Возвращение к себе

О душе, интеллектуальном «кулаке» и Голливуде

С этими артистами никогда не угадаешь, проигнорирует публика их концерт или, наоборот, подарит аншлаг. 25 марта в Большом зале Дворца Республики пройдет авторский концерт белорусского композитора Валерия Головко. Билеты на его вечер начали «улетать» из касс еще месяц назад. Впрочем, подобный ажиотаж легко объяснить: в концертной программе «Три Ивана» примут участие солисты Наталья Подольская (участница конкурса «Евровидение–2005»), Руслан Алехно («Народный артист», 1–я премия), Петр Елфимов («Славянский базар», Гран–при). Все трое достигли впечатляющих высот «в телевизоре». Теперь у них появилась возможность славно зарекомендовать себя вживую в Большом зале Дворца Республики.

Композитор Валерий Головко слывет музыкантом серьезным и вдумчивым. У него непростая биография: в середине 80–х он работал в «Песнярах». Потом ушел в бизнес, уехал в Штаты. Через 10 лет вернулся в Минск и снова окунулся в музыку. С группой «Камерата», Валерием Дайнеко и Инной Афанасьевой записал альбом «Исповедь». Самой душераздирающей песней на том диске была «Мама» в исполнении Валерия Дайнеко. Дальше — еще два альбома: «Славянские мальчики» и «Глаза — это песня души». А сейчас вот авторский концерт композитора.

— Валерий Иванович, концерт посвящен 60–летию Победы. Вы чувствуете себя лично причастным к нашей истории?

— Да. Я вырос, не зная своих дедушек. Они оба погибли в 1944 году, причем один из них, Иван, освобождал Беларусь. Он покоится на дне Западного Буга. В 16 лет я потерял отца, после его смерти остался на полном самообеспечении, приходилось буквально выживать. Я стартовал с позиции «лежа на животе», 30 лет пахал как лошадь, при том что мне никогда никто ничем не помогал.

— Но ведь у вашего сына уже все по–другому: у него есть отец и помощь...

— Моему сыну Альберту 3 года, дочерям Линде и Элеоноре 4 и 16 соответственно. Мне — 46 лет. И я могу только молиться, чтобы у меня была возможность дожить до рождения внуков и хоть немного побыть дедом. Огромные потери мужского населения в XX веке привели к тяжелой демографической ситуации. У славянских народов, мне кажется, основательно подорван институт семьи, и это — величайшая трагедия.

— Не только война отнимает у нас отцов... У вас есть определение славянской души?

— Я жил и работал в разных странах мира, не только в Америке. И могу сказать, что нигде не встречал нации, которая сохранила бы такую первобытную открытость души, бескорыстность, жертвенность, романтичность. Применять к славянам такие слова, как прагматизм или практицизм, просто невозможно. С другой стороны, меня шокирует неимоверное умение славян ничего не делать, создавая видимость работы. Я вернулся домой совершенно другим человеком. Жестким. И многие люди здесь не понимали и не понимают причин моей жесткости. А я не могу по–другому реагировать на разгильдяйство и необязательность. Когда меня подводят и смотрят при этом наивными глазами, я понимаю, что вот эти наивные глаза — тоже часть славянской души.

— И тем не менее вы вернулись. И вам, очевидно, хорошо в этом «разгильдяйском» мире.

— Я вырос в семье математиков, получил в семье блестящее по тем временам образование. В пять лет уже был записан в библиотеку и читал не сказки, а книги о летчиках. Еще до школы умножал четыре на четыре в уме, здорово играл в шахматы, катался на лыжах с гор. Впоследствии я много учился: окончил музыкальное училище в Гомеле, с отличием эстрадное отделение института культуры в Ленинграде, был соискателем степени кандидата наук в московской аспирантуре. В 25 лет начал преподавать в Минском институте культуры.

— И вас пригласили в «Песняры». Кстати, почему вы до сих пор ни словом не обмолвились, что работали с легендарным Мулявиным? Пережили такой могучий музыкальный опыт — и молчите. А сегодня так много желающих соотнести себя с «Песнярами»...

— Когда человек приближается к финишу, как правило, его интересуют две вещи. Первое — это в каком состоянии он оставляет своих детей. А второй момент — что он сам значил в жизни. Работа в «Песнярах» для меня — это замечательное прошлое, но ведь коллектив этот создал не я и не мои идеи питали его. Это детище Мулявина. Я создал свой мир, и, если мне удастся своей музыкой и поэзией принести пользу, это будет лучшим результатом моей жизни. Я стал фанатом этой идеи, сам не заметив, как и когда. Хочу открыть в Минске Центр славянской музыки, создать интеллектуальный «кулак» композиторов и поэтов трех славянских республик, которые высшей целью своей жизни ставят служение нации. Так, я надеюсь, нам удастся противостоять попсе, которой много лет насильно кормят всех без разбору. Миллионы людей ждут духовности в музыке. И я уверен, что высшая концентрация духовности изойдет от белорусской земли.

— Хватка у вас, Валерий Иванович, нездешняя. Прямо–таки голливудская. Что–то в телерекламе вашего авторского концерта там такое проскакивает, якобы вы писали музыку к американским фильмам. Это правда?

— В Америке меня признали человеком, обладающим «экстраординарными способностями в искусстве». Для иностранца это престижный статус. Да, я писал музыку для голливудских фильмов. Но разве я еще не сказал вам, что окончательно вернулся в Беларусь и у меня теперь совершенно другая жизнь? Я хочу быть нужным и полезным своей нации, своей земле.