В эти дни Антону Бархаткову исполнилось бы 100 лет. Никаких юбилейных событий не было и не планируется — документов, подтверждающих его истинный возраст, не сохранилось. Не исключено, что в противном случае — если бы скрыть реальную дату рождения не удалось — его мечта стать художником так и осталась бы мечтой... Хотя это вряд ли. Ради возможности научиться рисовать не хуже великих он готов был голодать, годами терпеть безденежье и разлуки с семьей, с легкостью отказывался от постов и должностей, суливших комфорт и достаток, и всегда выбирал тот путь, где удобства не могло быть по определению. Но взамен достиг такого мастерства, что сейчас его гипнотизирующие пейзажи стремятся заполучить самые знаменитые коллекционеры, причем среди них немало таких, кто среди всех живописцев минувшего века первым назовет Антона Бархаткова. В прошлом — беспризорного мальчишку, кочевавшего по московским вокзалам. А ныне — основателя славной династии художников Бархатковых, каждый из которых — величина отдельная и мог бы сделать свою фамилию известной независимо от семейных достижений.В их случае — таком редком в искусстве — бог щедро отсыпал таланта всем: и Витольду, старшему сыну Антона Стефановича, и Игорю — младшему, и Елене, жене Игоря, чьи натюрморты до сих пор вызывают ажиотаж среди европейской публики, признавшей Бархаткову лучшей из современных авторов, работающих в этом жанре.
— Лена хотя и взяла нашу фамилию, сразу дала понять, что от наших имен ей ничего не надо, — уточняет Игорь Бархатков. — К славе она равнодушна, а деньги ее никогда не интересовали. Кстати, когда мы познакомились, вот это ее безразличие к деньгам мне и понравилось больше всего. Папа был таким же — за всю свою жизнь не сделал ни одного мазка с мыслью, чтобы это продалось. Семья жила в голоде, но он упрямо искал большую правду в искусстве. Чистый подвижник: все для картин. И мы видели, что это правильно... Нет, он не учил меня рисовать. Но дал главное — понимание, каким должен быть художник. Успех, деньги, даже семья — все это блекнет рядом с настоящим творчеством, с тем, что ты чувствуешь и должен сделать...
У Исаака Левитана было четверо учеников. Антон Бархатков учился у троих из них. И всю жизнь дружил, а часто и работал вместе с Бялыницким–Бирулей, другом Левитана. Могло ли тут быть другое отношение к искусству, пусть и началось оно для него с московских крыш и подворотен?
Ягоды
— Родился он в Костюковичском районе, в деревне Щегловка (даже сейчас это очень глубоко и далеко от всех культурных центров). Отец его умер рано, сразу после Первой мировой войны: отравился газами во время атаки под Сморгонью. Отчим отца не заменил, хотя отношения сложились вполне родственные. Но односельчане, которые ездили в Москву на заработки, с таким воодушевлением рассказывали о своей новой жизни, что Москва стала навязчивой мечтой. И вот однажды он набрал ведро ягод, отнес начальнику железнодорожной станции и взамен получил билет до Унечи. Дальше добирался как придется: где в ящиках с углем, где на подножках... Ну и куда мог попасть мальчишка, невесть откуда появившийся на улицах Москвы в 20–е годы? Стал беспризорником, ночевал на лавках... Пока не оказался в числе «мальчиков Дзержинского», как он это называл, — однажды вместе с такими же бездомными приятелями был пойман и определен в специальный вагон–приемник при воинской части. А вскоре попал и в семью начальника этой части, который фактически стал ему вторым отцом.
«Синие тени». 1968 г.
«Синие тени». 1968 г.
В доме Валеева воспитывались и другие беспризорники — ничего странного, что всю свою жизнь мой отец боготворил чекистов и все, что связано с революцией, хотя и остался беспартийным. К слову, только благодаря вмешательству Валеева он избежал большой беды после того, как решил составить компанию одному из своих друзей по «прошлой жизни», увлеченному рисованием. Когда они вдвоем забрались на крышу, чтобы изобразить Кремль с натуры, и с той крыши их сняли бдительные чекисты: повсюду уже искали шпионов...
«Холодный ноябрь». 1973 г.
«Холодный ноябрь». 1973 г.
Тем не менее желания рисовать это не отбило, и, когда пришло время, отец решил поступать в художественное училище. И одновременно стал ездить в Тушино — сдавал экзамены на авиатора. Причем сдавал успешно. Но когда получил бумагу о том, что зачислен на подготовительный курс знаменитого Московского художественного училища памяти 1905 года, помчался туда, не размышляя ни минуты...
Аусвайс
Полноценных документов у него не было (так, какие–то справки), роста был небольшого и выглядел намного младше своих лет. Так что в призывной комиссии не возникло никаких вопросов, когда он скинул себе несколько лет, чтобы окончить училище...
«К весне». 1991 г.
«К весне». 1991 г.
В армию отца призвали уже перед войной. Под Луганском его часть попала в окружение. С группой бойцов удалось прорваться, но почти вся часть была уничтожена. Погиб и его друг Толя Бурчак–Абрамович, к началу войны успевший окончить только первый курс художественного училища. Позже, навещая семью Бурчак–Абрамовичей в Москве, отец познакомился с его сестрой — моей мамой. Но это было позже... А тогда он оказался в плену, из которого вскоре благополучно «вышел» под видом местного жителя, подделав себе аусвайс. Полгода по тылам добирался до родной деревни, рисуя за еду портреты по фотографиям. А когда дошел, вступил в партизанский отряд, где стал командиром подрывной группы...
Яблоко
Художник, партизан, герой — все это сочли подходящим сочетанием, чтобы назначить отца директором первой выставки белорусского искусства в Третьяковской галерее (с этой выставки, посвященной 25–летию БССР, по сути, и началось возрождение нашего художественного музея). Он начал собирать картины, знакомиться с художниками — тогда же встретился и с Бялыницким–Бирулей, который ему несказанно обрадовался. Ну, во–первых, папа — парень с Могилевщины, во–вторых — партизан, мы победили, тут еще выставка... Словом, так обрадовался всему этому, что взял его к себе учеником. И остался другом на всю жизнь...
Позже отец стал главным художником сразу двух музеев — художественного и Великой 
Отечественной войны, вместе с Аладовой разыскивал картины в минских руинах. Но мечтал совсем о другом... И вот в 1945–м он поступает в Московский институт имени Сурикова, а вслед за этим делает предложение сестре погибшего друга...
Отечественной войны, вместе с Аладовой разыскивал картины в минских руинах. Но мечтал совсем о другом... И вот в 1945–м он поступает в Московский институт имени Сурикова, а вслед за этим делает предложение сестре погибшего друга...На «свадьбу» они купили яблоко — ни на что больше денег не было. Мама училась в ГИТИСе на отделении оперетты, студенты Суриковского голодали... Многочисленная мамина родня ютилась в единственной комнате в коммуналке, мои родители жили там же, вдобавок родился Витольд — словом, отец уезжает в Минск, рассчитывая заработать денег. Вместе с дипломом мама получает направление солисткой в Омский оперный театр, но вслед за мужем едет в Минск...
Не помню, чтобы у родителей возникали какие бы то ни было конфликты, хотя ради папы мама пожертвовала своим талантом, всю жизнь преподавала в музыкальной школе и практически одна воспитывала троих детей — на этюды отец мог уехать и на полгода. Много лет у нас не было своего дома, причем с квартиры на квартиру наша семья переезжала вместе со старинным французским роялем, единственным маминым приданым. Но конфликтов не было. Тем более из–за денег.
Звание
Рисовать я начал поздно, в 10–м классе, — и все тут же решили, что у меня блат. Ну какой у моего папы блат? Первую работу у меня купили, когда я был еще студентом, а у папы только в 50 лет прошла первая выставка. Звание заслуженного он получил к концу жизни, и то лишь потому, что пережил всех из своего поколения. Его талант давно и всем был очевиден, но он сам был слишком скромным, непробивным и часто принижал свои достоинства, даже после выставок в Бельгии, Италии, Голландии...
Когда он перенес тяжелейший инфаркт и ему сказали, что больше года не проживет, уехал в Россию на этюды. И там ожил... Собственно, вся его жизнь была сосредоточена на одних картинах. Помню, приезжает к нам в гости, навстречу выбегают дети: «Ой, дедушка!» Он их — в сторону и ко мне: «Ну–ка, Игорь, покажи, что нарисовал... Да, Лена, ты хорошо начала»... Безусловно, семья была для него важна, но картины — важнее. Такой человек... Насквозь увлеченный своим делом, настоящий подвижник. Человек, который стал для меня главным примером в искусстве...
zavadskaya@sb.by
Фото из личного архива.
Советская Белоруссия № 19 (24649). Суббота, 31 января 2015
