В поисках утраченного

Местечко — тоже город, только маленький, отсюда и уменьшительное окончание...

Писатель Всеволод Крестовский (тот, который создал один из популярнейших романов XIX века «Петербургские трущобы») выпустил в 1892 году книгу «Очерки кавалерийской жизни». Посвящена она «физиологии» армейской службы в местечковом гарнизоне, и есть в ней немало ярких страниц, отображающих собственно быт белорусского местечка. Одна из глав называется «Базарный день в Свислочи», вот несколько строк оттуда:

«Какие–то молодые паничи, в венгерках, в смушковых шапках, в длинных повстанских бутах, или «штыфлях», подпоясанные широкими лакированными поясами, с арапниками да с нагайками в руках, развязно похаживают своей компанией по базару в сопровождении услужливого еврея–фактора — ибо паничам неприлично ходить по торгу без фактора, который для того, чтоб наибольшим образом выразить перед ними все свое усерднейшее и высокое почтение, ходит за ними все время без шапки. Паничи рассматривают молодых, смазливеньких крестьянок, отпуская на их счет пикантные замечания и шутки...»

Сопоставимо ли это и все дальнейшее описание с гоголевской «Сорочинской ярмаркой»? Обнаруживая наш сугубый местечковый патриотизм, берусь утверждать, что вполне. Вот только жаль, что по прошествии времен куда–то задевалось само слово «местечко». Поэтому бываю я несдержан в репликах или же злюсь молча, когда слышу определение «поселок» применительно ко многим старинным белорусским городам и местечкам (Свислочь и Порозово на Гродненщине — в их числе).

В казенной иерархии селений использовали и совершенно скудоумное обозначение: поселок городского типа. Вообще, что это за маргинальный лексикон — «типа»?! Веками в Беларуси было по нарастающей так: деревня (весь, вёска), затем — местечко или городок (вспомним Давид–Городок, Кожан–Городок) и после — город (старое слово — место). А «поселок типа» — это из оборота пришельца, который в бинокль разглядывает незнакомый населенный пункт и прикидывает, как его пометить в донесении: город или нечто «типа». Ну надо же: древнейший и святейший град Туров, который ровня Киеву, обзывали «типой», но, правда, власти наконец остановили это перманентное унижение и вернули исконное обозначение: город.

За определением «поселок» стоит нечто эфемерное, свершившееся по случаю. Бывают рыбацкие поселки, леспромхозовские, станционные. Вот, скажем, построили посреди болот торфобрикетный завод — возник при нем рабочий поселок. А потом месторождение исчерпалось, предприятие закрыли — исчез вместе с ним и поселок. Как поселились — так и выселились...

Напротив же, местечко являет собой пример основательности жизненно–исторического обустройства, в его природе нет «разовости». Тут не «поселяются», а живут. Заметим, живут веками, и поэтому фамилии горожан, профессиональные династии переходят из одной эпохи в другую.

Скажем, в Порозово это гончары (знаменитая черная керамика) и кулинары–хлебопеки. Примечательный факт: когда сколько–то лет назад в недальнем Волковыске на комбинате «Беллакт» монтировали оборудование специалисты из Италии и Франции, то эти высокооплачиваемые западноевропейцы, естественно, обнаружили свою привередливость в кухне. Буквально методом проб они открыли для себя ресторанчик в Порозово и каждый день ездили сюда, за 24 километра, обедать и ужинать.

Местечко — тоже город, только маленький, отсюда и уменьшительное окончание. Уменьшительное, но не умалительное! Санкт–Петербурга и в помине не было, когда вольное место Порозово получило в 1523 году магдебургское право — иначе говоря, городское самоуправление по европейскому образцу.

А вот соседняя Свислочь была под магнатами. Самый заметный след в здешней истории оставили Тышкевичи, и один из них, граф Винсент Тышкевич (1757 — 1816), довел местечко вот до какого состояния: четыре каменные арки при въездах в Свислочь, улицы «под шнур», пять постоялых дворов — «под» орлом, оленем, быком, единорогом и лебедем, аптека, кофенгауз с бильярдом, гимназия, театр, парк во французском регулярном стиле с качелями, каруселями, тиром и зверинцем, каскад озер с разводными мостами над протоками... Поэтому в 30–х годах XIX века граф Леон Потоцкий имел возможность так написать о Свислочи:

«Кто изрядно натрясся и не раз опрокинулся на самых скверных дорогах в нашем крае, кто познакомился с селениями, где разваливаются дома, так мало отличающиеся от мужицких халуп ...тот будет весьма удивлен, оказавшись на Свислочской земле. А проезжая по ровному тракту, обсаженному деревьями, оснащенному барьерами, и въезжая в аккуратно и красиво построенный город, который содержат чисто и заботливо, путешественник забудет на мгновение, что находится в Польше, и перенесется в мыслях на берега Эльбы или Рейна, когда, скитаясь, не раз повторял, вздохнув: «Отчего у нас не так, как тут?..»

После же всех территориальных разделов обер–прокурор российского синода Константин Победоносцев считал, что Свислочь — «исконно русская», хотя и сетовал в письме к императору Александру III, что «теперь там жители, хотя большею частью православные, значительно ополячены и грамотность между ними польская».

Так какие же они изначально — Свислочь и Порозово? Несомненно, наши, белорусские. Точно так, как исконно нашим является определение «местечко».

 

КАЗИНЕЦ Сергей.

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter