Николай Цискаридзе — о Галине Улановой, своей академии и силе балета

— Николай Максимович, на прилавках появилась увесистая иллюстрированная книга «Мой театр», написанная вами, где история жизни разворачивается подобно детективу.

— Книга — результат удачного «проведения» пандемии. Это автобиография на основе творческого дневника 1985 — 2003 годов, в котором я ставил плюсики и минусики напротив спектаклей.

— Книга написана на плюс. Будет ли экранизация?

— Еще рано. Если будут снимать обо мне фильм, то чтобы у артиста были руки красивые.

— Говорят, что балет — это каторга в цветах.

— Я не пожелал бы им заниматься даже врагу.

— А правда, что Галина Сергеевна Уланова говорила вам: «Коля, жизнь длинная, станет ясно, кто есть кто»?

— У нас были отношения педагога и ученика. Она была закрытой. Для меня она была божеством. Ко мне очень трогательно относилась. Галина Сергеевна привила любовь к размышлениям. На гастроли в Египет мы полетели с ней, когда ей было 86 лет. Даже съездили на пирамиды.

— В вашем поколении есть большие артисты?

— Мировой успех к Улановой пришел в 47 лет. Она танцевала 13‑летнюю Джульетту. Это был период, когда нам подражали. Мы были в балете впереди планеты всей. Когда Советский Союз рухнул, мы стали разбазаривать наше богатство. Артисты наши стали уезжать...

— А почему вы остались?

— Я никогда не хотел поменять страну и язык. Для меня самое ценное то, что я русский артист. У нас в семье всегда твердо знали, что хорошо, а что плохо. Мы жили небогато, но достойно. Мама с детства приучала меня относиться к театру как к храму. В два годика я ходил туда в галстуке и костюме.

— В следующем году у вас юбилей.

— Я родился 31 декабря 1973 года в Грузии, в Тбилиси, на улице Камо. В роддом мама пришла поздно ночью. Я вечерний ребенок весом в два с небольшим килограмма. Когда меня ей показали, она увидела «ноги, одни только ноги». Мама рассказывала, что в тот вечер в Тбилиси шел снег. Снег для Тбилиси нечто экстраординарное. Я — зимний Никола. На старый Новый год в нашей квартире появилась няня. Когда она развернула пеленки и увидела мои ноги, серьезно сказала: «Балеруном будет!»

— Что означает ваша фамилия?

— «Ца» означает небо, «кари» — врата. Если слово произносить утром, то это означает — заря, если вечером — первая звезда.

— Какой мама вела предмет?

— Она физик по образованию, окончила МГУ (работала на Обнинской атомной станции. — Прим. ред.). Великолепно играла в шахматы. Но при всем своем аналитическом уме ничего не могла продать — только подарить. Мама научила меня всему — готовить, стругать, шить, чинить кран...

— Каким было ваше первое впечатление от Большого?

— В Большом театре я оказался в 1985 году. Мы с мамой опоздали на «Щелкунчика», и балет я смотрел на четвертом ярусе сквозь огромную хрустальную люстру. В антракте я пробегал мимо огромного зеркала — и вдруг остановился. Я увидел себя в трех возрастах: я — маленький, я в 40 лет и — в 70. В 2005 году я пришел в Большой театр перед его закрытием на реконструкцию. Целовал стены, трогал стулья — я с ним прощался.

— В хореографическое училище вы поступили с третьей попытки.

— В январе 1986 года мы поехали поступать в Московское хореографическое училище. В период директорства Софьи Головкиной ничего равного ему не было. Когда я стал ректором Академии Русского балета имени А. Вагановой, на столе поставил портрет Софьи Николаевны. Каждый раз, когда принимаю какое-то важное решение, как ректор я веду с ней диалог.

Московскую прописку я получил 11 февраля 1991 года. Комната, где меня прописали, находилась в доме Министерства обороны на Фрунзенской набережной, прозванном Пентагоном. Моя хозяйка была парикмахершей генералов, ее муж — водителем. В Москву мы ехали со всем скарбом. Мама говорила в поезде, что «если она решилась, я должен стараться». Мама пожертвовала всем. Отчим сказал: «Нет Москве», мама ответила, что сын дороже.

— Как вас приняли в Большой театр?

— После госэкзаменов в училище Юрий Григорович потребовал списки тех, кого берут в Большой. «Софья Николаевна, — спросил он у Головкиной, — как фамилия того грузина?» — «Цискаридзе». — «Почему его нет в списке?» Григорович взял и написал своей рукой мою фамилию. Поэтому список принятых в 1992 году в Большой театр начинается с фамилии «Цискаридзе».

— У вас же два образования.

— Да, Московская академия хореографии и юридический институт.

— Сложно артисту стать менеджером?

— В Большом театре ко мне обращались с социальными проблемами. После моих усилий ветеранам театра дали надбавки к пенсиям, после чего ее стали называть «надбавкой Цискаридзе». Я не подозревал о степени развала Вагановской академии, когда Владимир Владимирович Путин пригласил меня на собеседование. Он предупредил, что будет трудно. В академии не было даже медицинской лицензии. В 2014 году я стал ее ректором. Мне предрекали, что не продержусь и дня. Я понял смысл профессии: делай честно свое дело, тебе Господь подарил возможность доставлять людям радость — вот и делай это. Теперь второе образование помогает мне в хозяйственных вопросах. Я рад, что прикоснулся к истокам, где учились мои педагоги. (Вагановскую академию окончил и Валентин Елизарьев. — Прим. ред.)

— Грузинскую кухню любите?

— Не каждый день. Грузинскую кухню готовили по праздникам — харчо, сациви, поросят жареных... Вообще-то я люблю сало. (Смеется.)

— Вы живете на два города.

— В Москве у меня просторная квартира в фешенебельном районе. С ней связана целая семейная история. Здесь раньше была коммуналка, в которой моя мама снимала комнату. Затем мaма смогла эту комнату выкупить. А потом уже я потихоньку стал выкупать другие комнаты. Я так долго жил в маленьком помещении, что захотелось простора. Вторая квартира в Питере. Маленькая, но уютная.

— А какой город любимый?

— Я полюбил Москву сразу. Зимой, в мороз, горят купола.

— Кто вас пригласил на Первый канал?

— Если бы меня попросила не съемочная группа (стать ведущим вместо Максима Галкина. — Прим. ред.), а кто-то другой, я бы по-другому, может быть, и среагировал. Мне позвонила редактор, с которой мы дружим много лет, и сказала, что это просьба съемочной группы.

— Как долог век артиста балета?

— Когда я танцевал в Парижской опере, был поражен продуманностью законов. Когда тебе исполнилось 42 года, в зале Ротонды в день твоего рождения разливали шампанское и провожали на пенсию.

— Вы суеверный человек?

— Суеверный. Когда меня посадили в гримерку, где сидел Владимир Васильев, я стал танцевать один сольный спектакль за другим.

— Будущий год в России объявлен Годом педагога и наставника. Сейчас в школах предлагают ученикам сдавать телефоны.

— Это мое предложение. Я член Совета при президенте России по реализации государственной политики в сфере защиты семьи и детей. У нас в академии есть специальные боксы для телефонов. Я не беру на уроки телефон, чтобы ничто не отвлекало от процесса учебы.

Татьяна Хорошилова, sh@rg.ru