Три вопроса критику

Людмиле Рублевской

 

Людмиле Рублевской

 


Уважаемая Людмила! Прочитала в вашей газете интервью с российской поэтессой Мариной Кудимовой под названием «Александрийские лишенцы». Автор использует метафору с сожженной Александрийской библиотекой — мол, подобно тому, как легендарную библиотеку сожгли, так и у ее поколения славу отобрали... Но на самом деле в этом названии есть еще один подтекст — намек на александрийских поэтов... А это уже нечто противоположное.


Dadlevski, преподаватель.


Термин «александрийский» в применении к литературе существует, хотя он довольно условный. Раньше так назывался весь эллинистический период, сегодня говорят об александрийской школе — ряде философских и литературных течений, сменявшихся в Александрии с III века до н.э. по IV век н.э. Грамматики и поэты тогда процветали... Оттачивали язык, доводили строфы до совершенства... На бесконечных публичных чтениях знатоки наслаждались звучанием изысканной поэзии. Вот только, как считают историки, большинству сочинений недоставало истинной одухотворенности, да и публика была сплошь «грамматическая». Этакие античные Сальери, усердием и прилежанием возмещающие отсутствие гения... Поэтому, конечно, если в связи с этим трактовать заголовок интервью с Мариной Кудимовой по поводу печальной судьбы поэтического поколения 1990–х, то всплывает совсем иной подтекст... Где речь идет не о незаслуженно загубленных культурных ценностях, а о забвении герметического искусства, создаваемого ради временной славы. Но, как мне кажется, автором интервью такой подтекст не предусматривался.


Шаноўная Людмiла! Прачытала у вашай газеце артыкул балгарскай даследчыцы Розы Станкевiч пра Уладзiмiра Караткевiча. Я заўсёды лiчыла, што менавiта творчасць Караткевiча павiнна прадстаўляць Беларусь у свеце, i мне крыўдна, што яго так мала ведаюць. Гэта ж наш Вальтар Скот i Генрык Сенкевiч!


Аксана Аляксандраўна, г. Мiнск.


Я таксама лiчу Уладзiмiра Караткевiча нацыянальным генiем. Пры гэтым не магу сказаць, што ў свеце яго мала ведаюць. Праўда, даводзiлася чуць меркаванне, што для перакладу творы Караткевiча занадта складаныя, для ўспрыняцця замежнiкамi занадта «каларытныя»... Аднак яны сапраўды вядомыя i любiмыя за мяжой. Нават у В’етнаме маленькiя дзецi выхоўвалiся на апавяданнi «Былi ў мяне мядзведзi». У Чэхii «Дзiкае паляванне караля Стаха» стала бестсэлерам, у Расii, Польшчы, Украiне, Балгарыi, Лiтве ды iншых краiнах творы Караткевiча выдавалiся, чыталiся, выклiкалi шчырае захапленне. Ён — сапраўдны еўрапейскi пiсьменнiк. Але, зразумела, беларусам i самiм трэба прапагандаваць свайго генiя. Дарэчы, нядаўна аповесць «Дзiкае паляванне караля Стаха» выйшла на беларускай, расiйскай, украiнскай i англiйскай мовах пад адной вокладкай. Здзейснiлася гэтае выданне па iнiцыятыве мiнiстра культуры Беларусi Паўла Латушкi, наклад у 3.000 асобнiкаў быў надрукаваны ў Польшчы.


В России и Беларуси прошли реформы орфографии. Отношусь к этому несколько настороженно... Думаю, в культуре, в языке должно быть нечто нерушимое, неприспосабливаемое к потребностям времени. Посмотрите на тех же китайцев, японцев... Как хранят традиции!


Respektability.


Культурные традиции хранить нужно, никто не спорит... Но что касается языка, то он — не памятник, а живая стихия, развивающаяся по своим законам. В Японии в официальную версию языка недавно добавили 196 новых иероглифов, пять прежних убрав. В сравнении с умеренным количеством изменений в белорусской орфографии, согласитесь, впечатляет. Произошло это впервые за 30 лет. Теперь дети в японских школах будут учить 2.136 знаков. Вам кажется, что это много? Но начиная с 2005 года, когда министерство образования Японии занялось отбором иероглифов, филологам пришлось пересмотреть 45 тысяч новых знаков, появившихся в СМИ, книгах, сети... Причем в отборе принимали участие не только эксперты–ученые, но и рядовые пользователи интернета.


Присылайте свои вопросы и предложения на адрес cultura@sb.by или в обычных письмах на адрес редакции.

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter