Чем объясняется ваш научный интерес к республике Беларусь?
— Интерес давний, первый раз я был в Минске в январе 1992 года, руководство мэрии Санкт-Петербурга было заинтересовано в развитии отношений с Белоруссией. Я встречался с заместителем министра иностранных дел В. Л. Сенько. К сожалению, в то очень непростое время выстроить систему взаимовыгодного сотрудничества не удалось.
И на государственной службе, и работая затем в университете, я часто бывал в стране, видел формирование и эволюцию белорусской модели. И сейчас вместе с коллегами из Института экономики НАН РБ мы ведем грант по проблематике приграничного сотрудничества.
— Вы упомянули термин «белорусская модель», в чем ее характеристики, видимые и значимые признаки, глядя из России, а не, скажем, из Лондона?
— У нас в экспертном сообществе ведется дискуссия о том, какая Россия нужна Западу.
И вот что получается: в территориальном плане — размером с Германию. Во внешнеполитическом — с амбициями не более, чем у Франции или Испании, опирающихся больше на историческую память, нежели на реальные компоненты мощи. В экономическом — со структурой экономики как у Польши и ВВП как у Португалии.
Вот такой России Европа могла бы предложить место… естественно, в прихожей. Европе и Америке не нужна новая Киевская Русь или Великое княжество литовское. Не нужен любой «большой проект». Россию они хотят видеть как Московское царство, как протекторат Польши. А Беларусь — как Полоцкое княжество, при Ливонском ордене, естественно.
А вот теперь о Беларуси. Для европейских либеральных теоретиков и практиков Беларусь должна быть в территориальном плане как Литва, с политическими амбициями как у Молдавии, и душевым ВВП как в блокадной Армении.
В недавнем интервью с профессором Делягиным прозвучал абсолютно правильный тезис: смысл современного либерализма — в подчинении государства интересам глобального бизнеса против интересов своего народа. Здесь я с ним полностью согласен.
По частностям можно спорить: оставит ли глобальный либеральный режим, сам или через местных гауляйтеров, каждому белорусу 70 долларов или все-таки 100? Профессор Делягин считает, что 70 долларов. Мне кажется, что европейские консультанты, вспомнив партизанский опыт всего народа, или всех народов Советской Беларуси, закономерную судьбу В. Кубе, накинут и до 120.
Рассказ же о белорусской модели можно начать по принципу сравнительного анализа.
Для начала вспомним о России.
Вспомним знаменитый доклад экспертной группы по России палаты представителей 106-го конгресса США. Примечательно само название доклада: «Администрация Клинтона экспортировала бюрократические структуры вместо свободного предпринимательства и подвела российский народ».
Однако нельзя не отметить и то, что принуждение к «либерально-рыночным реформам» встретило массовое сопротивление. Либерально-олигархическая деструкция государства, достигнув максимума к 1997 году, была остановлена в 2002-2003 году.
Называть российскую модель олигархической и либеральной сейчас, в 2015 году, нельзя. Нельзя и пугать белорусов некоторыми сохраняющимися проблемами российской экономики.
Правильно сказать так: «В России есть либералы, и есть, пока еще есть, олигархи».
С позиций социальной защиты, государственного протекционизма, оправданного в современной экономике, Россия близка к Беларуси.
Признаком белорусской модели является социальное государство в лучшем смысле. То социальное государство, которого уже почти нет в Швеции и Германии, и которое тает как снегурочка у купальского костра в Финляндии и Дании.
Что же касается Эстонии и Латвии, то термин «социальное государство» на их государственные языки не переводится. Не получается…
— А как видится белорусская модель и роль республики из Европы?
— Европейский союз, на мой взгляд, не устраивает ни политическая, ни экономическая модель Белоруссии. Главная, реальная проблема разногласий Европы и Беларуси — экономика.
Белорусская экономика построена по другой модели контролируемого рынка. Она существенно ближе к постсоветской модели, чем какая бы то ни было экономика остальных постсоветских стран.
Да, нет нефти, золота нет. Но желающие прийти и взять лес, землю, калийную соль обязательно будут. Предлагая европейские ценности зоологическо-либерального розлива, они попытаются взять и души людей. Если их пустят.
Но, к счастью, не пускают их в Минск!
— А в Москву?
— А в Москве, увы, они проросли пятой колонной в конце 80-х, и потребовались годы для спасения страны от их либерального ига.
Вернемся к Беларуси. Да, большая Европа делает вид, что поддерживает превращение Минска в универсальную диалоговую площадку между Востоком и Западом.
Однако Минск сам по себе не интересует глобальных игроков. Минск мог бы заинтересовать объединенную Европу в том случае, если Европа бы приняла решение об осторожном, пусть медленном восстановлении отношений с Россией.
Если бы Европа пошла путем, о котором постоянно говорит президент Путин (т.е. путем отказа от собственной исключительности, эксклюзивности и перехода к совместному, уважительному, равноправному сотрудничеству), выиграли бы все.
Рассчитывать на серьезную «любовь» ЕС к Минску после выборов президента Белоруссии не стоит.
— Что же, можно опять вернуться к двусторонним отношениям?
— Беларусь, как впрочем, и Россию ждут не простые времена. Действующие экономические практики придется корректировать.
Реформы необходимы и в Минске, и в Москве. Крайне важно перейти к созданию реальных производственных цепочек и государственных, точнее межгосударственных холдингов, к примеру, в автомобилестроении.
Еще один важный момент.
Мой коллега, директор Института экономики НАН РБ Дайнеко справедливо указывает:
«Следует признать, что Беларусь на современном этапе развития не готова к глобальной конкуренции и интеграции. Одновременное включение Беларуси в глобальные и региональные процессы связано с существенными рисками и угрозами. Вместе с тем суверенное государство такого геоэкономического положения не может оставаться в самоизоляции, поскольку это означало бы консервацию низкой международной конкурентоспособности и поддержание малоэффективной внешнеэкономической деятельности».
Согласен, однако возникает вопрос, как решать эту проблему? С моей точки зрения, единственный путь — углубление реальной интеграции с Россией.
— И Китаем?
— Безусловно. Хотя Новый шелковый путь и Евразийская интеграция пусть и сочетающиеся, но все же разные проекты.
Для того чтобы авторитетно предлагать и продвигать свои правила игры в мировой экономике, возможностей отдельной Беларуси и отдельной России тоже мало.
Именно поэтому важен формат большой интеграции. И здесь мы опять возвращаемся к идее «больших проектов», о которой говорили в начале.
— И самый последний, немного провокационный вопрос: Беларусь и «русский мир», что первично?
— Да нет здесь провокационности. Для всего мира мы единое целое. Классический подход звучит так: русский мир включает в себя два базовых элемента — Россию и русское зарубежье.
Возникает вопрос, а где Беларусь в этой системе? Может, она — будущая часть России? Или будущее зарубежье, отрицающее всякую связь с Россией, как, например, Прибалтика?
Нет, не первое и не второе.
Вот русский и белорус, например, в Мельбурне или Берлине — это русское зарубежье. А русский в Полоцке? Он живет у себя дома, и этот дом называется Беларусь.
В данном случае Беларусь наряду с Россией, наряду с русским зарубежьем образует тот Русский мир, который объединяет людей, близких по духу, культуре, ценностному коду.
Русский мир — не мир одной только России, это и мир Беларуси, и мир Украины, пусть там сейчас болезненно тяжелые процессы происходят.
Эта идея основана опять же на «большом проекте», в данном случае — на проекте «большой нации».
Мы понимаем, что после 2013 года процесс секьюритизации идентичности стал виднее в Беларуси, мы знаем, что это была вынужденная реакция.
Когда Президент А.Г. Лукашенко говорит: Россия никогда не пойдет войной на Беларусь, то это не просто констатация факта. Здесь большее. Россия не может «пойти войной» на Беларусь так же, как левая нога не может пойти войной на правую.
Почему? Потому что мы — это один мир, одно целое. Да, есть специфика национальных моделей в политике и экономике. Но это не мешает, а лишь способствует нашему развитию как Союзного государства.
Что является ключевым вопросом, красной линией в наших отношениях? Конечно же, это государственная независимость в тех юридических и экономических, политических пределах, в каких это возможно и целесообразно в глобальных условиях сегодняшнего дня.
Независимость и самостоятельность Республики Беларусь никем в России не подвергается сомнению. Есть небольшая группка псевдопатриотов, понимающих идею «русского мира» как прокрустово ложе принуждения к единству.
И есть столь же небольшая группка либералов, считающих, что государственность не нужна ни Москве, ни Минску, и видящих себя ответственными работниками Восточного министерства г-на Риббентропа, нетерпеливо ожидающих продвижения по службе. Кстати, и в Минске с десяток их единомышленников тоже найдется…
В остальном же отношение у россиян очень здравое, спокойное: Беларусь — суверенное государство, которое является нашим стратегическим союзником, ближайшим соседом.
Скажу больше — у нас понимают то, какой прессинг на Беларусь сейчас оказывает Запад, который то поманит отменой санкций, то нейтралитет по типу Швейцарии посулит. И понимают, что Минск не прогнется.
Потому что мы помним: Беларусь — это Брестская крепость, которая не сдается.
