И здесь мы сразу натыкаемся на мифы.
Якобы Советский Союз выступал в качестве союзника гитлеровской Германии. Это не так. Да, 23 августа 1939 года был подписан договор о ненападении и даже секретные протоколы к нему, но советское руководство не было поставлено в известность о дате и времени начала Польской кампании вермахта, не проводилось никакого согласования действий вооруженных сил двух стран. В Москве узнали о начале войны из новостных сообщений в 11 часов утра 1 сентября. Сразу же был отдан приказ об усилении охраны государственной границы на западном направлении — не более того.В СССР внимательно следили за ходом боевых действий. Быстро стало понятно, что Польша, несмотря на героическое сопротивление ее солдат, не способна долго и успешно противостоять мощи германской армии. Не менее важной была реакция западных держав. 3 сентября Англия и Франция объявили войну Германии, но не предприняли каких-либо существенных шагов. Впоследствии Иосиф Сталин давал крайне пренебрежительную оценку поведению западных союзников Польши.
На этом фоне Берлин стал зондировать вопрос о дальнейших действиях СССР. 3 сентября германский посол в Москве граф фон дер Шуленбург получил от своего начальства послание для передачи советскому министру иностранных дел Вячеславу Молотову. В нем, в частности, вопрошалось: «Не считает ли возможным Советский Союз выступить против польских сил и занять эти территории?» Как видим, это не тон «союзника», настаивающего на выполнении определенных обязательств, поскольку таковых и не было.
А в Москве не собирались начинать боевые действия и всячески уклонялись от конкретного ответа. Какой же был план?
Советская сторона действительно ждала развития ситуации и готовилась вступить на земли Западной Белоруссии и Западной Украины в тот момент, когда наступит коллапс польской государственности. Серьезной военной кампании Сталин вести не намеревался.Немцы становились все настойчивее и раздражительнее. Дело дошло до того, что из Берлина стали грозить образованием на границах с СССР неких буферных государств. В Москве на этот блеф отреагировали резкой телеграммой и продолжили свою линию. 5 сентября было отложено на месяц плановое увольнение военнослужащих срочной службы. 9 сентября, когда польская армия уже терпела тяжелые поражения, в прессе началась информационная подготовка. Стали выходить статьи о тяжелом положении белорусского и украинского народов под панским гнетом. 11 сентября были образованы Белорусский и Украинский фронты. Первый (а всего в нем насчитывалось более 200 тысяч человек) создавался на базе Белорусского особого военного округа.
Наряду с катастрофическими поражениями польской армии, вялой реакцией на войну Англии и Франции, угрозой нацистской оккупации этнических земель белорусов и украинцев был еще один важный фактор, влиявший на принятие СССР решения о начале похода. Все лето шли ожесточенные бои с японцами на реке Халхин-Гол, и только 15 сентября было заключено перемирие. Это значительно улучшало международное положение советской стороны.
16 сентября в 16 часов части и соединения Белорусского фронта были построены в местах дислокации. Им зачитали приказ о начале освободительного похода. Это решение было встречено и бойцами Красной армии, и советским обществом в целом с подъемом.Вот что вспоминал о тех днях писатель Константин Симонов: «Надо представить себе атмосферу предыдущих лет, десятилетия напряженных отношений с Польшей, «осадничество», переселение польского кулачества в так называемые польские кресы, попытки полонизации украинского и в особенности белорусского населения, белогвардейские банды, действовавшие с территории Польши в двадцатые годы... процессы белорусских коммунистов... Почему же мне было не радоваться тому, что мы идем освобождать Западную Украину и Западную Белоруссию?»
С польской стороны войскам Белорусского фронта противостояло в общей сложности около 45 тысяч солдат и офицеров, в том числе 8 тысяч пограничников и 2 тысячи моряков Пинской речной флотилии. Костяк польских сил составляла 17‑тысячная оперативная группа «Полесье». Главнокомандующий польской армии маршал Эдвард Рыдз-Смиглы в приказе от 17 сентября писал: «С Советами не воевать, в бой не вступать, за исключением если они будут атаковать или попыток разрушения наших частей». Поляки собирались организованно отойти в Румынию и Венгрию. Ни советская, ни польская сторона не рассматривали эти события как полноценную войну.
Тем не менее бои имели место. Состоялось около 40 стычек с пограничниками. В целом войска Белорусского фронта продвигались вперед достаточно быстро. Такой темп определялся и массовой поддержкой местных жителей. И не только моральной. 17 сентября вспыхнуло восстание в Гродно. Повстанцам удалось ворваться в здание местной тюрьмы и выпустить политических заключенных. Завязались бои. Всего погибло 26 человек. Самым же известным вооруженным выступлением стало Скидельское восстание, зверски подавленное польскими властями.
Наиболее крупные бои с польскими частями состоялись в районах Вильно, Кобрина и Гродно. На протяжении последних десятилетий, особенно в наши дни, в Польше создается миф о сражении за Гродно с большим количеством душераздирающих подробностей вроде младенцев, привязанных к броне советских танков. Это не более чем фантазии экзальтированных шовинистов. Что же произошло на самом деле? Вооруженные столкновения происходили с 20 по 22 сентября. Силы были заведомо неравны. Красная армия с ходу вводила в бой как стрелковые, так и танковые части, быстро заняв южные кварталы города. Ожесточенные бои развернулись на берегах Немана. Особенностью стало участие не только польских регулярных войск и полицейских, но и местных жителей-поляков, в том числе учащихся. Они были обречены на поражение, поэтому 22 сентября остатки польских войск окончательно покинули город. Большая часть попадет затем в советский плен. Погибли 57 красноармейцев, еще 159 были ранены, подбитыми оказались 19 танков. Польские потери были многократно больше. И они целиком на совести командования этой обороной, бросившего под танки и на пулеметы необученных и плохо вооруженных горожан.
Еще один раскрученный эпизод того похода — так называемый парад в Бресте 22 сентября. Город к тому времени был занят 19‑м моторизованным корпусом вермахта, но, согласно достигнутым договоренностям, должен был отойти под советский контроль. К Бресту из Пружан форсированным маршем подошла 29‑я легкотанковая бригада под командованием комбрига Семена Кривошеина. Ему предстояло встретиться с уже широко известным теоретиком и практиком танковой войны генералом Гейнцем Гудерианом. Что интересно, они общались на французском языке. Дело в том, что Кривошеин успел поучаствовать в гражданской войне в Испании, а многие советские военспецы осваивали именно французский, а не испанский. Впоследствии Кривошеин вспоминал, что делал все возможное, чтобы продемонстрировать: Красная армия и вермахт не союзники. У него для этого была еще одна причина. Семен Моисеевич был сыном еврейского ремесленника. Антисемитская политика Третьего рейха была тогда хорошо известна...
На этом боевые действия практически прекратились. 22 сентября произошла стычка у Сопоцкина, а 25 сентября — последний бой у Дрогичина. Всего за время похода Белорусский фронт потерял 316 человек убитыми и 642 ранеными, еще трое числились пропавшими без вести. За это же время было разоружено и интернировано более 60 тысяч польских военнослужащих, в том числе более 2 тысяч офицеров.
Таким образом, Советскому Союзу удалось полностью выдержать свою линию. Действия Красной армии не стали частью общей с немцами Польской кампании. Да и в мире не считали, что Советский Союз вступил во Вторую мировую войну… СССР продолжал оставаться членом Лиги Наций.Для сравнения: начало войны с Финляндией приведет к его исключению из этой международной организации. Успех похода в значительной степени определялся общественной поддержкой белорусского населения. Брамка — импровизированная триумфальная арка, которой местные жители встречали советские войска, стала одним из символов того похода. Оно и неудивительно: после долгих лет под властью Второй Речи Посполитой белорусы воспринимали красноармейцев как освободителей.
