! Я постарался своими средствами и умением высказать свое представление об этом человеке. Поэтому зритель видит и одиночные, и двойные, и тройные портреты.

Памяти художника Владимира Кожуха, 2018 г.

— Владимир Антонович, вы часто изображаете людей, которых мы уже никогда не увидим вживую. Портрет Александра Кищенко, например, создан через 19 лет после смерти художника. Насколько сложно создавать подобные работы, восстанавливать воспоминания спустя годы? Многое ведь стирается из памяти.

— Но образ всегда остается! Представление художника о том, что он хотел бы сказать о человеке, формируется сразу. Есть разные типы авторов. Есть те, кто выходит на пленэр и пишет пейзажи, этюды. А есть те, кто занимается сюжетными картинами или портретами. И такие художники, конечно, не могут заставить человека позировать им сто сеансов, особенно в наше быстротекущее время. Они аккумулируют впечатления, собирают материалы, анализируют взаимоотношения… Это сложный процесс. Но лично я работаю таким образом.

Портрет Василия Сумарева с дочерьми Дашей и Катериной, 2018 г.

— Мы редко встречаем портреты в музеях, но ими просто завален интернет. Многие предлагают написать портрет маслом с фотографии. И результат действительно сложно отличить от оригинала. Как вы относитесь к такому творчеству?

— Это зарабатывание денег. Человек, пишущий такие портреты, — ремесленник, который более или менее владеет ремеслом. Пусть. Людям не запретишь что-то делать. Это их выбор. «Территория портрета. Ближний взгляд» — музейный проект. И если честно сказать, я не рассчитываю, что завтра ко мне придет, скажем, Александр Ксендзов, у которого полно своих произведений, и купит написанный мною портрет. Я написал то, что мне хотелось. А я хотел, чтобы Ксендзов и другие коллеги остались в истории.

— Чтобы зваться художником, недостаточно умело владеть кистью. А что, на ваш взгляд, определяет настоящего художника?

— Степень проникновения и образности того, что он делает. Портрет — это не только сходство. Это желание и возможность понять человека, создать его образ, формулу. Возьмем классика русского искусства Илью Репина. У него есть портрет «Протодиакон». Смотришь — и сразу прочитываешь характеристику: это человек, который любит выпить. Больше образ ни о чем не говорит. А вот классик портрета Диего Веласкес. Он придворный живописец. Пишет короля Филиппа IV и, казалось бы, должен ему льстить. А в портрете скрыта такая глубина! Художник представляет короля как значимую фигуру, одновоременно не опускает его «габсбургскую челюсть», с сочувствием относится к этому королю, сострадает ему, оценивает. Многогранность характеристик при великолепном мастерстве — вот что определяет шедевр.

Портрет Александра Кищенко, 2016 г.

Почему всем нравится «Джоконда» Леонардо да Винчи? Она изображена в переходном состоянии: не то полуулыбка, не то полуусмешка… Каждый зритель, глядя на портрет, накладывает на него свои ощущения, и он отдает им обратно соответствующую энергетику. В нашем музее есть точно такой портрет — Федора Рокотова. Просто его никто не раскручивает. А большинство людей сами не умеют читать искусство.

— Вы заведуете кафедрой рисунка БГАМ с 1976 года. Скажем, есть с чем сравнить. Как оцениваете новое поколение художников?

— Оценить время, в которое живешь, очень трудно. Его оценивают тогда, когда оно проходит. Всегда есть, были и будут талантливые люди. Задача педагога — помочь человеку не стать твоим клоном, а остаться самим собой. Академия искусств этим и занимается. Она учит грамоте, передает накопленный опыт, а художник дальше формируется сам. У нас некоторые удивляются: «Как так?! Художник окончил Академию искусств и не может чего-то там сделать…» Но это не токарь. Если он написал в интернете, что создаст произведение, от которого все упадут, это не значит, что так и произойдет. Пока художник не создаст свой мир, свое видение, он будет заниматься ремеслом.

— И на создание этого мира может уйти не один год…

— Конечно. Судьбы художников складываются по-разному. Одни в юности выплескивают свой талант. Сделал художник дипломную работу — и все помнят лишь ее, остальные работы не дотягивают до этого качества. Другие, как Рембрандт, с годами только накапливают знания, совершенствуют способность видеть и чувствовать.

— Владимир Антонович, вы называете себя «учителем рисования». Но как-то уж слишком просто для такого мастера, как вы.

— Можно сказать — профессор рисования. Но какая разница? Ведь я действительно учу людей рисовать, учу понимать, что такое искусство, пластика, организация плоскости… В основном люди так оценивают произведения искусства — похоже нарисовал или нет. Но за каждой работой стоит столько всего! Мы живем в веке, когда наша информация перенасыщена изображениями. Ежедневно просматриваем десятки, сотни иллюстраций. И каждый считает себя экспертом в этом деле. Но визуальная культура не такая простая. Ее, как и музыку, мало кто понимает без образования. Мы идем в школу, и нас учат писать буквы, сочинять тексты, искать смыслы. Такая же грамота присутствует и в изобразительном искусстве.

Художник Владимир Басалыга, 2009 г.

— Некоторые авторы говорят, что не могут чего-то сделать, потому что нет вдохновения. А для вас существует это понятие?

— Вдохновение? Я не знаю, что это такое. Если человек решил чем-то заниматься, он делает. И когда у него получается, когда он видит результат, который его удовлетворяет, вот это, пожалуй, и есть вдохновение. Но для этого работать надо. Проникать, думать, пробовать, решать. Вдруг ничего не случается.

СПЕШИТЕ ВИДЕТЬ

Персональную выставку народного художника Беларуси Владимира Товстика «Территория портрета. Ближний взгляд» в Национальном художественном музее можно посетить до 28 апреля. На выставке, приуроченной к 70-летию мастера, представлено более 30 его работ разных периодов.


Полная перепечатка текста и фотографий запрещена. Частичное цитирование разрешено при наличии гиперссылки.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter