Спайсы, миксы, соли, курительные смеси — за прошлый год эти определения из сухих милицейских наркосводок и протоколов ворвались в обыденный лексикон. Увы, к опасным синтетическим наркотикам тянутся именно школьники, подбадривая друг друга: мол, «да брось, от одной затяжки ничего не будет». Так что совместное решение Минздрава и Минобразования с нового учебного года начать во всех учреждениях общего среднего, профессионально–технического и среднего специального образования психологическое тестирование на предрасположенность к употреблению наркотиков подоспело очень кстати. Собственно говоря, такие тесты уже проводятся, но пока на стадии эксперимента. Первый его этап на базе трех учреждений образования Солигорского района завершился в январе, а совсем скоро, ближе к концу апреля, начнется второй — в Минской области будет охвачено уже по нескольку школ и колледжей из каждого района.
Фото Александра КУЛЕВСКОГО
Конечно, тесты не возникли в спешке как немедленный ответ на волну распространения спайсов. На их разработку — от первых планов до пробного исследования — ушло несколько лет, поделилась подробностями заместитель начальника отдела социальной и воспитательной работы управления образования Миноблисполкома Татьяна Цвирко:
— Цель психосоциального анкетирования — выявить учащихся, предрасположенных к аддиктивному (зависимому от каких–либо веществ) поведению. Разумеется, это не значит, что лишь на основании результатов тестирования можно будет обвинить подростка. Вовсе нет, это первая ласточка, которая позволит главным образом родителям вовремя среагировать. Пройти психосоциальное анкетирование предложат учащимся, достигшим 11 лет. До 14 лет это можно будет сделать только с согласия родителей, которых заранее проинформируют, причем такое письменное согласие останется храниться у директора учебного заведения как минимум на год. После 14 лет тестирование проводится уже с собственного согласия подростка — также в письменной форме, после соответствующих разъяснений. Психосоциальное анкетирование будет проводиться исключительно на добровольных началах и на условиях анонимности.
Такие подходы — общепринятая практика. Скажем, в России с прошлого года действует схожая программа обследования школьников на наркотики, и уровень анонимности в ней таков, что даже родители не узнают о результатах тестов своих детей. Все данные лишь централизованно стекаются из школ в Министерство здравоохранения, которое при необходимости должно усилить работу по разъяснению вреда наркотиков. Эффект получается скорее статистический — можно оценить цифры по потенциально наркозависимым школьникам в отдельных регионах. Проблема в том, что привычные методы внушения себя исчерпали — здесь нужны не «ковровые бомбардировки», а точечные, прицельные удары...
В этом плане разработчики белорусской программы тестирования на наркотики делают разумную ставку на родителей. Именно с ними начнется тесная работа, если по итогу тестирование просигнализирует о «предрасположенности к аддиктивному поведению». Сообщить о таком результате родителям имеет право лишь директор учебного заведения. Он же направит ребенка к врачу–специалисту для медицинского осмотра, а при необходимости и физиологического тестирования на наркотические, токсические, психотропные и другие одурманивающие вещества. Мнение медиков передадут и самому учащемуся, и его родителям. Кстати, требованием анонимности уже на первом этапе проекта озаботились столь серьезно, что Татьяна Цвирко не стала даже раскрывать, в каких именно учреждениях образования проходило тестирование. Обозначила лишь, что это сельская и городская средние школы и профессионально–технический колледж, то есть систему испытали на максимально широком срезе различных категорий учащихся.
В качестве же самого теста поначалу использовался опросник Кеттела — к нему, кстати, прибегли и в России. Это довольно известная и доказавшая свою эффективность зарубежная анкета, однако на ее заполнение уходит достаточно много времени, что может быть критично при ответах 11–летнего ребенка. Ведь стоит ему устать, потерять концентрацию, начать отвечать механически, не вчитываясь, как эффективность теста тут же устремится к нулю. Поэтому на втором этапе учащимся предложат новый ряд вопросов — компиляцию из западных опросников подобного рода. Предполагается, что для ребят новая анкета станет проще, займет меньше времени на заполнение, и в итоге они будут более искренними, а это однозначный плюс. Вполне возможно, проект придет к тому, что учащиеся станут проходить тестирование и вовсе на компьютерах, а это обоюдная экономия времени и для них, и для проверяющих — квалифицированных психологов и социальных педагогов из социально–педагогических центров.
Впрочем, ничто не помешает школьникам при желании проигнорировать и пробные, и окончательные варианты анкетирования — принцип добровольности никто не отменял. Кто–то скажет, что при такой вольнице попробовавшие хоть раз наркотики ученики и за версту не подойдут к сулящему потенциальные проблемы тестированию. Но факты говорят сами за себя: процент отказа на первом, январском, этапе анкетирования, в котором поучаствовал 201 учащийся, был совсем невысок. И потом, это тот случай, когда отсутствие результата — тоже результат: какой родитель, узнав, что его ребенок не стал проходить тестирование, не насторожится?
Но даже если итог анкетирования заставит засомневаться, не стоит паниковать, объясняет Татьяна Цвирко: «Чтобы сделать точный вывод, нужно использовать далеко не одну анкету, не один инструментарий. Скажем, Кеттел показывает лишь степень риска по одному из факторов: есть ли склонность к отклоняющемуся от нормы поведению? Есть риск — нужно искать, в чем причина, и комплексно решать проблему». А ведь как раз отсутствие такого своевременного сигнала и заставляет порой родителей хвататься в отчаянии за голову, когда уже ничего нельзя изменить: где же мы упустили ребенка?
Штрихи к проблеме
Еще в 2009 году предлагалось ввести не добровольное — обязательное тестирование, вплоть до медицинского при наличии обоснованных сомнений. Тогда подняли шум и родители, и пресса: дескать, это же ущемление прав ребенка! Генеральная прокуратура парировала: «Нет, это, наоборот, гарантия важнейшего права — на жизнь». Вот и сейчас многие сомневаются, что добровольное, анонимное и при этом еще психологическое тестирование принесет эффект. А с другой стороны, что сегодня может дать тестирование медицинское? Даже если родители приведут на него своего ребенка или проверят его дома при помощи имеющихся в продаже тест–систем, то они, скорее всего, ничего не покажут, когда дело касается пресловутых курительных смесей и «марок». Заместитель директора компании–дистрибьютора в Беларуси тестовых систем InTec Products Андрей Сонец говорит, что эффективного инструмента по выявлению спайсов пока нет: «Мы представляем продукцию известной китайской корпорации, чьи экспресс–тесты с вероятностью 99% выявляют по анализу слюны присутствие в организме амфетамина, кокаина, опиатов, каннабиноидов, экстази... А вот надежные тесты на спайсы, признает производитель, пока не разработаны. Все из–за того, что их химический состав постоянно меняется и существуют тысячи всевозможных вариантов. Имеющиеся тесты пока позволяют обнаружить лишь спайсы с каннабиноидами в составе, но такие встречаются очень редко».
Отечественные высокоточные тест–системы на определение обычных наркотиков разработаны в стенах БГУ, но они также бессильны перед волной химического дурмана. Ведущий научный сотрудник лаборатории прикладных проблем биологии БГУ кандидат биологических наук Владимир Курченко уточняет: «Созданные тесты сегодня выпускаются небольшими партиями по конкретным заказам, например, от автопарков, и в аптеках в свободном доступе не представлены. Мы проверяли наши тест–системы на эффективность выявления спайсов, но результаты неутешительны. Думаю, в принципе чрезвычайно сложно создать работающий тест против химического по составу, постоянно меняющего формулу наркотика».
ПРЯМАЯ РЕЧЬ
Доктор медицинских наук, профессор кафедры реабилитологии Государственного института управления и социальных технологий БГУ, врач психиатр-нарколог высшей квалификационной категории Сергей ИГУМНОВ:
— Тотальное физиологическое тестирование на наркотики может нанести серьезный психологический вред учащимся, подавляющее большинство которых наркотики все–таки не употребляло. Психологическое анкетирование в этом смысле более разумно. Однако к использованию иностранных опросников, их адаптации нужно подходить с большой осторожностью. В каждом языке есть свои тонкости, какие–то моменты, ускользающие при переводе или, наоборот, делающие вопрос некорректным. Не менее важны и условия — насколько они позволяют школьнику быть откровенным. Если исследование проводится по типу контрольной работы — все получили листы, школьники смотрят в затылок друг другу, а преподаватель ходит с суровым видом между рядами, — то велик риск получить большое количество ложноотрицательных ответов. Другой важный фактор — заинтересованность администрации конкретного учебного заведения в получении истинных данных. С одной стороны, у нее не должно быть причин для утаивания сведений из–за боязни каких–то негативных для себя последствий, с другой — не должно быть и стимула «нарастить статистику» уже ради благодарности. А вот обмануть опросник у ребят едва ли получится — в правильно составленном тесте обязательно есть так называемая «шкала лжи», которая наглядно показывает искренность ответов, а некоторые вопросы специально задаются по нескольку раз, в разных вариациях.
akostyukevich@sb.by
Советская Белоруссия № 69 (24699). Суббота, 11 апреля 2015
