...В этих местах прошло мое детство. Вокруг Ракова рассыпано множество летних лагерей отдыха. В мое время они были пионерскими: две смены за лето и недолгие слезы на прощание. Для нас, 12 — 13–летних пионеров, не было ничего слаще, чем перемахнуть через сетку забора под отзвуки трубящих горнов. И — вперед, захлебываясь тихими играми свободы: собирать на коленках чернику, с визгом окунаться в родниковые речушки — Раковщина ими просто испещрена — и водить новопосвященных к месту самой большой и страшной тайны. Здесь, в лесных зарослях, совсем недалеко от нашего лагеря, у малюсенькой речки Манюньки стоял каменный пограничный столб. Полуразрушенный, густо одетый в мох, но сохранивший самое главное свое достоинство: лопнувшую бело–красную «кафлю» польского орла. Лагерь наш, таким образом, находился на бывшей советской территории, а Раков, куда мы чаще всего и любили убегать, — уже на польской. Маленькое путешествие «у польскi час» и обратно передавалось из уст в уста только посвященным.Старое раковское кладбище: непобедимый запах сырости в капличке, забор с заросшей мхом черепицей. И удивительные каменные надгробия, иные из XIX века... Даже в нашем пионерском сознании не стыковалось как–то это большое кладбище со скромной типичной деревней, которую представлял собой в ту пору Раков. А этот памятник — крест с высеченной музыкальной кантатой у изножья — для сельского погоста и вовсе фантасмагоричен. Оказалось, могила композитора Михаила Грушевицкого.
Много лет спустя, побывав в Ракове в командировке, я нашла людей, которые смогли устроить мне настоящее путешествие во времени. Художник Феликс Янушкевич, чьи дом и галерея стоят посредине этого вполне заурядного села, сводил меня на ту сторону памяти. В предвоенные времена — сытые, зажиточные и шальные. Когда все мужчины здесь были контрабандистами — на советскую территорию таскали спирт, золотишко и мануфактуру, а оттуда вели «козьими» тропами людей. Добровольных изгнанников Страны Советов. Теми самыми, между прочим, тропами, по которым и я носилась в своей пионерской юности. Сергей Песецкий — контрабандист, шпион и писатель — написал о тех временах книгу в Варшавском остроге «Любовник большой медведицы». По статусу Раков в ту пору местечком был, по сути, город, а по количеству шальных денег — крупный губернский город. Одних питейных заведений — от шинков до ресторанов – здесь было больше 80.
Жители Ракова любят версию о том, что название местечка происходит не от раков, которых много в окрестных реках, и не от египетского бога Ра, а от слова «рака» — ларец, в котором хранятся мощи святых. А еще здесь, говорят, одно из шести в Беларуси мест, где, по легенде, приземлялась Матерь Божья. Потому, мол, оно такое удивительное: погода здесь всегда особенная, бьют ключи и беды обминают сей край стороной. На окраине поселка стоит маленькая часовенка, из–под которой бьет криничка. Местная легенда гласит, что когда–то слепому старцу явилась во сне Матерь Божья и указала место под деревом, где копать надо. Нашел там болящий родник и, умывшись, прозрел. Криничка освящена и православными, и католиками. А здесь и нельзя по–другому: костел Святого Доминика с двумя неоготическими башенками стоит прямо напротив 300–летней Спасо–Преображенской церкви.
Первый раз в летописи Раков упоминается 540 лет назад. Тогда его подарили одному из Кешгайлов. Много всего на его веку было: и статус города, и «прывiлей» на знаменитые «кiрмашы» — два конских и большой вещевой по понедельникам. Феликс Янушкевич утверждает, что лета Ракова куда солиднее. Когда начинал он строительство галереи, прямо на своем участке на каменные своды наткнулся — вполне вероятно, на въездные городские ворота, вроде несвижской Слуцкой брамы (она, кстати, как показали последние исследования специалистов «Минскреставрации», в землю вросла почти на полтора метра). Быть может, и раковские брамы еще откроют свои тайны. Ведь не зря же археологи и реставраторы говорят: земля — самый лучший консервант для истории.
Раков, как и прочие, был еврейским местечком. Ремесленников здесь всегда много было, но особо славен был керамикой. И по сей день в быту многие раковцы используют жбанки да тарелки с клеймом мастеров позапрошлого века. Вот так: дома той эпохи не сохранились, а посуда целехонька.
О Ракове известно много и вместе с тем мало. Здесь мог родиться Янка Купала — его отец служил в местечке и был переведен в Вязынку за несколько месяцев до рождения сына. Кроме старого кладбища, церкви, костела да брусчатой мостовой, время почти ничего не сохранило. Но даже при таком раскладе Ракову все же повезло, в отличие от прочих наших славных городков, на хранителей. Здесь живет художник Феликс Янушкевич, профессор Вячеслав Рагойша основал музей полиэтнической культуры Раковщины.
И этого уже достаточно, чтобы прошлое не умерло еще раз...
