Эльвиру Василькову не принимали на работу из–за того, что она — призер Олимпийских игр«Эля Василькова. Смешливая девушка с голубыми глазами и малюсенькими веснушками. На Олимпийских играх в Москве она, единственная из наших пловчих, завоевала две медали.
Поводом для нашего разговора послужил финальный заплыв олимпийского отбора на 100 метров брассом. Василькова выиграла его с таким огромным преимуществом, что поразила всех зрителей, тренеров и журналистов. Все знали, что она — сильная пловчиха, но в решающий момент ей не всегда хватало уверенности в собственных силах. К тому же до этого она никогда не побеждала рекордсменок и чемпионок мира, коллег по сборной — 15–летнюю Юлю Богданову и 16–летнюю Лину Качюшите.
Финал проходил вечером. Утром во время тренировки я услышал слова главного тренера сборной команды СССР по плаванию Сергея Михайловича Вайцеховского и воспринял их как розыгрыш. Он незаметно подошел к хохочущим Юле и Лине и нарочито громко сказал: «Смеетесь, чемпионки? Ну смейтесь, смейтесь. Хотя, думаю, в финале вам будет не до смеха. По всему чувствую, что Василиса (так ласково в сборной команде называют Элю Василькову) сюрприз приготовила. Так что завидую вашему хладнокровию».
Да, это был удивительный финальный заплыв. Василькова столь легко «уходила» от Качюшите, Богдановой и экс–рекордсменки мира Светы Варгановой, будто те замерли на месте. Финишировала она мощно и стремительно. Со стороны казалось, что ей не хватит бассейна, чтобы показать всем, как она здорово умеет плавать, и что ей нипочем любые авторитеты. Она сама — авторитет. Вот так–то. А это прозрение могло означать лишь одно: наконец–то Эля Василькова победила свою самую трудную соперницу — Элю Василькову.
И вот после заплыва мы разговорились:
— Раньше я тоже чувствовала, что могу проплыть лучше всех. Но только начинала готовиться к старту, как сразу же думала: ну вот, опять проиграю. И даже не спрашивала себя, почему проиграю. Проиграю — и все. Долго это продолжалось, несколько лет, пока не стала тренироваться у Евгения Иванченко. Он — человек мягкий, спокойный, справедливый. И в ответ на тридцать три моих сомнения — мол, и эти соревнования проиграю, и следующие — повторял: «А я так не считаю. Ты ведь сильная. Можешь и обязана выигрывать. Но для этого необходимо верить в себя».
Так вот, когда вчера встала на стартовую тумбу, без конца твердила: ты сильная, сильная, сильная. И вдруг, будто эхом во мне отозвалось: конечно, сильная — кто же в этом сомневается!
А когда за несколько метров до финиша увидела, что рядом — ни справа, ни слева — никого из соперниц нет, так обрадовалась, что хотелось плыть в одиночестве еще и еще. Но, оказывается, уже приплыла. Обидно мне вдруг стало: только–только развернулась по–настоящему, можно сказать, впервые в жизни...»
Это отрывок одного из газетных материалов 26–летней давности. Но знаете, его первый абзац вполне актуален и сегодня. Эля Василькова все та же, смешливая девушка с голубыми глазами и малюсенькими веснушками. Она практически не изменилась, в душе уж точно, хотя жизнь спортсменки после завершения карьеры складывалась не гладко. Представляете, перед ней захлопывались многие двери и от нее отворачивались люди из–за того, что она призер Олимпийских игр!..
— В 1980 году я оканчивала школу. В Ленинграде меня готовы были зачислить в институт без экзаменов и предоставить квартиру. В Москве то же самое. А я выбрала самый трудный путь и уехала в Минск. В белорусской столице сдавала экзамены в институт физкультуры на общих правах. Квартиру получила после сумасшедшей нервотрепки. В некотором смысле мы с моим кавалером Сашей, тоже пловцом сборной, так быстро поженились именно из–за квартиры, поскольку сказали, что ее дадут только семье, причем с ребенком. Так что мне еще и рожать пришлось (смеется). До получения жилья теснились в бытовке. В кровать упирались умывальник и стол. А я уже с огромным животом ходила. Так мы мучались около года. Только перед самыми родами квартиру все–таки дали.
После окончания института пыталась устроиться на работу по профессии. Это оказалось невозможным. В итоге меня распределили на МАЗ, где я заняла должность секретаря–машинистки. Потом начала искать работу сама, а мужа забрали в армию. Устроилась в институт народного хозяйства преподавателем физкультуры. Поработала там с 1984 по 1985 год. Потом пошла в обычную школу на ту же специальность. Настало время отдавать ребенка в детский садик. И мне предложили стать воспитательницей в этом детском саду. Саша вернулся из армии и пошел на мое место в школу. В 1986 году супруг устроился тренером в СКА.
— А ваши титулы как–нибудь вам помогали?
— В то время была такая политика: чем известнее человек, тем глубже и сильнее его пытались «закопать» и унизить. У меня друг был олимпийский чемпион в беге на 110 метров с барьерами. Он оказался не готов к подобному в повседневной жизни после спорта и повесился. Например, когда пыталась устроиться на работу, не раскрывая карты, еще был шанс попасть, а если заикнулся о титулах и заслугах, даже если была вакансия, тебе ее все равно не давали. После рождения второго ребенка Саша взял меня к себе в СКА. По утрам он подрабатывал дворником, потому что денег катастрофически не хватало. Так вот пару раз он прятался за мусорными баками от своих учеников, которые утром шли в школу. Бывало, и ночью вагоны разгружал. Потом уволился и ушел в бизнес, а я до сих пор в СКА работаю, правда, теперь в ранге завуча.
— А что помогло преодолеть столь сложные времена?
— Семья. Именно она меня поддерживала. Те годы нас очень сплотили.
— А олимпийская стипендия у вас была?
— Не было и нет ее. Все документы хранятся в Москве. Как–то пришла в наше Министерство спорта, там сказали, что запрос сделают. Однако на этом все и закончилось... А вообще просить еще раз мне почему–то стыдно... Меня сын по этому поводу всегда отчитывает, говорит: «Мама, ты ведь это заслужила!» А я не могу... И все–таки отпрыск уговорил сходить еще раз. Совсем недавно предприняла вторую попытку. Снова сказали ждать...
— Сейчас–то не жалеете, что выбрали Минск, а не Москву или Питер?
— Немного обидно, обменяла бы московскую или питерскую квартиру на минскую в любой момент. Но, с другой стороны, может быть, не поедь я в Минск, с Сашей ничего не получилось бы. К тому же Москва и Питер — не мои города. Мне не нравилось в них жить, а вот в Минск я влюблена.
— А откуда вы вообще родом?
— С Урала. Под Екатеринбургом много военных закрытых городков. В одном из них (Свердловск–44) я и родилась. Сейчас мои дети туда поехать не могут. Даже мне как прямой родственнице проблематично навестить родителей. Там и начала заниматься плаванием с 4–го класса. До этого много чем увлекалась: балетом, спортивной гимнастикой, танцами. А первую свою грамоту завоевала в прыжках в высоту. В плавании, в принципе, все получалось, но я была очень слаба физически, выносливость плохая. Но со временем как–то удалось улучшить свои кондиции. В пятом классе был период, когда мне надоели тренировки. Я брала купальник, якобы иду на плавание, сама его мочила в луже или у подруги какой–нибудь, гуляла и возвращалась домой. Родители и не подозревали, что я сачковала. Потом позвонил тренер и говорит: «Ваша Эля так давно в бассейне не была. Что с ней случилось?» А мама отвечает: «Как это? Она ведь каждый день ходит». В итоге все мои хитрости выплыли наружу. Ох, и досталось же тогда. Взбучка пошла на пользу. После «разборки» решила продолжить заниматься. А еще как–то тренер сказал маме, что я могу попасть на Олимпийские игры. Когда мама передала его слова — поставила себе цель попасть на эту самую Олимпиаду. В 6–м классе выполнила кандидата, в 7–м — мастера. А потом тренер отправил меня учиться в Ленинград. С 8–го до 10–го класса тренировалась в городе на Неве.
— Как вы оказались в Минске?
— Была матчевая встреча СССР — ГДР. На ней присутствовал минский специалист Евгений Иванович Иванченко. Я ему тогда очень понравилась, и он попросил главного тренера сборной отдать меня. Последовал отказ. В 9–м классе выполнила международника и вошла в состав национальной сборной, но в 10–м у меня начался застой в результатах. Мой наставник Марина Александровна Амирова сказала, чтобы отправлялась домой, поставив на мне крест... А вскоре пришлось выступать на всемирной Универсиаде, к этому старту девушек готовил именно Иванченко. Он предпринял вторую попытку переманить меня, предложив готовиться в Минске. Я согласилась и, как оказалось, не зря.
— Авантюрный переезд из Ленинграда в Минск оправдался?
— Обычно в Союзе на 100–метровке брассом я была третьей, на 200 метрах — четвертой. Чтобы попасть на Олимпиаду, надо было выигрывать 100 метров на отборе — другой результат не устраивал, поскольку уж слишком именитые и заслуженные были конкуренты в сборной: Качюшите, Богданова и Варганова. Программа у Иванченко была бешеная. Сначала провели силовую подготовку. Выходных просто не существовало — работали каждый день, причем одна тренировка в сутки считалась счастьем. В день тогда проплывала примерно 14 километров. Евгений Иванович, чтобы мне было не так скучно и одиноко, пригласил на тренировки одного мальчика. Юноша выдержал мою программу всего пару дней, а потом сказал: «Либо выгоняйте меня, либо верните прежние нагрузки». Было действительно очень тяжело, но главное — я выдержала. Помню, на каком–то этапе противно было заходить в бассейн, говорила: «Не могу туда, там мокро!» Мне тогда вода так обрыдла, что до сих пор не люблю ее. Однако все, что запланировал тренер, добросовестно выполнила. В конце подготовки выдавала такой результат, что Иванченко звал засекать время других тренеров — не верил, что я способна показывать такие секунды.
Отбор к Олимпиаде проходил в Киеве. Первая дистанция — 200 метров. Я финишировала третьей, Богданова — четвертой. Она, получается, не попадает на Олимпиаду. А 100–метровку уверенно выиграла. До квалификации мы с Богдановой вроде бы дружили. Как оказалось, это была лишь видимость. После моего триумфа в Киеве она перестала со мной общаться. На последних сборах перед Олимпиадой тренеры сборной пригласили меня и попросили отдать место на дистанции 200 метров Богдановой. Я согласилась. А великий пловец Сальников отдать 400 метров Сергею Русину отказался. Не знаю, может, по доброте душевной так поступила, но считала Богданову подругой... В итоге именно на моей дистанции она завоевала бронзовую медаль.
— С каким настроением вы ехали на Олимпиаду после такого взрыва на отборочных соревнованиях?
— В Москву отправилась только за золотой медалью. И была уверена, что ее завоюю. В финале заплыва на 100 метров была психологическая игра. В то время правила допускали два фальстарта. Я всегда делала первый, второй — обычно никто и никогда. Но на Играх меня обыграли тактически. Я и представить не могла, что немка Утте Гевенигер сделает второй. За третий — дисквалификация. Поэтому при отрыве с тумбочки придержала себя и проиграла немке довольно много, и это при том, что, по статистике, лучший старт в мире был именно у меня. На дистанции успела наверстать упущенное. Финишировали мы практически одновременно. Визуально показалось, что выиграла я, но табло зафиксировало победу немки. Так расстроилась — вы представить себе не можете. Выхожу из бассейна, ко мне подбегают, поздравляют, а я думаю про себя: «С чем поздравлять? Я ведь ехала не за «серебром». А в эстафете мы закономерно завоевали «бронзу».
— Может быть, в тот момент и подумали, что 200 метров зря отдали?
— Раньше никогда не сожалела о содеянном, терзания пришли сейчас. После Олимпиады выступала чуть меньше года. Не было у меня интереса: чемпионаты Европы и мира не привлекали.
— А как вы завершили карьеру?
— Очень интересно. Дисциплина в сборной доходила до маразма. Мой будущий муж не мог подойти ко мне ближе чем на три метра! Бегали, мерили с линейкой! На разные сборы нас специально отправляли. Устала от всего этого. В мае на собрании главный тренер сказал: «Кому надоело плавать? Будьте уверены, проводим с почестями». Все сидят, молчат. И тут я встаю и говорю, что мне надоело. Когда уже все вышли, осталась с наставником тет–а–тет: «Ты что, дура?! Не про тебя ведь речь велась!»
— Когда смотрите на олимпийские медали, какие чувства вас обуревают?
— Грусть. Только грусть... А вообще, мои медали — путешественницы. Они редко бывают у меня дома. То в одном музее, то в другом. Сейчас они находятся в родном Свердловске–44. В своем городе меня знают практически все. Я, наверное, там самая известная и знаменитая личность. Так приятно — заходишь в родную школу, а на стене рядом с изображением Путина висит мой портрет...
Фото Александра РУЖЕЧКА, "СБ".
