Дешевое искусство социального жеста
15.10.2005
Почему драматурги забывают азбучные истины ремесла
О современной драматургии можно спорить долго. С одной стороны, во многих современных пьесах будто изначально заложен вирус разрушения. Они лишены позитивного начала, не дают ответов ни на «проклятые» вопросы бытия, ни на мелкие бытовые вопросы. Кажется, что весь гуманизм в драматургии уже исчерпан до донышка. Автор оптимистический, созидательный, социально активный уступил место мрачным, мизантропически настроенным коллегам.
В большей степени это, конечно, касается современной российской драматургии. Безумно популярные пьесы Василия Сигарева и братьев Пресняковых захлестнули театральные подмостки, увлекая за собой в бездну и актеров, и зрителей. С другой стороны, совершенно ясно, что для этого радикализма есть все предпосылки: огрубевшим нервам современного зрителя необходим такой яростный контрастный душ. Избитый тезис о том, что порог зрительской чувствительности притупился, похоже, действительно имеет под собой основание.
Увы, следует признать, что в этом общем хоре соло отнюдь не принадлежит белорусской драматургии. Голос мэтров невнятен. Моралистический посыл отдельных произведений (например, комедии Анатолия Делендика «Чай с верблюдом») вызывает добрую улыбку. Попытки молодых драматургов объединиться в независимые творческие объединения ситуацию пока не переломили. Пьесы, о которых бы заговорили, так и не появились. Да и драматургами стали называть себя все, кому не лень, нивелируя саму профессию.
Вот недавно к группе белорусских драматургов, позиционирующих себя «новой волной», приезжал Том Стоппард. Личность, для театралов не нуждающаяся в особом представлении. Визит носил частный характер и был обставлен со всей возможной таинственностью. Стоппард посетил один из андеграундных спектаклей и провел мастер–класс. Хотя, казалось бы, что мешало мастеру интеллектуальной драматургии посетить, например, Национальный академический театр им. Я.Купалы, где с успехом идет его пьеса «Входит свободный человек» в постановке Владимира Щербаня? Но академические стены не прельстили гостя...
Свои впечатления Стоппард изложил в статье «Стихийная тирания», опубликованной в газете «The Guardian» 1 октября этого года.
Например, такие: «Украина интересна. Польша интересна. Литва интересна. Даже Латвия — и та интересна. А Беларусь, зажатая между этими странами и Россией, интереса не вызывает...»
В эту картинку как–то не вписываются визуальные впечатления Стоппарда: «Одним рейсом со мной летело множество молодых белорусов, возвращавшихся на родину, и, ожидая багажа у транспортера, я вдруг заметил, что вокруг не видно ни одного некрасивого человека. Впечатление было такое, будто я прилетел чартерным рейсом, зарезервированным для фотомоделей. Белорусы уже привыкли к комплиментам по поводу своей внешности... Попивая капучино на открытой веранде бара «Лондон» на проспекте Независимости, вы за час увидите больше светловолосых красавиц, чем в настоящем Лондоне за месяц, да еще одетых так, что вы шею свернете, любуясь ими»... Ну хоть за это спасибо. «Добила» мэтра, как водится, чистота наших улиц: «На улицах нет ни соринки. Вообще нет. Как–то утром, ожидая, когда за мной заедут, я курил и наблюдал за работой дворников с тем же недоумением и восторгом, какой у туристов обычно вызывает Пизанская башня. На пространстве в несколько сотен метров их было четверо — все в ярко–оранжевых жилетах. Каждый был вооружен метлой и совком на длинной ручке. Они «патрулировали» вверенную территорию, внимательно оглядывая каждую пядь — в поисках чего? На всем огромном пространстве проспекта Независимости не завалялось даже конфетного фантика. Все, что им оставалось, — это в буквальном смысле стряхивать пылинки... Я раздавил окурок ногой, подобрал и сунул в карман».
Тем не менее главная цель «приглашающей стороны», кажется, была достигнута. Стоппард действительно поверил в то, что «белорусская драматургия переживает феноменальный этап развития, но на родине для нее места нет».
Жизнь показывает: будущее все же за волнующими, открытыми, живо реагирующими на современность текстами. Но в начале ХХI века приходится снова возвращаться к вопросу об азбучных истинах профессии. Увы, но некоторые молодые драматурги отрекаются от своего естественного инструментария, виртуозно овладев искусством социального жеста. Мы и наше признание им не нужны, даже невыгодны. Гораздо удобнее изображать из себя жертв обстоятельств. Они напрочь забыли, что истерика в искусстве — последнее дело, а метафора всегда воздействует сильнее прямого высказывания, спекуляций и даже самого убедительного нытья.
О современной драматургии можно спорить долго. С одной стороны, во многих современных пьесах будто изначально заложен вирус разрушения. Они лишены позитивного начала, не дают ответов ни на «проклятые» вопросы бытия, ни на мелкие бытовые вопросы. Кажется, что весь гуманизм в драматургии уже исчерпан до донышка. Автор оптимистический, созидательный, социально активный уступил место мрачным, мизантропически настроенным коллегам.
В большей степени это, конечно, касается современной российской драматургии. Безумно популярные пьесы Василия Сигарева и братьев Пресняковых захлестнули театральные подмостки, увлекая за собой в бездну и актеров, и зрителей. С другой стороны, совершенно ясно, что для этого радикализма есть все предпосылки: огрубевшим нервам современного зрителя необходим такой яростный контрастный душ. Избитый тезис о том, что порог зрительской чувствительности притупился, похоже, действительно имеет под собой основание.
Увы, следует признать, что в этом общем хоре соло отнюдь не принадлежит белорусской драматургии. Голос мэтров невнятен. Моралистический посыл отдельных произведений (например, комедии Анатолия Делендика «Чай с верблюдом») вызывает добрую улыбку. Попытки молодых драматургов объединиться в независимые творческие объединения ситуацию пока не переломили. Пьесы, о которых бы заговорили, так и не появились. Да и драматургами стали называть себя все, кому не лень, нивелируя саму профессию.
Вот недавно к группе белорусских драматургов, позиционирующих себя «новой волной», приезжал Том Стоппард. Личность, для театралов не нуждающаяся в особом представлении. Визит носил частный характер и был обставлен со всей возможной таинственностью. Стоппард посетил один из андеграундных спектаклей и провел мастер–класс. Хотя, казалось бы, что мешало мастеру интеллектуальной драматургии посетить, например, Национальный академический театр им. Я.Купалы, где с успехом идет его пьеса «Входит свободный человек» в постановке Владимира Щербаня? Но академические стены не прельстили гостя...
Свои впечатления Стоппард изложил в статье «Стихийная тирания», опубликованной в газете «The Guardian» 1 октября этого года.
Например, такие: «Украина интересна. Польша интересна. Литва интересна. Даже Латвия — и та интересна. А Беларусь, зажатая между этими странами и Россией, интереса не вызывает...»
В эту картинку как–то не вписываются визуальные впечатления Стоппарда: «Одним рейсом со мной летело множество молодых белорусов, возвращавшихся на родину, и, ожидая багажа у транспортера, я вдруг заметил, что вокруг не видно ни одного некрасивого человека. Впечатление было такое, будто я прилетел чартерным рейсом, зарезервированным для фотомоделей. Белорусы уже привыкли к комплиментам по поводу своей внешности... Попивая капучино на открытой веранде бара «Лондон» на проспекте Независимости, вы за час увидите больше светловолосых красавиц, чем в настоящем Лондоне за месяц, да еще одетых так, что вы шею свернете, любуясь ими»... Ну хоть за это спасибо. «Добила» мэтра, как водится, чистота наших улиц: «На улицах нет ни соринки. Вообще нет. Как–то утром, ожидая, когда за мной заедут, я курил и наблюдал за работой дворников с тем же недоумением и восторгом, какой у туристов обычно вызывает Пизанская башня. На пространстве в несколько сотен метров их было четверо — все в ярко–оранжевых жилетах. Каждый был вооружен метлой и совком на длинной ручке. Они «патрулировали» вверенную территорию, внимательно оглядывая каждую пядь — в поисках чего? На всем огромном пространстве проспекта Независимости не завалялось даже конфетного фантика. Все, что им оставалось, — это в буквальном смысле стряхивать пылинки... Я раздавил окурок ногой, подобрал и сунул в карман».
Тем не менее главная цель «приглашающей стороны», кажется, была достигнута. Стоппард действительно поверил в то, что «белорусская драматургия переживает феноменальный этап развития, но на родине для нее места нет».
Жизнь показывает: будущее все же за волнующими, открытыми, живо реагирующими на современность текстами. Но в начале ХХI века приходится снова возвращаться к вопросу об азбучных истинах профессии. Увы, но некоторые молодые драматурги отрекаются от своего естественного инструментария, виртуозно овладев искусством социального жеста. Мы и наше признание им не нужны, даже невыгодны. Гораздо удобнее изображать из себя жертв обстоятельств. Они напрочь забыли, что истерика в искусстве — последнее дело, а метафора всегда воздействует сильнее прямого высказывания, спекуляций и даже самого убедительного нытья.