Мария Шинкаренко: В Освенциме немцы обычно не трогали мужчин

Один из бывших узников Освенцима польский писатель Игорь Неверли написал: «Правда Майданека или Освенцима — это трудная правда, а для тех, кто прошел через это, — очень личная правда. Мне кажется, что отображение этой правды во всей ее сложности станет возможным лишь в произведениях будущих поколений...».

Поэтому сегодня важно сохранить каждое живое свидетельство очевидцев страшных событий 70–летней давности. Ведь их в живых остались считаные единицы. Но им есть что сказать нынешним фальсификаторам истории.

Мария Семеновна Шинкаренко (в девичестве Задисенская) живет одна в Москве на улице Верхняя Масловка в крохотной однокомнатной квартирке. Правда, недавно к ней из Донецка перебрался сын Александр с женой. Женщине 87 лет, но выглядит она прекрасно, хотя по квартире передвигается уже с трудом, опираясь на палочку. Нас она встретила радушно, усадила напротив и сразу окунулась в воспоминания.

Увы, в газетную статью невозможно уместить весь ее рассказ, который потянет на книжку. Мы постарались выбрать самое важное и интересное, а именно то, как в нечеловеческих условиях фашистского концлагеря люди не теряли человеческий облик, как помогали друг другу, подставляя в буквальном смысле плечо падающему.

Вот некоторые фрагменты из рассказа бывшей узницы Освенцима, в котором нацисты уничтожили более четырех миллионов безвинных людей и где Мария Задисенская провела около полутора лет и на себе испытала методы врача–изувера Менгеле.

— В Германию меня, 14–летнюю школьницу, угнали в декабре 1942 года вместе с моими земляками из Курской области. Сначала я работала у какого–то немецкого бюргера, а после попытки сбежать попала в Освенцим под номером 75490, выколотым на левой руке. Выжила и была освобождена в апреле 1945 года. Почему не 27 января, когда бойцы Красной армии открыли ворота концлагеря? Пришлось «задержаться». Дело в том, что, когда советские солдаты в конце 1944 года подошли вплотную к Освенциму, стало понятно: наше освобождение — дело нескольких дней. Все отчетливей доносились до бараков взрывы близких боев. Но это понимали и немцы — неожиданно комендант лагеря Йозеф Крамер приказал перебираться в глубь Германии, в лагерь Берген–Бельзен. В бараках Освенцима остались старики, дети и совсем немощные. А всех, кто еще мог работать, меня в том числе, погнали на запад. Там нас в апреле 45–го освободили англичане. Помню, последний раз видела Крамера на танке союзников, закованного в кандалы. Перед самым их приходом Крамер отдал приказ отравить весь обед для узников. Но, к счастью, нас освободили на два часа раньше наступления времени обеда, чем и спасли от смерти.

Вскоре мы узнали, что был суд, после которого коменданта повесили как военного преступника. А нам объявили, что мы свободны и скоро будем отправлены на Родину. Помню, не у всех выдержало сердце от этой новости. Но все это было потом.

Попав в Освенцим, я через некоторое время познакомилась и подружилась с двумя замечательными девушками–белорусками — Региной Реут, которую мы звали Реней, и ее родной сестрой Эммой. Сестер угнали в Германию за связь с партизанами, а перед отправкой расстреляли мать и еще одну сестренку. Отец девочек, Болислав, еще раньше погиб на фронте. Собственно, девушки взяли меня под свою опеку, поскольку были немного старше. Мы всегда держались вместе. Думаю, их прислал мне сам Господь, ведь они трижды спасали меня от верной гибели. Хотя смерть в тех условиях уже казалось почти обыденностью. Ежедневно сотни людей умирали от болезней, их умерщвляли газом, сжигали в печах... Бывало, проснешься на голых нарах — нам полагалось два соломенных матраса и два байковых одеяла на 12 человек — а рядом с тобой остывающий труп.

Мужчин обычно немцы не трогали — как рабочую силу. Женщин же с детьми вроде бы отправляли в душ, а на самом деле травили «Циклоном». Потом пол раздвигался и трупы попадали в печь. Наутро пепел специальная команда выносила на поля. До 1943 года эшелонами привозили и сжигали наших военнопленных, потом только евреев и цыган. С июня 44–го по 45–й крематории дымили без перерыва. Порой пламя вырывалось из труб метра на четыре, а черный дым валил непрестанно.

На работу мы ходили строем по пять человек. Кроме Рени и Эммы в нашей пятерке была еще одна Эмма, с Таганрога, и Валя из украинского Николаева.

С левой стороны от ворот располагался детский барак. Дети смотрят голодными глазами, а родители, проходя мимо, пытаются украдкой сунуть им листочек капусты или еще что–то. Когда нас угоняли из Освенцима, матери кричали своим чадам: «Помните свое имя! Мы вас разыщем!..»

Подняли нас глубокой ночью, дали в дорогу буханку хлеба на несколько человек и повели этапом. Гнали трое суток. На ногах деревянные колодки с брезентовым верхом. Я ноги так натерла, что уже не могла идти. Говорю: Реня, Эмма, оставьте меня, я сейчас умру. А они меня подхватили под руки и тащили несколько километров. Все надеялись на привал. Вскоре, слава богу, остановились рядом с каким–то поместьем. Хозяин оказался сердобольным старичком, подобрал мне какие–то мужские ботинки.

Берген–Бельзен, куда нас привели, не был концлагерем, здесь прежде лечили пленных солдат под эгидой Красного Креста. Но теперь стояли только пустые бараки. Спать пришлось на голом полу. Крамер распорядился построить крематорий, и нас заставляли выкорчевывать пни и ровнять площадку под его строительство. Еще заставляли нас цеплять умерших железными крюками и тащить в специально вырытую большую яму. А кормили плохо — брюква на воде. Помню, тащишь труп из последних сил и думаешь: скорее бы и меня туда же...

Вскоре я подхватила тиф. Провалялась без сознания дней десять. Если бы не Реня с Эммой, точно умерла бы. Никто меня не лечил. Даже вода была строго нормирована. Сестры делились своими порциями, подкармливали хлебом из своих паек. Когда пришла в сознание, узнала, что союзнические войска уже близко. После болезни я была очень слабая и больше всего боялась, что тех, кто ходит на работу, союзники освободят, а кто в лагере остается — немцы расстреляют. Однажды, когда гул боев уже слышался особенно близко, я попросила Реню и Эмму взять и меня на работу. «Ты не выдержишь», — ответили они. Но потом согласились. Выгнали нас на рассвете из барака, построили. Я еле держусь на ногах, а сестры меня поддерживают с двух сторон. Простояли несколько часов, но на работу нас так и не повели — загнали обратно. А вскоре по бараку пролетел слух: немцы вывесили белый флаг. Слух оказался правдой.

Союзники привезли воду и продукты, приготовили картофельный суп с тушенкой, раздали хлеб — полукилограммовую буханку на двоих. Истощенные люди набросились на еду, и у многих сделался заворот кишок. Англичане, конечно, не могли представить, что людей можно довести до такой степени истощения, и хотели, как лучше. В результате многие поумирали от переедания. Нас всех опять спасла Реня. Поставила миску супа и разрешила съесть по одной ложке. Всех трясет от голода, а она не дает — умрете, говорит. Мы ее послушались. Через некоторое время разрешила проглотить еще по ложке...

Потом нас расселили в каком–то лесу в двухэтажном домике, дали гражданскую одежду, хорошо кормили. Продержали месяц и все агитировали не возвращаться домой в Россию. Но желающих не нашлось, все только и ждали дня и часа, когда смогут вернуться на Родину и увидеться со своими близкими.

Вскоре состоялась и наша «встреча на Эльбе». Привезли нас к реке — на другом берегу русские — переправили по понтонному надувному мосту. Переправились, обнимаемся, плачем...

Но домой я попала лишь к концу 46–го. Поступила в вечернюю школу, потом окончила курсы машинисток. Вышла в 47–м замуж, родила сына и дочь. В 1953–м приехала в Москву. Работала на железной дороге, потом в министерстве обороны. Каждый год 9 Мая ходила на Красную площадь.

Сестры Реня и Эмма Реут после лагеря тоже вернулись к себе в деревню — это в десяти километрах от станции Жодино под Минском. Я всю жизнь поддерживала с ними отношения. Ездили друг к другу в гости. Я чуть не вышла замуж за их брата, который тоже прошел Освенцим и тоже выжил. Но не сложилось... В последние годы связь с моими лагерными подружками утеряна. Может, газета поможет их разыскать?

От редакции

Мы постараемся выполнить просьбу Марии Семеновны и найти хотя бы какие–то сведения о судьбе Регины и Эммы Реут из белорусского села близ Жодино. Если кто–то из вас сможет нам в этом помочь, будем признательны. Лучшего подарка Марии Семеновне на 9 Мая не придумать.