Огромная заслуга главного режиссера Большого театра Михаила Панджавидзе еще и в том, что по его зову в Минск слетаются замечательные певцы. Пусть на один–два спектакля, но это сразу вливает в жилы нашего театра свежую кровь, заставляет постоянных артистов энергичнее и интереснее работать.
И... эти певцы очень нравятся публике! Особенно Ахмед Агади — огненный красавец с невероятно красивым голосом (ни красота, ни голос ничуть не померкли с возрастом, хотя певец уже перешагнул 50–летний рубеж). Он поет весь репертуар героического тенора — кроме опер Вагнера, но это уже особая история. А героический тенор — это, чтобы вы знали, совершенно особое лицо в опере. Самый любимый, самый востребованный, ведь без него невозможно исполнить практически ни одну оперу из любимого народом репертуара. Но и самый редкий. У нас — неизменно дефицитный. Ведь давно у нас нет теноров калибра Зиновия Бабия или Виктора Кириченко.
Поэтому Ахмеду Агади минчане особенно рады. За последние годы он исполнил в нашем Большом такие партии, как Калаф в «Турандот», Каварадосси в «Тоске», Водемон в «Иоланте», Радамес в «Аиде».
На сей раз певец приехал в Минск ради «Турандот». В прямом и переносном смысле:
— Понимаете, я же не должен был в этот раз петь здесь Калафа. На роль Турандот пригласили Жупар Габдуллину, и я напросился с ней спеть.
Жупар Габдуллина — уникальная певица с огромным голосом, лауреат международных конкурсов, ведущая солистка «Астана- опера». У нас пока ее меньше знают, но ее успех в «Турандот» превзошел все ожидания. И вообще спектакль, получился отменный. Оркестр, хор, дирижер Виктор Плоскина, Андрей Валентий в роли Тимура были выше всяких похвал.
Накануне спектакля я успела немного пообщаться с Ахмедом Агади. Несмотря на цейтнот, он охотно и искренне ответил на мои вопросы.
— Скажите, легко ли гастролеру с одной репетиции войти в готовый спектакль? Ведь опера уже не та, какой была еще пару десятков лет назад. Сейчас недостаточно выйти и спеть, а нужно еще полноценно сыграть свою роль.
— Я пою партию Калафа по всему миру. Пел в очень многих постановках. Поэтому настолько вжился в эту роль, что каждая фраза для меня наполнена драматическим смыслом. Я знаю, что происходит с моим героем. Я проживаю его жизнь. С первых же нот я Калаф или, допустим, Каварадосси.
— И вы каждый раз умираете, когда Каварадосси убивают?
— Да! И только потом слышу взрыв аплодисментов — я живой! Ко мне подбегают, помогают подняться... Когда ты знаешь, что хочешь зрителю сказать — через музыку, через актерскую игру, — когда ты органично существуешь, на сцене не пустой, а наполненность внутреннего состояния пропускаешь через душу и сердце, зритель тебе верит. И не важно, прошел ты по сцене чуть правее или чуть левее. А без этого вообще не нужно выходить петь. Пустые звуки никому не нужны.
— Помогает ли вам Панджавидзе?
— Да! Панджавидзе — очень талантливый человек. Я работал с ним во многих постановках и часто без всяких слов понимаю, что он имеет в виду. Вот скажет он, например: «Ахмед, здесь в музыке взрыв!» И я от взрыва падаю, я ранен, я ползу, и он меня не останавливает, если по смыслу это правильно и нормально. Если же видит, что это вранье, он останавливает и начинает показывать.
— А как удается находить взаимопонимание с партнерами?
— По–разному бывает. Вчера в другом городе со мной пела примадонна. Мне надо с ней обняться, а она мне руку на грудь ставит, потому что уже возраст немаленький, надо взять верхнюю ноту. Если она меня поцелует, то может сорваться. Как–то я пел в «Аиде» с одной певицей. Она, по роли, очень долго уговаривает меня вместе с ними бежать, потом я ее целую, пою «Аида!», оркестр играет «та–пам!», а дальше она поет: «Ты меня не любишь!» Так после поцелуя она все забыла...
— А Жупар?
— Совсем другое дело. С ней достаточно обменяться взглядом. Жупар — из тех редких певиц, у которых не только красивый голос, но и теплое человеческое нутро. Какой ты человек — это все ощущается на сцене. С Жупар мне комфортно и хорошо.
— Как вы думаете, почему сейчас в мире все больше и больше певцов из Средней Азии и почему они имеют такой оглушительный успех?
— Потому что изменился мир. У молодежи есть компьютеры, интернет. Они слушают гениальных музыкантов и сами хотят петь.
— Наверное, сейчас и сама карьера певца для них стала доступнее?
Жупар:
— Конечно, раньше было сложнее. Мы очень далеко от Европы. Географически у нас перелеты 5 — 7 часов. Поэтому, когда не было интернета, казалось, что это очень сложно. А сейчас, если есть голос и очень хочется петь, возможно все!
— Да–да, — вторит ей Ахмед, — в советское время у нас не было возможности слышать мировых звезд. А тем более пробиться куда–то или поехать поучиться. А сейчас из Средней Азии многие ездят стажироваться в Италию и не только. Весь мир увлечен оперой, все хотят быть лучшими, и не важно, где ты живешь и откуда родом.
— А не мешает разница культур, Восток, Запад?
И опять в разговор вмешивается Жупар:
— Для меня нет восточной культуры и нет культуры европейской. Есть одна, единая для всех музыка. Музыка без границ!
— А знаете, на каком высочайшем уровне культуры Китай исполняет европейскую музыку? — подхватывает Ахмед. — Мир сейчас един, культура едина, и нужно найти в ней свое место.
Фото Большого театра Беларуси
