Девочка
15.09.2017 10:48:45
Однажды на переменке я мыла школьную доску и отчего-то написала на ней большими буквами неприличное слово. Объяснить этот порыв, наверное, возможно. Я — девочка, и мне столько всего нельзя, отчаянно захотелось отправить всех куда подальше. Но это я спустя годы понимаю, а в тот момент в класс вошла учительница и, сделав каменное лицо, переспросила:
— Сулимова?!
Я принялась стирать с доски нехитрое творчество.
— От кого-кого, но от тебя я не ожидала, — она сидела багровая и сама не знала, что теперь с этим делать. Наверное, больше всего ей хотелось бы войти в класс на минуту позже, когда я, написав, уже затерла бы весь этот стыд тряпкой, но теперь педагогу предстояло подобрать правильные слова:
— Ты же девочка!
И да, это был весомый аргумент, потому что, утвари такое сорванец в синих брюках, его можно было взять за ухо и, оттянув раковину в сторону, отвести к директору. А как это могло выглядеть в моем случае? Я просто опустила глаза, слушала про девочку и сдавала дневник на неуд.
— Скажи, что происходит? Тебя кто-то обижает? И что ты вообще делала в мужском туалете?
Я закрыла шваброй дверь в кабинку, за которой прятался вредный одноклассник, утащивший мой портфель и пытавшийся спрятать в том самом месте, где я его настигла и, обнаружив швабру (наудачу!), закрыла в полном хлорного запаха кабинете.
Он украл мой портфель!
— Ну зачем ты носишься всю перемену с мальчиками, сиди разукрашивай блокнотик, — вздохнула мама, прочитав “На перемене была в мужском туалете!”.
На стройку за карбидом нельзя, бросать бомбочки с крыши нельзя, через забор нельзя, в окошко морга подсматривать нельзя, даже драться запрещено, не говоря уже про жечь покрышки. И чем больше нельзя, тем больше хочется! “Девочка” была моим проклятием. Перед ней я все время оказывалась в долгу.
— Вы будущие матери, — торжественно сообщал физрук. — Должны беречь себя и полюбить здоровый образ жизни.
Устав от нравоучений я пошла в парикмахерскую и остригла волосы.
— Под мальчика? — переспросила мастер.
— Да!
В моем внешнем виде появилось что-то дерзкое, так что, когда я ударила того, кто полюбил становиться причиной всех моих бед, прямо в нос, он уже не жаловался учителю. Просто врезал ногой в живот.
Я — девочка! Меня бить нельзя!
Так я поняла, что нужно определиться. Но как?!
Наверное, от того, что вечером долго засыпаю, в моем мозгу зародилась традиция размышлять и рассуждать. Я лежала на своей тахте и никак не могла понять, отчего мне так не повезло родиться девочкой. Была бы парнем, будущим воином-защитником, мне прощали бы, что шкура горит, это ж мальчик! А теперь приходится терпеть весь этот стыд. Хохот за спиной, когда кто-то провел рукой по платью и обнаружил шлейку от бюстгальтера, и уморительные приколы: повесить нитку на плечо, а с другой стороны нитки — прищепка, ее цепляют за подол юбки.
— Ой, у тебя ниточка какая-то.
Дергаешь за нитку, юбка взлетает.
А, трусы видны!
Колготки рвутся о щепки, торчащие из деревянного стула, на физкультуре парни хохочут, когда мы бежим по кругу:
— Смотри, как у них трясутся!
Девочка должна быть опрятной, но после физкультуры душ не предусмотрен. И, наконец, ты вступаешь в новый период и тайком бегаешь в туалет с пакетиком. Только бы никто не заподозрил!
Быть девочкой — ад, не иначе, но отказаться невозможно, и я мужественно несла этот крест. И когда шарахалась от подозрительных дядек, наслушавшись страстей про то, как кого-то подстерегли в темном подъезде, и когда, собираясь на танцы, не могла ровно накрасить глаза, одна стрелка получалась всегда толще. И плакала над тем, что надеть нечего и нос некрасив. Куча внутренних трагедий и внешних факторов. Так что, конечно, я написала на доске ЭТО слово. Вот вам всем! За девочку.
Но это было начало жизни. Многое оказалось потом несущественным, даже вспомнить смешно. Но свято место пусто не бывает, и на смену одним горестям девочки всегда приходят новые: я поступила на режиссерский факультет! Нас шестеро, я и пять парней.
— Рискну, — сказал педагог. — Возьму эту девочку.
Но при каждой неудаче я слышала: “Ну да, это ж девочка...” А если случался успех: “Ты смотри, какая лихая девка!”
Но, чтобы это услышать, нужно было быть на две головы выше.
В конце концов, я опять остригла волосы и декларировала: “Я не женщина, я — режиссер!”
А потом я слышала еще про долю матери и всякое разное. Сказать честно, до конца я с девочкой так и не помирилась, слишком велика обида за все, чего натерпелась. Но сделать вид, что я довольная жизнью женщина, у меня получилось. И даже иногда я сама в это верю. К феминисткам примкнуть желания нет, но я так скажу: моя дочь очень довольна своим полом. Надеюсь, это что-то во мне и все остальные девочки живут счастливой безоблачной жизнью. Надеюсь...
sulimovna@rambler.ru
— Сулимова?!
Я принялась стирать с доски нехитрое творчество.
— От кого-кого, но от тебя я не ожидала, — она сидела багровая и сама не знала, что теперь с этим делать. Наверное, больше всего ей хотелось бы войти в класс на минуту позже, когда я, написав, уже затерла бы весь этот стыд тряпкой, но теперь педагогу предстояло подобрать правильные слова:
— Ты же девочка!
И да, это был весомый аргумент, потому что, утвари такое сорванец в синих брюках, его можно было взять за ухо и, оттянув раковину в сторону, отвести к директору. А как это могло выглядеть в моем случае? Я просто опустила глаза, слушала про девочку и сдавала дневник на неуд.
— Скажи, что происходит? Тебя кто-то обижает? И что ты вообще делала в мужском туалете?
Я закрыла шваброй дверь в кабинку, за которой прятался вредный одноклассник, утащивший мой портфель и пытавшийся спрятать в том самом месте, где я его настигла и, обнаружив швабру (наудачу!), закрыла в полном хлорного запаха кабинете.
Он украл мой портфель!
— Ну зачем ты носишься всю перемену с мальчиками, сиди разукрашивай блокнотик, — вздохнула мама, прочитав “На перемене была в мужском туалете!”.
На стройку за карбидом нельзя, бросать бомбочки с крыши нельзя, через забор нельзя, в окошко морга подсматривать нельзя, даже драться запрещено, не говоря уже про жечь покрышки. И чем больше нельзя, тем больше хочется! “Девочка” была моим проклятием. Перед ней я все время оказывалась в долгу.
— Вы будущие матери, — торжественно сообщал физрук. — Должны беречь себя и полюбить здоровый образ жизни.
Устав от нравоучений я пошла в парикмахерскую и остригла волосы.
— Под мальчика? — переспросила мастер.
— Да!
В моем внешнем виде появилось что-то дерзкое, так что, когда я ударила того, кто полюбил становиться причиной всех моих бед, прямо в нос, он уже не жаловался учителю. Просто врезал ногой в живот.
Я — девочка! Меня бить нельзя!
Так я поняла, что нужно определиться. Но как?!
Наверное, от того, что вечером долго засыпаю, в моем мозгу зародилась традиция размышлять и рассуждать. Я лежала на своей тахте и никак не могла понять, отчего мне так не повезло родиться девочкой. Была бы парнем, будущим воином-защитником, мне прощали бы, что шкура горит, это ж мальчик! А теперь приходится терпеть весь этот стыд. Хохот за спиной, когда кто-то провел рукой по платью и обнаружил шлейку от бюстгальтера, и уморительные приколы: повесить нитку на плечо, а с другой стороны нитки — прищепка, ее цепляют за подол юбки.
— Ой, у тебя ниточка какая-то.
Дергаешь за нитку, юбка взлетает.
А, трусы видны!
Колготки рвутся о щепки, торчащие из деревянного стула, на физкультуре парни хохочут, когда мы бежим по кругу:
— Смотри, как у них трясутся!
Девочка должна быть опрятной, но после физкультуры душ не предусмотрен. И, наконец, ты вступаешь в новый период и тайком бегаешь в туалет с пакетиком. Только бы никто не заподозрил!
Быть девочкой — ад, не иначе, но отказаться невозможно, и я мужественно несла этот крест. И когда шарахалась от подозрительных дядек, наслушавшись страстей про то, как кого-то подстерегли в темном подъезде, и когда, собираясь на танцы, не могла ровно накрасить глаза, одна стрелка получалась всегда толще. И плакала над тем, что надеть нечего и нос некрасив. Куча внутренних трагедий и внешних факторов. Так что, конечно, я написала на доске ЭТО слово. Вот вам всем! За девочку.
Но это было начало жизни. Многое оказалось потом несущественным, даже вспомнить смешно. Но свято место пусто не бывает, и на смену одним горестям девочки всегда приходят новые: я поступила на режиссерский факультет! Нас шестеро, я и пять парней.
— Рискну, — сказал педагог. — Возьму эту девочку.
Но при каждой неудаче я слышала: “Ну да, это ж девочка...” А если случался успех: “Ты смотри, какая лихая девка!”
Но, чтобы это услышать, нужно было быть на две головы выше.
В конце концов, я опять остригла волосы и декларировала: “Я не женщина, я — режиссер!”
А потом я слышала еще про долю матери и всякое разное. Сказать честно, до конца я с девочкой так и не помирилась, слишком велика обида за все, чего натерпелась. Но сделать вид, что я довольная жизнью женщина, у меня получилось. И даже иногда я сама в это верю. К феминисткам примкнуть желания нет, но я так скажу: моя дочь очень довольна своим полом. Надеюсь, это что-то во мне и все остальные девочки живут счастливой безоблачной жизнью. Надеюсь...
sulimovna@rambler.ru