Она назвала свою кошку Осень. А еще у нее самая большая в Беларуси коллекция лягушек — от детских игрушек до пепельниц, рыболовных крючков и золотых кулонов.
На литературных вечерах она перебывала в виде самых разных персонажей — от белорусской поэтессы Тетки до Царевны, разумеется, Лягушки.
На заседаниях и выступлениях клуба «Лiтаратурнае прадмесце» годами она была одной из самых ярких звезд. Когда мы путешествовали по Беларуси, то умудрялась забраться туда, где многим не всегда легко побывать, — на самую звонницу, к колоколам, или в опасные подземелья старой усадьбы, чтобы сфотографировать царевну–улитку на листе одуванчика или стать вместо большой стрелки на старых часах, показывающих время ее рождения.
Кстати, о звездах — недавно они вместе с поэтом Змитером Артюхом организовали поэтический театр «Арт.С», и кроме «обычных» вечеров вроде «несапраўдных спектакляў», еще с одним поэтом (и тоже из нашего «Лiтаратурнага прадмесця») Миколой Кондратовым каждый месяц в музей Максима Богдановича приглашают творческих людей, рожденных под одним знаком зодиака, на зодиакально–поэтический проект «12 созвездий».
В общем, она превращает в поэзию все вокруг себя. Это — особый дар, возможно, проявляющийся в поэтической династии: отец — поэт Вадим Спрынчан, дед, о чьей трагической гибели мы недавно писали, — поэт Бронислав Спрынчан. Сама Аксана Спрынчан (именно такая форма ее имени прижилась уже в международном пространстве) уверяет, что поэты были в роду и ранее, поколений этак пять.
Верю. Несколько лет назад на страницах «СБ» я назвала первый сборник Аксаны Спрынчан «Вершы ад А.» дебютом года. Только что появился ее следующий сборник — «ЖываЯ». И то, что в оценках я не ошиблась, подтвердило новое известие: на международном литературном конкурсе «Содружество дебютов» стран — участниц СНГ Аксана Спрынчан стала дипломантом. Таким образом, Беларусь получила первенство в самой престижной, на мой взгляд, номинации: за философскую лирику. Вручение премий происходило в Душанбе, на III форуме творческой и научной интеллигенции СНГ, вручал премии лично президент Таджикистана Эмомали Рахмон.
Не поверю, чтобы и в Таджикистане Аксана не подсмотрела чего–то необычного, поэтичного.
— Белорусы насыпают курганы, а таджиков «засыпают» горы. Разная ментальность, правда? — сообщает самое яркое впечатление Аксана. — Моя мечта была — увидеть, как растет хлопок. Когда нас возили в Гиссар, старинный город, я попросила остановить автобус посреди хлопкового поля и побежала смотреть. Красота! Цветки, которые почему–то мне напоминали лилии. Белые, розовые, фиолетовые. И я подумала: а ведь наша бульба тоже цветет такими цветками — розовыми, белыми, фиолетовыми. И понимаешь, что собирать хлопок ничуть не легче, но мягче. Конечно, там все ярче. Природа, одежда, еда... Мне кажется, что только там, где есть горы, мог возникнуть шашлык — формой он похож на валуны, а «внутренним содержанием» — на облака, отдохнувшие на вершинах. Впечатлил, конечно, рынок. Настоящий восточный абсурд. Специи, фрукты, ткани, тут же — голова теленка. Арбузы, которые вот–вот, кажется, треснут, дыни, ослепляющие, как солнце, роскошные ткани. Купила себе отрез — есть задумка соорудить платье и организовать «усходнюю вечарыну» только для «Памiр–коўных беларусаў».
— А что такое философия в поэзии?
— На самом деле поэзия для меня и есть философия. Ведь писать стихи я начала в том возрасте, в котором Максим Богданович уже умер. То есть не так давно. Но разве поэзия для меня началась с первых записанных строк?
— Есть литература, которая пишется наедине с бумагой или монитором. И есть литературная жизнь, для участия в которой не обязательно даже создавать тексты. Наши литераторы по–разному относятся к этой «презентативной» части. Некоторые просто не могут в нее вписаться. Не чувствуют в ней нужды или даже усматривают вред. Другие, напротив, принимают то, что писатель становится шоуменом. Тебе, насколько можно понять, эта литературная жизнь необходима...
— Я не знаю, буду ли я всегда заниматься организацией вечеров, выступать. Это не литература, это — притяжение к литературе. Я сама, кстати, не воспринимаю поэзию на слух, мне нужно перечитать глазами. Но стремление увидеть писателя вживую всегда существовало и будет существовать. Чем мне нравится наш театр — спектакли в нем не повторяются. Настоящий актер может сыграть триста спектаклей по пьесе одного автора. Я так не могу.
— А как возник театр «Арт.С»?
— С того, что мы пришли в клуб «Лiтаратурнае прадмесце» к Людмиле Рублевской, которая обо всем этом прекрасно знает, но почему–то спрашивает.
— Ну мы же с тобой для читателей говорим.
— На «Лiтаратурным прадмесцi» мы все познакомились, приобрели опыт выступлений. Наш театр — не пропаганда поэзии. Я думаю, это просто создание праздника, по крайней мере, стремление к созданию. Людей, которым это интересно, хватает. В этом году открывали сезон «вечарынай–фарс» «Восень i iншыя коткi». На следующий день в библиотеку пришла женщина, которая побывала на вечере, и оказалось, что после него она стала писать стихи. Хотя именно в этот вечер звучало больше прозы и музыки.
— Приходится слышать о том, что современную белорусскую литературу, особенно поэзию, знает узкий круг людей.
— Версия о том, что только несколько процентов людей могут воспринимать поэзию, очень правильная. Причем не факт, что человек из этих процентов будет воспринимать именно твою поэзию. В Таджикистане меня показали по телевизору, а на следующий день все везде меня узнавали. На рынке торговец, который когда–то жил как беженец в Беларуси, тоже меня узнал и попросил мою книгу. Разумеется, хотя он и пожил у нас, но белорусского языка не знает. Я спросила: «Для чего вам моя книга?» А он, простой человек, говорит: «Для души». Наверное, у многих людей на уровне подсознания заложено именно такое восприятие литературы. Мне вообще до сих пор странно, что то, что я пишу для себя, читает еще кто–то.
— Жы–ва–я!
Крычу ў глыбокi калодзеж.
I вада ў iм
Нiколi не стане мёртвай.
Это из твоей новой книги. Ты веришь, что поэзия может влиять на жизнь, что–то изменить в этом мире?
— Думаю, читателю в тот момент, когда ему тяжело, она может помочь. Особенно если ему тяжело так же, как было мне во время возникновения тех или иных строк. Как–то мы выступали в парке «Дримлэнд» на устроенном там дне поэзии. Некоторые из старших писателей ушли — не поняли, как можно выступать там, где шумно, никто особо не слушает... Но мы ведь не знаем, где найдем своего читателя! Так же, как не знаем, где повстречаем свою любовь. У каждого поэта свой «роман» с читателем.
