Армен Джигарханян: Здравствуй, это я
01.03.2007 01:00:00
– Известно, что творческий процесс в театре вы сравниваете с рождением ребенка. Объясните почему?
– Я часто говорил и повторяю еще раз. Актер и режиссер оплодотворяют друг друга, это сродни, если хотите, половому акту. Иначе не бывает, в одиночку ребенка не делают. Евгений Леонов никогда не смог бы так ярко сыграть Ванюшина в спектакле «Дети Ванюшина» без режиссера этого спектакля Андрея Гончарова, так же как и Андрей Александрович не смог бы создать такого Ванюшина с другим актером. Это был бы уже другой «ребенок». Он буквально психологически насиловал актрису Светлану Немоляеву, которая играла Бланш в «Трамвае «Желание». Я видел, в каких истериках она билась, прежде чем на свет появился их «ребенок». Я проработал почти со всеми нашими режиссерами и могу сказать, что в понимании взаимоотношений между режиссером и актером, то есть там, где и рождается ребенок, руководитель Театра им. Маяковского Андрей Гончаров был одним из лучших.
– Известно, что Андрей Гончаров терпеть не мог «чернуху», безысходность и любил повторять, что в театре надо зажигать свечу надежды. Сейчас вы не оспариваете эту точку зрения в своих внутренних беседах с Гончаровым?
– Ничего незыблемого нет на этом свете. Ничего. Тем более в таком очень подвижном деле, как театр. Естественно, вчера я думал иначе. Но в актерской профессии нет ни вчера, ни завтра, есть только сегодня. Есть проблема, и она задевает нас. Король Лир потерял дочку. Я тоже имел несчастье потерять дочь. С подобными незаживающими ранами в сердце зрители приходят в театр, как в церковь, как в больницу. Поэтому ожидать, что загорится свечка надежды… Это все слова. Я бы так сказал: «Свеча надежды не должна быть галлюцинацией».
– Попробую возразить вам. Традиционно в пьесе «Трамвай «Желание» пессимистический конец. Но в Маяковке, напротив, спектакль играли оптимистично. Главная героиня спасается от перспективы провести остаток жизни в сумасшедшем доме.
– Я тогда, в период постановки спектакля, был против этого финала. Я считаю это выдумкой Гончарова. Его трактовка имеет право на жизнь, но я повторяю, свечка не должна быть галлюцинацией. Потому что так можно дойти до того, что в «Короле Лире» дочь Лира Корделия не будет умирать. Но это не будет правдой.
Я видел спектакль в одном из театров (не буду называть его), где Отелло играл не в гриме, то есть он не был черный. Нонсенс! Ведь в основе конфликта пьесы чистой воды расовая проблема. Я думаю, что друг Шекспир лучше нас разбирался в этом.
– Вы за то, чтобы не спорить с автором и целиком подчиняться его идее пьесы?
– Я за то, чтобы внимательно прочитать его произведение. Однажды Рихтеру задали вопрос, почему вы, дескать, сыграли сонату так, как никто до этого ее не играл. Он ответил: «Я только внимательно прочитал ноты». В принципе, это самый точный и благородный ответ. Вот сейчас мы репетируем Шекспира, пьесу «Ричард IV». Я еще раз убеждаюсь в том, что в его пьесах режиссер не нужен. Там написано, как играть. Это великая драматургия, где главное – действие, а не слова.
– Андрей Гончаров говорил, что вы обладаете даром заразительно мыслить на сцене. Не могли бы вы поделиться тайнами своего мастерства и сказать, как это вам удается делать? Неужели во время напряженного молчания в спектакле «Разгром» вы повторяли таблицу умножения, как в этом однажды признался Вячеслав Тихонов, когда речь шла о некоторых психологически напряженных эпизодах в фильме «Семнадцать мгновений весны»?
– Не верьте в это. Такой технологии нет. Это так природа распорядилась. У нас в Ереване был артист. На него на сцене можно было смотреть часами. Но глупее человека я в жизни не встречал. Вместе с тем я знал другого актера, который был глубоким, ранимым и интересным человеком. Но лицо у него было, как у Иванушки-дурачка. Он отращивал себе усы, бороду, но ничего не помогало. Вячеславу Тихонову помог его талант, а не таблица умножения.
– Андрей Александрович любил ставить вас в пример своим студентам как образец читающего актера. Скажите, у вас есть любимые книги, которые вы периодически перечитываете, или ваша книжная полка постоянно пополняется?
– Пополняется. Я люблю Чехова, Маркеса, Булгакова. Все, кто написал о революции, включая Блока, не идут ни в какое сравнение с его «Белой гвардией». Достаточно прочитать ее, и тогда станет ясно, что произошло с Россией. Я во время отпуска взял недавно изданное собрание сочинений Шекспира. К своему удивлению, обнаружил, что одна из моих любимых мыслей в «Гамлете» – «Распалась связь времен» – вымарана, ее нет в тексте. Составители издания решили, что она ни к чему. Мне очень нравится Ницше. Он меня потрясает. Я подарю вам одну фразу, на которую я недавно у него наткнулся: «Искусство нам дано, чтобы не умереть от истины».
– Знаменитый режиссер Ингмар Бергман назвал вас в числе нескольких российских актеров, с которыми он хотел бы работать в кино. Вам поступали предложения от зарубежных режиссеров?
– Нет, не поступали. В начале девяностых годов эмиссары американских кинокомпаний стали активно зазывать наших актеров. Потом выяснилось, почему. Русские актеры в сто раз дешевле, чем американские. Я не преувеличиваю, в сто раз! Тогда мы не знали, что означает кастинг. Потом выяснилось, что кастинг – это когда актера унижают. Отвечаю за свои слова.
– Как вы относитесь к сериалам на телевидении? Не кажется ли вам, что некоторые большие актеры, играющие в них, откровенно издеваются над слабым драматургическим материалом и над непрофессионализмом режиссеров?
– Кажется. Но актеров нельзя осуждать за это, им приходится играть телефонную книгу, как это когда-то в шутку сделал Борис Ливанов.
К тому же эти сериалы часто снимают не режиссеры, а шоумены.
На зарплату в театре прожить трудно. Это большое счастье, что у нас в театре целая обойма артистов снимается в кино, но это одновременно и несчастье. Мы вынуждены снимать одного актера с главной роли и вводить другого только потому, что первый снимается в кино и не может ехать с театром на гастроли.
Проблема сразу решилась бы, если бы у меня была возможность сделать самую низкую ставку, допустим, в пять тысяч у.е. (Не понимаю, почему доллар называют условной единицей. По-моему, это безусловная единица.) В таком случае я, как во всех цивилизованных странах, говорю актеру: «Я заключаю с тобой контракт, а ты сбреешь бороду, отрастишь усы и с марта по май целиком себя посвящаешь работе над новым спектаклем». Все проблемы сразу решатся. Но у нас такой возможности нет.
– Как вы относитесь к эпидемии юмора на телевидении и в других средствах массовой информации?
– Юмор – это самое великое, что есть. Ведь сказано: «В уме нечутком нет места шуткам» И наконец, мы знаем, что человек прекрасен тогда, когда он даже в трудную минуту не теряет чувства юмора. Другое дело хохмы, бессодержательный и глупый смех ради смеха. То, что идет сейчас на телевидении в так называемых юмористических передачах, – это шабаш безвкусицы и бездарности.
– Герман Гессе вывел формулу счастья в своем романе «Игра в бисер». По его мнению, она состоит в возможности реализовать себя одновременно в нескольких ипостасях: шахматиста, музыканта, поэта, писателя, математика и т.д. Если бы вам пришлось поиграть в эту игру, то что после профессии актера вы освоили бы в первую очередь?
– Никогда не возьмусь рассуждать о другой профессии, пока этим не займусь. Мне, например, кажется, что я мог бы быть хорошим врачом. Но для этого надо сделать хотя бы один укол. Мы не должны вдохновляться примером Леонардо да Винчи. Способности человека очень ограниченны.
Я попытаюсь проиллюстрировать это на таком примере. Как-то мне стало плохо на сцене. Я лежал в больнице и целиком был занят своим здоровьем. Тогда я познакомился с академиком Игорем Константиновичем Шватсобия и спросил его, правильно ли я делаю, что придерживаюсь диеты, отказываюсь от некоторых радостей жизни. Он говорит: «Умница, ты все правильно делаешь». Потом я спрашиваю его, а насколько это продлит мою жизнь? Он подумал и сказал: «Месяца на два». По его словам, наше сердце запрограммировано на определенное количество ударов, кровеносные сосуды – на то, чтобы перекачать столько-то литров крови. Вот точный ответ. Это относится и к способностям человека. Они ограниченны. При этом я хочу добавить, что разговор не идет о варварском отношении и к себе. То есть когда исключается алкоголизм, наркомания и т.д.
– Вы можете выйти из дома, перейти дорогу и купить в киоске журнал, где будет напечатано интервью с человеком, который вам интересен?
– Я печатные органы не читаю, телевизора не смотрю. Сейчас придет мой товарищ, которого я знаю 60 лет, и скажет мне что-нибудь о том, что происходит в мире типа: «Каля-буля-муля!» На что я скажу ему: «Да что ты, не может этого быть!»
После беседы Армен Джигарханян стал больше всего похож на своего киногероя – ученого Артема Менвиляна из снятого около сорока лет назад фильма «Здравствуй, это я!». Нынешний Джигарханян не может так стремительно подниматься по лестнице, как это делал его Артем, убегая от назойливых журналистов. Вместе с тем на лице Армена Борисовича, бывшем когда-то печальным лицом Артема, сейчас появилась веселость мудреца. Видимо, внутренняя перемена произошла потому, что живший в актере персонаж сумел освободиться от бремени вопросов, мучивших его 40 лет назад.