Гость «СОЮЗа» — заслуженная артистка России Наталья Крачковская

В ее биографии немало грустных, даже тяжелых страниц, хотя люди привыкли ждать от нее исключительно юмора и задорных шуток. Откровенные признания любимой миллионами актрисы — о смысле жизни, детях, сыгранных и несыгранных ролях.

Детство?.. Войну очень хорошо помню. Маму в войну не помню, она уезжала на гастроли, сестру забрала, а я оставалась у бабушки. Помню, как отец из армии приезжал с целым рюкзаком мандаринов, его колени помню, я с них не слезала. Еще запомнила аллею, по которой уходил папа. Больше я его не видела никогда, он погиб после 9 мая 1945–го, когда уже не должны были погибать.

...Вообще детство у меня было счастливое, несмотря ни на что. Я много времени проводила с дедушкой и бабушкой, мама большую часть жила отдельно, у нее не было своего жилья — жила при театре, за кулисами...

Но мы периодически виделись и общались, а когда мне исполнилось пятнадцать лет, маме дали большую комнату в коммуналке и мы стали жить вместе. Я не могла с мамой муркаться, тереться о нее, ластиться к ней. Не было у нас такого контакта.

Когда мы стали жить вместе, я была уже сформирована как человек, со своим внутренним миром, переубедить меня, как–то повлиять уже было невозможно. Не было у меня к ней душевной привязанности, но это не моя вина и не ее. Так сложилась жизнь.

Мы жили вчетвером: с нами еще жил муж матери, которого я просто терпеть не могла. Он был слабым человеком, пил, обижал мать... Я его не принимала напрочь.

Не было у меня теплого дома, где и мама, и папа, где счастье живет. Мама у меня была тихая, добрая и не очень счастливая...

Когда я вышла замуж, то жила рядом с ней, но никогда ничем с ней сокровенным не делилась. Все переносила в себе. Я всегда была одинока. Внутренне. Не случилось у меня в жизни подруги — в полном смысле этого слова. Сейчас тоже до конца ни перед кем раскрыться не могу, наверное, возраст не дает. Друзей настоящих заводят в молодости, вернее, в юности.

Почему девочка решила стать артисткой? Опять война виновата. Мне еще совсем ребенком хотелось выступать перед военными, хотелось их рассмешить. Мне казалось, что если они будут улыбаться — им не будет так больно. И потом, я — ребенок закулисья. С детства видела, как работают актеры, как из ничего получается что–то. Мать, узнав о моем решении, была категорически против. Она мне говорила: «Наташа, ты же видишь, как мы живем?» А жили мы небогато.

Вообще выучиться на артистку невозможно, тут или дано, или не дано. Понимаете, нельзя научить человека чувствовать. У меня артистка внутри жила с самого детства, мне девчонки–ровесницы лет в десять говорили: «Наташка, артисткой будешь».

Когда Леонид Гайдай меня увидел, сказал сразу: «Она!» Я не хотела сниматься. Когда прочитала в сценарии, что мадам Грицацуева — женщина необъятных размеров с арбузными грудями, то как–то пыхнула вся изнутри. Как можно такую играть?!

Поделилась своими сомнениями с мужем, а он в ответ: «Наташа, ты себя в зеркало видела? Это же ты!» Я взбесилась, на мужа чуть не с кулаками. Не разговаривала с ним. Потом подумала и... поехала к Гайдаю.

На пробах со мной был какой–то молодой грузинский актер, у которого кроме фактуры ничего не было, он что–то блеял невпопад, и все. Пришлось брать инициативу в свои руки. На меня с трудом надели платье, которое на спине не сходилось, спину прикрыли павлопосадским платком. Я как разошлась, платок долой с плеч, вся группа со смеху и упала. Гайдай смеялся громче всех, как мальчишка. Я была тут же утверждена на роль мадам Грицацуевой.

Я свою мадам люблю, она трогательная. Нет, она не дура, просто ей очень хотелось любви. Очень! Поэтому она с такой любовью и нежностью говорила: «Товарищ Бендер...», так щемяще–просяще. Ей так хотелось отдать всю свою нерастраченную любовь этому человеку! Но не получилось...

Где краски брала для этой роли? Не знаю. Я в сути своей не злой человек, родилась большой и доброй. И потом, женщина всегда дарит себя, так устроена женская природа. Хотя убеждена, что женщина значительно сильнее мужчины. Внутренне сильнее, порой при всей хрупкости в ней столько силы, но при этом ей безумно хочется спрятаться за теплой широкой спиной. Спрятаться и ничего не бояться. Такова природа женская.

Женская природа в полной мере есть и у меня, и я ее могу показать. Вот в роли мадам Грицацуевой я ее и показала. За это народ ее и полюбил.

После выхода картины я не проснулась знаменитой. Да, меня стали узнавать на улицах, и, не буду скрывать, мне это нравилось и нравится. Но такого обвала, ухода земли из–под ног — не было и нет. Вообще по земле надо ходить. Когда люди начинают от нее отрываться, случаются большие трагедии. Слава богу, звездой я не стала. Никогда не считала себя таковой. Нос задирать — это последнее дело. Знаю, что я хорошая артистка, знаю, что многое могу в профессии. Но не более. Но популярность помогает жить, я, бывает, ею и пользуюсь. В России живем. Что тут лукавить?..

Кто для меня Леонид Гайдай? Знаете, у меня две жизни. Одна домашняя, которая для меня в разы главнее профессиональной. Другая жизнь — жизнь артистки, без которой я не могу. Так вот, в актерской жизни Гайдай для меня самый главный человек. Ту Крачковскую, которую вы знаете, из меня сделал Леонид Иович Гайдай, я это помнила, помню и буду помнить всю свою жизнь. Но я не из тех актрис, которые сожгут дом ради роли. В первую очередь я мама, бабушка, а потом уже все остальное. Мой сын, мой внук — главные люди в моей жизни.

С мужем прожила двадцать пять счастливых лет. Даже ни разу не поругались. Я ругалась и посуду била. Он стоял, молчал и спрашивал: «Наташа, обедать–то будем?» ...Все разговоры о том, что большим артисткам не нужно рожать детей, считаю глупостью несусветной. Слава одиночество не развеет. Роли не обогреют и не утешат, сделают это только родные и близкие люди. Моя любимая работа, на которую я ходила как на праздник, всегда шла и идет после семьи. От этого работа кажется еще слаще. Главное — баланс найти и не переходить его. Поверьте, это совсем нетрудно. Поэтому рассуждения о жизни, без остатка положенной на алтарь искусства, я считаю враньем и лукавством. За такими разговорами обычно виден очень неприглядный задний план, там такие рыдания в подушку среди ночи...

Откуда силы берутся? Силы беру в желании жить. Для меня самое главное — не быть никому в тягость. Это ужасно, когда тебя начинают жалеть. В жалости я вижу некую поверхностность, торопливость. Пожалеть и дальше побежать. Думаю в таких случаях, зачем ты это сделал? Ты же причинил мне боль. Или пустое до звона: «Как ты себя чувствуешь?» Всегда отвечаю громко и особенно внятно: «Я прекрасно себя чувствую!». Чего от жизни хочу? Многого. Я еще много чего не успела. Поработать еще хочу. Хочу картину, в которой я бы прожила интересную жизнь. Пусть даже стерву сыграть, но чтобы у нее была душа.

Я урожденная Белогорцева, из княжеского рода. Но в советское время в семье об этом вслух даже говорить боялись. От бабушки мне достался бесценный дар — автограф Пушкина! Прижизненное издание «Евгения Онегина», на титульном листе которого рукой автора были написаны теплые строки, посвященные женщине, и стояла его подпись. Размашистая. Пушкинская.

Эту драгоценность у меня украли лет двадцать назад: при переезде исчезла коробка с этой книгой. Вообще это целое состояние в материальном измерении и абсолютно бесценно — в духовном... Больно очень об этом вспоминать и тем более говорить.

Почему я в инвалидном кресле решилась прилететь на Дальний Восток на фестиваль «Амурская осень»? Врачи всегда запрещают. А чего мне сидеть дома, кукситься и с тоской смотреть в окно? Прислушиваться, кольнет или не кольнет? Боже сохрани.

Да, у меня нет звания народной артистки России. Думаю, что чиновники, от которых это зависит, даже не в курсе, что у меня нет этого звания. Ну сами посудите, можно ли найти более народную артистку, чем Наталья Крачковская? Думаю, искать будете долго! (Хохочет).

Но чтобы получить его, надо много ходить и пробивать. Мне это не нужно, я совершенно искренне это говорю.

Главное, как к тебе зрители относятся. Можно объявить: «народная–пренародная», «лауреат–разлауреат» — и будет два хлопка. А можно просто сказать «Наталья Крачковская», и зал встает. Простите, но со мной так и случается.

Есть ли жизнь за той чертой? Хочу в это верить. Точнее — верую в это, так легче жить.

...Худела ли я? А как же! Постоянно худею! (Хохочет). Недавно снова похудела аж на семнадцать килограммов. Диеты — это ужас. Говорю как на духу: я никогда не страдала от своего веса. Похудеть нужно для физического состояния, но страдать от этого? Никогда! И всю жизнь вокруг меня мужики! Не каждая стройняшка может этим похвастаться. Дело не в «физике», а в душевном состоянии, в энергетике. Я всегда любила и люблю пошутить, посмеяться, позубоскалить! Я всегда естественна, сейчас передвигаюсь в коляске и с палочкой. Но никогда не стесняюсь показываться на людях, на публике. Да, вот такой период жизни теперь у меня. И я такая, какая есть. У меня в сердце пять стентов стоит, поэтому живу, и счастлива.

Советская Белоруссия №241 (24622). Четверг, 18 декабря 2014.