Клио в растерянности

Богиня истории, Клио, действительно демонстрирует чудеса толерантности. На всех континентах и особенно в Европе Клио приспосабливают к новым веяниям, национальным интересам, политическим запросам элит. 

Вот нынче все мы стали свидетелями конфликта между Польшей и Украиной, связанного с целым рядом решений, принятых обеими сторонами. В этот известный спор активно вмешивается Израиль, полагающий, что рядом своих «исторических» решений Польша пробует отрицать Холокост. Поляки с этим не согласны, как не согласны украинцы с квалификацией действий бандеровцев. Стали появляться законодательные акты, преследующие любого гражданина, который бы позволил себе усомниться в чистоте намерений именно национальных, патриотических сил. Стрелять из танков и пушек по поводу оценки событий прошлого все же неправильно, поэтому сегодня споры переместились в правовую сферу. Скажем, можно легко попасть в тюрьму за интерпретацию конкретного исторического действа, например, была Волынская резня или же все это издержки кровопролитных военных столкновений? Похожий закон действует и в России: надо защищать ту интерпретацию прошлого, которая важна нам и в истинности которой мы уверены.

Но все это, в принципе, известные вещи. Гораздо более интересным представляется вопрос иного порядка: а что ж так податлива Клио, почему подобные противоречивые решения не исчезают со временем, а лишь множатся? Основных причин три. Первая — это спорность научного статуса науки истории (да и не только истории) в ряду иных гуманитарных наук. Почему такую остроту не приобретают, например, споры в филологии? По причине того, что специфика гекзаметра как стихотворного размера глубоко «до лампочки» представителям массовых общественных движений. А вот что говорил и о чем молчал Иосиф Сталин во время войны — предмет не просто споров, а дискуссий, которые кончаются инфарктами и публичным мордобоем. История в этом смысле очень человеческая наука, где разделить того, кто изучает ее, и сам предмет изучения в сущности невозможно.

Вторая причина связана с возможностью найти фактически любые аргументы для доказательства (опровержения) любого из нынешних тезисов, имеющих большой мировоззренческий, политический интерес и перспективы. Прошлое действительно представляет собой кладезь артефактов, выбрать из которых нужный — дело исключительно вкуса и личного пристрастия. Причем артефактов не мертвых, а живых, живущих в памяти нынешнего и будущих поколений, имеющих личный характер, сохраненных в генотипе нации. Хотите примеры героических действий участников Сопротивления — их известно масса, несложно найти еще. Желаете обратное, доказать, что и в числе их были люди мутные, бандиты и насильники, вам легко представят примеры — все зависит от желания и политического заказа. Вопрос здесь вот в чем: а можно ли все же добиться того, что мы называем исторической истиной? Чтобы не было подобных спекуляций? К сожалению, чаще всего это невозможно. А потому на первый план выдвигается то, что мы называем «поиском новых исторических фактов», «историческим воспитанием», пропагандой и агитацией. Делу существенно мешает и продолжающий быть модным постмодернизм, очень удобная методология: сколько мнений, столько и исторических правд, истины нет, есть интерпретационное своеволие.

Есть и третья причина, которая на первом плане: мотивы личной, семейной, национальной мести, желание отдать исторические долги, ущемленное самолюбие, предания и традиции. Это очень мощный фактор. Вот посмотрите на некоторые  очерки Юлиана Семенова, автора романов «про Штирлица». Ведь Семенов — советский человек, патриот, для которого и правда одна, и истина не нуждается в интерпретациях. Но отец был репрессирован, и писатель пишет пронзительные до боли статьи, в которых протестует против культа личности и его последствий, читать эти тексты тяжело. Как он сам мучился, когда писал свой последний роман, где Штирлица терзают в подвалах Лубянки, но ведь написал все же. И здесь нет иного выхода, кроме как говорить правду. Какая есть эта правда. Убивали — так и сказать. Сами героически гибли — не прятать в архивы. Тогда, во всяком случае, можно смотреть в глаза друг другу и доказывать собственную правду без камня за пазухой.

Будем честны: многие решения вне компетенции Клио. За нее привыкли решать и решают — голосованием, дебатами в парламентах, общественным мнением, и часто социологический опрос имеет большую значимость, нежели откопанный археологами реликт. Так было, есть и, очевидно, будет. Но правильным здесь будет, бесспорно, наличие баланса между политикой и наукой, историей и социальным заказом. Любой перекос в этих отношениях приведет к недолговечности принятого решения, каким бы нужным он в данный момент ни казался.