Возвращение — мать учения

Зачем и почему люди срываются с насиженных мест, уезжают в далекие страны, а затем возвращаются — Бог весть. У каждого своя история, загадочная неповторимая и прекрасная...

Ученые много спорят об «утечке мозгов» (термин для меня совершенно непостижимый). Но вот что красота порой раз и утекает прямо из–под носа — это я хорошо понимаю. Мне известны как минимум три чудесные женщины, которые вдруг уехали из Минска далеко и надолго. Острое желание что–нибудь улучшить в своей жизни приходит ко многим из нас. Когда унитаз в доме не протекает и на работе все тебя любят — это ж невыносимо скучно, согласитесь, смерти подобно: усесться и ждать повышения либо надвигающейся пенсии...


Зачем и почему люди срываются с насиженных мест, уезжают в далекие страны, а затем возвращаются — Бог весть. У каждого своя история, загадочная неповторимая и прекрасная.


Москва слезам не верит


Тамара Лисицкая, писательница. Уехала в Москву в 20 лет. Вернулась в Минск спустя три года.


Мотив. «У меня просто как у амбициозного человека не было выбора, — анализирует свой поступок Тамара. — Я уезжала в 1995 году, когда у нас телевизионные телеканалы и радиостанции можно было пересчитать по пальцам. Такой дефицит, естественно, стимулировал многих творческих людей к открытию новых территорий. В те годы из Минска рванули многие журналисты, да и не только они...»


Зарубежный опыт. «С первых дней пребывания в Москве в «Останкино» со мной заключила контракт солидная телекомпания «ВИД». У ведущих режиссеров и операторов страны я брала ежедневные уроки: снимала клипы, вела передачи, выпускала в прямой эфир «Час пик» с Андреем Разбашем. Но в Москве я выживала в буквальном смысле этого слова: все как в книгах про эмигрантов, когда негде спать, нечего есть и совсем нет друзей. Я каждый день плакала горючими слезами. Среди взрослых людей, коллег–телевизионщиков, я была совершенно никем, меня никак не щадили, и за каждую оплошность я отгребала по полной. Ух, страшно вспомнить. Но спустя пару лет в Москве я полностью адаптировалась, все было хорошо, даже подумывала осесть... Но меня застали врасплох два фактора: финансовый кризис 1998 года и моя беременность. Если бы что–то одно — еще можно было бы повоевать, но сразу с двумя подарками судьбы мне не удалось справиться».


Дома лучше. «А сейчас я понимаю, что это судьба. В Москве наверняка была интересная работа, друзья — другие, но наверняка любимые. А вот муж и дети другие. А меня устраивают эти. Сейчас у меня работа на любимом радио, пишу книги. По мотивам одной из них — «Тихий центр» — сейчас снимается телесериал. Думаю, сегодня не так остро стоит вопрос, где ты живешь, — в Минске, Брюсселе или в Кливленде. С помощью интернета и мобильного офиса я сотрудничаю сейчас с редакциями в Москве и в других городах. Есть необходимость — выезжаю в любую страну мира. Но всегда возвращаюсь в любимый Минск, к семье. Меня здесь абсолютно все устраивает, и я счастлива».


В Стране тюльпанов


Саша Павлова, телеведущая. Жила в Голландии восемь лет.


Мотив. «Я из семьи военных, мы побывали во всех уголках СССР, но осели в Минске. Здесь окончила школу, поступила в БГУ на факультет международных отношений, но потом уехала за границу — за новой мечтой о красивой жизни.


Мне казалось, что именно там, на Западе, будет лучше. Людям свойственно заблуждаться, что там, где нас нет, гораздо лучше, — вспоминает причины отъезда Саша. — Для того чтобы уехать на Запад, нужно либо выйти замуж, либо найти работу, или учебу, или людей, которые выступят гарантом того, что ты не совершишь ничего противозаконного. Я нашла такую семью. Когда уезжала, мне было всего лишь 19 лет».


Зарубежный опыт. «В Голландии я работала везде: и в ресторане, и в кафетерии, и в спортивной школе. Начинала с уборки офисов и магазинов, даже мыла полы. Знаете, там есть такие большие профессиональные пылесосы. Это ужасно: ты встаешь в четыре утра, едешь забирать этот пылесос, затем направляешься в какой–то непонятный город, где и занимаешься уборкой. А у них же площади — это не комнаты, а ангары! И все это происходит в пять утра, и ты проклинаешь и Голландию, и себя. Сначала я плакала, смотрела на улицу — там идет дождь, тоскливо; соседи тебя не знают; новых друзей еще нет, нет никого близкого. Так что сидишь одиноко и иногда воешь, словно волчица, от одиночества. А потом берешь себя в руки и думаешь: «Соберись в кулак, все нормально будет!» Потом мне посоветовали попробовать себя в модельном бизнесе, мол, я русская — это уже экзотика. Действительно, получилось: журнал Playboy разместил мое фото на обложке. Спустя некоторое время я была признана «Девушкой года». Начала учиться в медиаколледже на факультете продюсирования и телевизионных ведущих. Я говорю на голландском, английском и испанском языках. Долгое время высылала анкеты в голландскую версию телешоу «Последний герой». Наконец меня взяли в это шоу, и мне его удалось даже выиграть... Но шоу–бизнес везде, в том числе в Голландии, — штука специфическая, нестабильная. Три месяца ты снимаешься в сериале, еще на три заключаешь контракт на участие в каком–либо телепроекте, однако, чтобы получить вид на жительство, этого недостаточно. Или выходи замуж, или ищи постоянную, не такую творческую работу... Не вдаваясь в подробности, скажу, что получить там гражданство мне так и не удалось».


Дома лучше. «В Голландии я добилась определенной известности и, просыпаясь, уже примерно представляла, как пройдет мой день. Все происходило по накатанной схеме, понимаете? А здесь весело — мне снова пришлось учить язык, заниматься с логопедом, чтобы избавиться от акцента, я снова пытаюсь понять, как успешно конкурировать — теперь уже в белорусском эфире... Мне очень нравится жить в Беларуси, наш менталитет. Где бы вы ни были, вы никогда не станете голландцем, немцем или англичанином, вы всегда будете иммигрантом. Сложно оторваться от нашей культуры. Никогда не стать голландцем или американцем, а болтаться где–то между — это не есть хорошо. Нужно любить свою культуру, свою страну».


На Брайтон–Бич опять идут дожди


Муза Заслонова, дочь легендарного партизанского комбрига Героя Советского Союза Константина Заслонова, кинорежиссер, писательница. Полгода жила в Нью–Йорке.


Мотив. «Я не собиралась эмигрировать... хотя... — слегка сомневается Муза Константиновна. — Мечта увидеть Соединенные Штаты у меня была с детства. Но осуществить ее удалось лишь в преклонном возрасте: я продала в Минске свою однокомнатную квартиру (хорошую, 23 метра), на вырученные деньги купила жилье поменьше и качеством похуже и маханула в Нью–Йорк к своей подруге–однокласснице Римме Маленченко. Я подумала, что, во–первых, смогу протолкнуть свой сценарий в Голливуде! Ведь один из главных героев у меня американец. Во–вторых, возможно, выйду там замуж! Все СМИ так и пестрели сообщениями о том, как за границей ценятся русские жены! А мне очень хотелось закончить работу над повестью и материальный достаток для этого был необходим».


Зарубежный опыт. «Первое, что я сделала, связалась с брачной фирмой. (Здесь и далее используются фрагменты из неопубликованной повести Музы Заслоновой «Фамилия». — Прим. авт.) По объявлению в русскоязычной газете «Курьер» выбрала самую, как мне казалось, подходящую. Уплатила 150 долларов. Хозяйка фирмы показала мне пачку фотографий, как она утверждала, миллионеров или почти миллионеров в возрасте, желающих обзавестись русскими подругами. Я выбрала несколько более–менее симпатичных, и она дала мне их телефоны.


Первый, с кем я встретилась, был Луис. Специалист по дорожному строительству. Где–то часа в три дня на роскошной машине «Лендровер» повез меня в загородный ресторан. Когда проезжали мимо знаменитых высоток — двух «близнецов», он с гордостью показал мне окна на 28–м этаже, где располагалась его фирма. Интересно, был ли он на работе, когда в эти башни врезались самолеты террористов? Жив ли? (Вот какие фортеля выкидывает иногда жизнь!) В ресторане он заказал спагетти и салат и ни грамма алкоголя. Как мне потом кто–то сказал: при первом знакомстве это там не принято... Хотя уже по дороге к ресторану стало ясно и мне, и ему, что мы не подходим друг другу. Он был до того не в моем вкусе, что при всех, возможно, положительных его качествах я бы не смогла ответить ему взаимностью в вопросах секса. Я бы не смогла даже заставить себя преодолеть отвращение, чтобы поцеловаться с ним... Он спросил, как будет мое «секонд нейм». Почему–то я забыла, что «секонд нейм» — это фамилия. Почему–то я решила, что это значит второе имя. Что–то вроде как Анна Мария или Сара Джессика. И очень его удивила, даже насторожила, когда сказала, что у меня нет «секонд нейм». У нас, мол, это редкость. Он говорил, что у него в фирме работает много эмигранток из СССР. Все, к его сожалению, замужние, но необычайно симпатичные. Потому–то он и решил найти себе подругу тоже из нашей страны. Как видно, позже он проконсультировался с кем–то из них и те предостерегли парня, мол, здесь что–то не чисто. У всех в СССР должно было обязательно иметься «секонд нейм»! Больше он не позвонил.


Второй кандидат в женихи — Джордж. Никакой, конечно же, не миллионер. Однако неплохо, судя по очень форсистой одежке и дорогим часам, обеспеченный. Всего лишь бывший повар на пенсии, правда, в каком–то очень престижном ресторане, о чем с гордостью все время повторял. Он явился прямо к нам домой, когда никого дома не было, кроме меня. Внешне парень, вернее, дед, был довольно симпатичный. Брюнет с кучерявым чубом. Но только почему–то изо рта у него при разговоре попахивало как–то нехорошо. Вот тебе и стопроцентный американец с безупречной улыбкой! Он попытался меня «облапить». Но я тут же поставила условие — только, мол, после «мэридж», т.е. замужества. Он засмеялся и сказал, что перед «мэриджем» нужно познакомиться максимально близко. Меня это совсем не устраивало. Возможно, он был прав. Римма же потом прокомментировала все по–своему. Мол, эти ушлые девицы из брачного агентства нанимают таких скучающих бездельников, любителей приключений, чтобы те задуривали головы таким клиенткам. А в виде компенсации за «работу» и бесплатно получали удовольствие, если выгорит...


После этих встреч я пришла к выводу, что ничего с замужеством не получится. И начала подрабатывать: афишки разносила, потом официанткой в русскоязычном доме отдыха. Заработаю немного денег и начинаю гулять по городу, пока они не закончатся... Кстати, в одном из переулочков я обнаружила заинтересовавшее меня учреждение. Здесь собирали данные для киностудий об актерах и режиссерах со всего мира. Зашла и поинтересовалась, занимается ли кто русскоязычными творцами. Ко мне вышла приветливая девушка, говорящая по–русски. Правда, ее русский оказался еще хуже моего английского. Но мы все же нашли общий язык. Она внесла в картотеку мои данные — как сценариста и режиссера. Я вручила ей и свою книжку со сценарием. Но, увы, этим все и закончилось! Дальше не сработало! Никто мной и моим сценарием не заинтересовался. А может быть, он так и не попал никому в руки? И валяется где–то там, в папке, до сих пор...


Увы! И еще раз увы! Оказывается, и там, в кино, равнодушного формализма больше даже, чем у нас! В этом я убедилась, когда предприняла еще одну попытку пробить свой сценарий... По–моему, это был филиал «Уорнер Бразерс». Ну и что? А ничего! Мы с одной моей знакомой захватили с собой целую сумку моих книжек со сценарием. Ходили по этажам, ходили. Нас все отсылали служащие один к другому, и никто ни поговорить, ни взять нашу книжку не захотел. Но мы все–таки оставляли по книжке на каждом столе, хотя и поняли уже, что никто ее переводить и читать так и не соберется. Уставшие присели в холле и в полголоса матюгаемся. Проходит мимо парень. Остановился. Спрашивает: «Что, землячки? Проблемы?!» Разговорились. Парень долго хохотал над нашей наивностью. Сказал, что, даже приди сюда сам Хемингуэй, с ним бы тоже разговаривать не стали. У них, мол, целый штат своих сценаристов на зарплате, и довольно высокой! Вот и отрабатывают. И посторонних на пушечный выстрел не подпустят. Под такие присланные со стороны сценарии, как наша книжка, отведен чуть не целый этаж. Их там складывают, не читая. Через некоторое время просто избавляются и дело с концом. Насколько он был прав? Как видно — на все сто процентов!


Шесть месяцев, отведенных мне для пребывания в городе–«яблоке», пролетели быстро. Пришло время отправляться восвояси...»


Дома лучше? «Сейчас живу в Вилейке и нахожусь в отчаянном положении — и материально, и морально! Вот уже три года не могу издать свою книгу «Фамилия». Не знаю, почему. Это настоящая литература. И написано отлично, и читается с интересом! Что за проклятие такое на мне лежит? Так как я сейчас на пенсии и мне еле–еле хватает денег, то мне бы хотелось, чтобы, рассказывая о моей поездке в Америку, вы дали просто отрывки из книги — но это займет, наверное, целый разворот. Однако ручаюсь, что будет очень интересно. Я никогда ни в чем (и в фильмах тоже) старалась не допускать занудства».


P.S. Признаюсь, повесть Музы Заслоновой меня заворожила — это очень честный рассказ дочери Героя Советского Союза о жизни всей семьи, повесть–воспоминание, повесть–откровение о страшном и одновременно смешном двадцатом веке. Если такой исторический документ, как книга «Фамилия», будет когда–нибудь опубликован, наверное, это будет правильно.

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter