По материалам белорусско–литовско–польского «круглого стола»
Как уже сообщалось в «СБ», посольство Литвы в Беларуси и Польский институт в Минске недавно организовали международный «круглый стол» под обязывающим названием «Европейская традиция и наследие Великого Княжества Литовского. Возможен ли общий взгляд историков?» Участие в дискуссии приняли ученые трех стран.
Сближение взглядов белорусских и литовских историков на свое прошлое, равно как и позиций ученых других государств, возникших на территории ВКЛ и I Речи Посполитой, началось далеко не сегодня. Это волновало еще участников международной конференции «Рим–1» в 1990 году, когда по инициативе известного польского ученого Ежи Клочовского (Люблин) было решено ради этого же сближения создать четыре научно–популярные книги, своего рода учебники истории Беларуси, Литвы, Польши и Украины, и перевести их на три остальных языка. Идеи, прозвучавшие на конференции «Рим–1», получили благословение понтифика Иоанна Павла II, принявшего и выслушавшего нас.
О ходе работы над четырьмя историями шла речь на следующих ежегодных «римских» встречах: в Каменец–Подольском, Люблине, Гродно и Тракае. Белорусы первыми справились с ответственным заданием. В срок выполнили работу польские и украинские авторы. Но в Тракае (1994) выяснилось: литовские авторы под руководством бессменного Юозаса Тумялиса «приватизировали» ВКЛ, объявив его наследие исключительно достоянием современного литовского государства (мол, для этого дают основания давнишние определения типа «Минск–Литовский» и «Брест–Литовск»). Тракайской встречей, особенно после оскорбительных высказываний в вильнюсской печати, и прекратилось проведение «римских» конференций.
Таким образом, высказал я предложение во вступительном слове на нынешнем «круглом столе», мы имеем моральные право именовать эту ноябрьскую встречу в Минске «Римом–VI». И есть основания надеяться, что она станет конструктивнее, чем «Рим–V» в Тракае. Ведь за последние годы мы уже научились слушать и слышать друг друга, без чего невозможно никакое взаимопонимание.
Если речь идет о европейских традициях в истории как самого ВКЛ, так и его законных наследников, то они бесспорны и влияние их плодотворно. В этом смысле трудно переоценить значение для активизации связей с Западной Европой крещений и коронаций Миндовга и Ягайло в соответствии с римско–католическим обрядом. Конечно, православие, уже господствовавшее в Полоцком, Туровском и Новогрудском княжествах до их вхождения в ВКЛ, воспринималось ближе и в территориальном, и в семейном плане. Но обуздать воинственных крестоносцев было легче, сделав своим союзником Рим. В умении дипломатии и Миндовгу, и Ягайло, и Витовту не откажешь: Грюнвальд предопределило, подготовило уже само крещение Литвы. Конечно, в западных влияниях таились и свои издержки, ведущие к конфессиональному раздвоению белорусского этноса, вытеснению уже знакомого церковнославянского языка непонятной латынью. Но, с другой стороны, именно через Польшу и Чехию к нам пришли идеи Ренессанса и Реформации, мы обрели издания Скорины и Будного, произведения Миколы Гуссовского и Андрея Рымши, несвижский фарный костел, ставший вторым по счету памятником архитектуры барокко в Европе.
Безусловно, европейские традиции прежде всего воспринимались и развивались в Вильно, где располагался великокняжеский двор, образовалось первое в ВКЛ высшее учебное заведение — Виленская академия (потом — университет). Однако огромная роль в распространении идей гуманизма, Реформации, а позже и Контрреформации и Просвещения, новых художественных направлений барокко, классицизма и сентиментализма принадлежит «некоронованной столице» ВКЛ Несвижу, магнатским дворам Сапегов в Ружанах, Огиньских в Слониме, Хрептовичей в Щорсах, базилианским монастырям в Жировичах и Борунах и так далее. А сколько представителей местного магнатства (окружавших себя выходцами из мелкой шляхты, которые нередко даже превосходили по талантам своих патронов) отправлялось на учебу в западноевропейские университеты! Потом, возвратясь, они создавали памятники культуры, оставшиеся нам в наследие. Но в наследие — чье? По моему мнению, это наследие можно, опять–таки очень условно, разделить на три группы. Первая — памятники этнически литовской культуры: «Катехизис» Мартинаса Мажвидаса, издания Микалоюса Даукши, записи литовского фольклора. Вторая — издания Франциска Скорины, виленской типографии Мамоничей, предназначенных для православного «люду посполитого», значит, предков нынешних белорусов. Но как разделить летописи и статуты ВКЛ, Литовскую метрику, копившуюся в Несвиже, в архиве ВКЛ? Создавались они на древнебелорусском языке, но выражали общекняжеские идеи. И кому принадлежат памятники латиноязычной литературы, воспевающие мощь и величие ВКЛ, — вспомним хотя бы «Песнь о зубре» Миколы Гуссовского или поэмы Андрея Рымши?
Очевидно, говорили участники «круглого стола» во время дискуссии, все это надо не столько делить, сколько воспринимать как единое, неделимое и неповторимое целое. Как феномен той, прежней Европы ХIV — XVIII столетий и своеобразный, почти совершенный прообраз Европы нынешней, опять объединяющейся (будем надеяться). Дважды в одну и ту же реку войти нельзя, но использовать опыт прошлого надо стремиться.
Итак, если суммировать все мысли, высказанные во время дискуссии на «круглом столе». ВКЛ следует воспринимать не столько как идеал, а более как поучительный пример прагматического решения государственных, этнических, конфессиональных, культурных вопросов в сложных условиях нахождения между Востоком и Западом. Профессор Каунасского университета Эгидиус Александравичюс подчеркнул: именно своим многообразием плодотворны традиции ВКЛ. Они не поддаются унификации, схеме, наброшенной сверху. Европе мы интересны как раз своей разностью — прежней и нынешней. Мы должны быть терпеливы к историческим мифам, «сказкам» своих соседей и одновременно критически подходить к собственным порождениям этноцентризма. Полное единство взглядов наших историков вряд ли возможно и целесообразно (ведь в споре рождается истина). Нам необходим здравый смысл, знание того, что пишется и провозглашается соседями, нам необходимо взаимопонимание.
Вступив в полемику, белорусский историк Георгий Голенченко высказал предостережение: мы не должны увлекаться историческими сказками — это не профиль специалистов. А кто тогда будет разоблачать «сказки»?! От себя добавлю: и умолчания. Например, говоря о коронации Миндовга, некоторые литовские историки не упоминают, что этот исторический акт совершился в Новогрудке, исследуя битву под Грюнвальдом, не говорят, что наибольшие потери в сражении понесли хоругви, сформированные на белорусских землях.
На заседании «круглого стола» говорилось также о том, что расхождение взглядов историков порой неизбежно в силу различия национальных интересов. Скажем, литовцы и поляки должны понимать, почему белорусы, в отличие от них, положительно характеризуют сентябрьские события 1939 года. Ведь белорусы восприняли произошедшее как исправление исторической несправедливости, порожденной разделением белорусских земель в соответствии с Рижским договором 1921 года. На заседании даже прозвучала мысль, что белорусы должны были бы считать этот договор недействительным, поскольку их интересы оказались не учтены при его заключении.
Возник также вопрос о том, что белорусы, литовцы и поляки лучше всего бы могли познавать свои общие культурные ценности во время туристических поездок. Литовцев, скажем, заинтересовал бы маршрут «Золотое кольцо Беларуси», включающее замки и святыни, возведенные во времена ВКЛ, белорусов — памятные места Вильнюса, связанные с историей белорусской культуры, поляков — места, связанные с жизнью и творчеством Адама Мицкевича и Элизы Ожешко. Как сказал в своем заключительном слове Чрезвычайный и Полномочный Посол Литвы в Беларуси Эдминас Багдонас, «втихую» все это делается, пора договориться «легитимно».
И еще одно странное, вернее, курьезное «разногласие». Уходя из здания литовского посольства, я заметил рекламный лист Музея центра Европы. Оказывается (каюсь: не знал), такой музей существует в 20 минутах езды от центра Вильнюса, около Зеленых озер. А я, грешный, все время верил, что этот центр в Беларуси: сначала — над Березиной, потом — у озера Шо, в последнее время — в Полоцке. Неужели и здесь мы не можем договориться, дабы не смешить людей?!
И все же, несмотря на скептическое высказывание польского историка Мариуша Савицкого: «А даст ли нам что–либо сия дискуссия?», мне кажется, разговор получился конструктивным и плодотворным. Прежде всего благодаря предложениям на будущее.
