Современный танец становится все более экспрессивным. Его эмоциональную агрессию можно воспринимать как ответную реакцию на жестокость мира. Танец пытается найти новый, универсальный язык, в котором за сухой хореографической схемой все меньше остается естественных эмоций. Но наперекор моде главный балетмейстер балетной группы Национального академического народного хора им. Г.И.Цитовича заслуженный деятель искусств Василий Воронович все же уверен: в хореографии главное — человек. Только тогда она становится искусством, способным выразить, кроме индивидуального, еще и национальный характер.

— Василий Васильевич, в 24 года вы уже работали в коллективе репетитором. Наверное, многие завидовали вашему профессиональному взлету?

— Нет, никакой зависти не было, все ко мне прекрасно относились, потому что до этого я уже заявил о себе как ведущий солист. А потом стал ставить качественные программы, постоянно их обновлял. С гордостью могу сказать, что все мои номера неизменно бисируются и сегодня. Мне повезло в свое время попасть на стажировку к Игорю Александровичу Моисееву, руководителю знаменитого Государственного ансамбля народного танца. Кстати, не все знают, что Моисеев начинал историю коллектива с Беларуси.

В 1937 году он написал письмо Сталину, в котором обосновал необходимость создания ансамбля народного танца СССР. Такого коллектива до этого в стране не было. Сталин дал разрешение. С чего было начинать? Моисеев решил, что хореографически ему больше всего подходит белорусский фольклор. Он  приехал в Минск в Наркомат просвещения. Его повезли в Логойский район, в небольшую деревню, на обычную деревенскую свадьбу. А что такое деревенская свадьба? Это песни, танцы... Всего этого он наслушался и насмотрелся. Когда вернулся в Москву, поставил свои первые номера: «Лявонiху», «Крыжачок», «Бульбу», польку «Янка». Они до сих пор есть в репертуаре коллектива. Можно сказать, что из танцев всех бывших союзных республик именно наших номеров в репертуаре ансамбля больше всех.

— Стажировка стала началом большой дружбы или ограничилась отношениями «учитель — ученик»?

— Да, мы подружились. Когда я уже работал в хоре, ансамбль Моисеева был на гастролях в Беларуси в 1987 году. Они выступали в Доме офицеров. Кроме того, еще до войны Моисеев дружил с нашим худруком Геннадием Ивановичем Цитовичем. В 50–х годах по его приглашению Моисеев ставил программу в Минске. И вот в 1987 году на тех гастролях он попросил: «Сделайте творческую встречу с хором. Только в ваших замечательных белорусских костюмах, чтобы мои артисты посмотрели». Ему очень нравилось, как художники воплощали в них национальные орнаменты. Творческая встреча переросла в совместный концерт: в первом отделении выступили москвичи, во втором — мы. Я сидел рядом с Моисеевым в зале. Он очень уважительно ко мне относился. Посмотрев программу, попросил нашего художественного руководителя Михаила Дриневского, чтобы он разрешил мне поставить номер «Полька с причудами» для его репертуара. Моисеев был чуток ко всему новому, неожиданному. «Вася, я такой польки нигде не видел и не знал, что ты собрал такое богатство», — сказал он мне потом. Дриневский, естественно, согласился, заметив, что это честь для любого хореографа.

— Где вам еще приходилось работать?

— В Молдове, Эстонии, Ташкенте, Калуге, Чувашии, Киеве — в Государственном ансамбле песни и танца Украины, Краснознаменном академическом ансамбле песни и пляски Российской армии имени А.В.Александрова. Кстати, приглашали остаться там главным балетмейстером.

— В БССР была сильная хореографическая школа?

— Прекрасная.

— А как вы оцениваете ее сейчас?

— Из профессионалов мало кто по–настоящему знает Беларусь. Да, Валентина Гаевая создала «Хорошки», но для меня как для специалиста белорусского там ничего нет. Уверен, они даже названий наших исконных танцев не знают.

— А как же программа «Полоцкая тетрадь»?

— Разве там есть танец? Под музыку сделали такое представление. Музыка и какие–то движения.

— А Государственный ансамбль танца?

— С Валентином Дудкевичем мы в прекрасных отношениях. Иногда он звонит мне: «Вася, мне нужна твоя помощь». Обычно это происходит, когда он занимается каким–то национальным материалом. Я никогда не отказываю, потому что это по–человечески правильно, не должно быть никакой зависти или ревности. Интересно, что Дудкевич берет в ансамбль детей практически «от букваря», еще со школы. Говорит, что тех, кто попадает к нему после хореографического колледжа, приходится переучивать.

— Не задумывались о преемниках?

— Никогда не любил, когда кто–то много болеет, но судьба меня наказала: в прошлом году я сам серьезно заболел и, может быть, впервые об этом задумался. Да, при мне работают талантливые репетиторы и с молодежью мне работается прекрасно. У меня нет ощущения какого–то упадка. Я вспоминаю последние слова Геннадия Ивановича Цитовича, которые он сказал мне перед смертью. У него был рак легких — много курил. Знал, что умирает. За всю жизнь он ни разу не был ни в санатории, ни в доме отдыха. Все свои отпуска тратил на этнографические экспедиции, в которые брал и меня. Потому и записал фантастическое количество — более 3.000 — белорусских песен!

В 1986 году мы уезжали в Эстонию на Дни культуры, и я пришел к нему перед отъездом. И он, и я понимали, что это прощание... Он обнял меня, поцеловал и сказал: «Сынок, запомни: если Бог дал талант, никто его не отнимет».

Редакционный комментарий

Мы оставляем за уважаемым Василием Васильевичем право на любые высказывания, в том числе и на несколько безапелляционные суждения о творчестве «Хорошек», потому что убеждены — у сотен тысяч белорусских поклонников «Хорошек» есть на этот счет свое мнение, и оно вряд ли совпадает с мнением г-на Вороновича. Интересно, кстати, что именно в такой тональности отзывался

в 70-е годы Г.Ширма о работе Владимира Мулявина, который, дескать, не знал «исконных» названий белорусских песен...