Изменения до неузнаваемости
12.11.2010
— Ошибкой Сашурина, думаю, стало то, что он начал бороться с существовавшей системой, — говорит Попов. — Тогда как нужно было просто работать и решать насущные проблемы теми средствами, которые доступны. Я не разговаривал с Вадимом на эту тему, но, мне кажется, он поспешил расстаться с лыжными гонками. Не бывает же так, что человек приходит на новое место и у него сразу все получается. Мне, например, было трудно стать тренером, трудно и сейчас начинать работу с лыжниками.
— С биатлоном связи, подозреваю, тоже не обрубили?
— Конечно, ведь столько лет отдано. И за выступлениями ребят буду следить обязательно. За Сергеем Новиковым, который своим упорством и работой достиг многого. Правда, пройти огонь и воду чаще оказывается гораздо легче, чем справиться с пресловутыми медными трубами.
— Думаете, что Сергей зазнается?
— Не думаю. Более того, я считаю, что если Новикову удастся сохранить холодную голову на волне успеха, он еще многого сможет добиться. Но ведь в мыслях любого человека разобраться очень непросто. А спортсмен за совершенно короткий промежуток времени может и вовсе измениться до неузнаваемости. Примеров, в том числе и в нашей биатлонной сборной, хватает.
— Уж не Алексея Айдарова ли вы имеете в виду?
— Его. Леша был прекрасным человеком. Хотя, почему был? Мы с ним очень давно не виделись, и я не исключаю, что сейчас у него что–то внутри перекипело и он вновь взглянул на мир под правильным углом. Хотя что только ни делали, чтобы вернуть его «на землю». И по–хорошему, и по–плохому. Я даже на родину к нему ездил, пытался уговорить вернуться обратно. Самое интересное, что до Олимпиады в Нагано мы выступали в одной команде, жили вместе, и я даже считал его своим другом. Но когда в голове звучат эти самые «трубы», очень сложно увидеть что–то вокруг и не потерять землю под ногами. Вы посмотрите, что с Андреем Арямновым творится. Или наш Леня Корнеенко. Мне Камоцкий рассказывал, что после той «серебряной» гонки Леониду одного вечера хватило для того, чтобы забыть обо всех обстоятельствах, поднявших его на пьедестал, и решить, что эта медаль — исключительно личная заслуга. И таких примеров я вам могу гору привести.
— Вы тоже поднимались на вершину...
— У меня немного другая ситуация. Прежде чем стать олимпийским чемпионом, я провалил первую дистанцию. Приехал на Игры лидером команды, «сгорел», как молодой, и показал худшее время среди всех ребят из нашей сборной. По существовавшим тогда правилам последнего на спринтерскую гонку не ставили, и я остался за бортом. Потом, конечно, была эстафета, было «золото», но этот холодный душ вначале меня очень хорошо освежил.
— Сейчас, говорят, молодежь другая стала, падкая на славу.
— Молодежь во все времена такая была, а иммунитет к звездной болезни всегда зависел от характера. Ведь Новиков и сейчас продолжает тренироваться, а Корнеенко куда–то пошел, где–то упал, что–то сломал...
— Со всяким могло случиться.
— Можно, конечно, и на тренеров кивать: недосмотрели, дескать. Но ведь человеку 25 лет! И, например, Сергей Долидович за 37 лет почему–то никуда не вляпался. И Новиков другой. Хотя биатлонисты — они вообще по сути своей более дисциплинированные. Возможно, это обращение с оружием сказывается, но чувствуется это различие сразу. Разгильдяи, конечно, и в биатлоне встречаются, но в лыжах такие понятия, как жесткая дисциплина и самоконтроль, кажется, отсутствуют напрочь. Ребята вроде все выполняют, стараются, но если, например, скажешь биатлонисту «стань на эту доску и сделай столько–то прыжков», то он обязательно проверит: не сломается ли? А лыжники в подавляющем большинстве даже не задумаются об этом. Вид спорта сильно влияет на психологию. Ни один горнолыжник, например, никогда не выйдет на трассу, не проверив лично, как у него отрегулированы крепления. У прыгунов с трамплина тренеры принципиально не устанавливают крепления — только спортсмены. А у лыжников сплошь и рядом ситуации, когда на роллерах «вдруг» на спуске откручивается какая–нибудь гайка. И как ты их ни воспитывай — без толку. Мы с Камоцким три месяца потратили только на то, чтобы приучить их переодеваться прямо на трассе, а не идти разогретыми до гостиницы.
— Правильно, выходит, говорят, что наших спортсменов нужно обязательно в ежовых рукавицах держать?
— Тоже не лучший вариант. Потому что как ни ругай, как ни заставляй, а максимального результата спортсмен сможет добиться только тогда, когда сам поймет, что тренер не ставит задачу поймать его на каком–нибудь нарушении режима, а пытается помочь. Да и менталитет свою роль играет. Хотят, например, россияне пригласить главным тренером в лыжную сборную эстонца Мати Алавера. Это прекрасный специалист, авторитарный тренер. Но далеко не факт, что у него получится. Потому что таких индивидуальностей, как Андрюс Веерпалу и Яак Мяэ, у него там не будет. Если двукратному олимпийскому чемпиону Веерпалу говорят, что в этот раз питание за свой счет, у него даже не возникает вопросов. А наши из–за недополученной витаминки или отсутствия роллеров запросто могут решить, что и на тренировку идти необязательно. У Камоцкого, кстати, в мае во время сбора в Раубичах очень показательный случай был. Выходит он на тренировку — идет дождь. Дает установку: кросс два часа. У ребят, конечно, энтузиазма немного. А он, не оглядываясь на их растерянные лица, бежит на трассу. Ребята понемногу за ним — куда ж деваться? Так два часа вместе и отбегали. Из таких вот моментов и складывается со временем чувство коллектива и понимание серьезности дела, которым занимаешься. Кстати, еще один момент, который моментально вырабатывает самодисциплину, — конкуренция. В сборной Союза порядок был не потому, что тренеры лютовали, а потому, что количество претендентов намного превышало число мест в составе. А наших ребят, что в лыжах, что в биатлоне, дефицит резерва разбаловал. Попал человек в сборную — все, мечта сбылась. Можно расслабиться. А расслабляться не надо, не время сейчас.