Мы все равны. Я не о правах человека...
Я про личное и болезненное.
Вот профессор, читающий на пятнадцати, а говорящий без акцента на шести языках. Он даже древнеарамейским владеет. Только здесь от этого нет проку. И подросток, который в слове «эволюция» делает три ошибки. Нахмурившийся бородатый стоматолог, в очередь к которому за полгода записываются, а рядом — старик, шамкающий беззубым ртом. А вот министр и с ним — конструктор, разных премий лауреат. Без его светлой головы не кружился бы космический аппарат, подлодки бы не всплывали в нужном месте мирового океана. Что он придумал, не скажу — военная тайна, а рядом грузчик из гастронома, который слово «интеграл» если и слышал, то забыл. Вот боевой генерал, к нему подойти в обычной жизни боязно, а на него торгаш собачьим кормом ругается, как на пацана, посмеивается, пальцем у виска крутит. Генерал виновато оправдывается...
Ряд сравнений могу продолжать с утра до вечера. И будут в этом длинном ряду все: художники и сантехники, артисты и лифтеры, пенсионеры бедные и пенсионеры богатые, народные и заслуженные артисты, судья и подсудимые, агроном и лесоруб, таксист и бизнесмен... И я среди них затерялся... Я для них свой и они мне — свои, почти родные.
Мы все равны. Мы — рыбаки.
Моя жена умная и все понимает. Все, но только не это.
Невозможно ей объяснить, почему леска диаметром 0,2 мм фирмы такой–то намного крепче, чем леска 0,3 мм. Почему я могу несколько вечеров привязывать крючки к поводкам, вытачивать колечко для лески, полировать лепесток блесны, а потом его раскрашивать в черный с лимонными точками цвет. Зачем я еду на другой конец города или за границей иду в большой магазин, а не лежу на пляже. И там перебираю спиннинговые катушки, воблеры–шмоблеры, для чего толкую про передний фрикцион, когда мне нужен задний. Почему именно это удилище надо тащить за несколько тысяч километров в Минск. Про червей, мотыля, опарышей и рукотворные прикормки–каши, сваренные по секретным рецептам, я лучше промолчу. Ведь они стоят на полке в холодильнике и пугают. А рядом — клубника в сметане, да только рыба ее не уважает совсем.
Я не сплю, прокручивая в голове план предстоящей рыбалки. Я вижу дорогу к воде даже ночью, в густом тумане. Жена не может понять, зачем идти глухой ночью на реку. Зачем дрожать в мокрых камышах, пробираясь под холодным дождем через топь на тайное и счастливое место. А то место принадлежит только мне и знаю о нем только я. Один на всем белом свете.
Рыбалка — болезнь неизлечимая. У нее много симптомов: блеск в глазах, дрожь конечностей, сбивчивые и путаные ответы на простые вопросы. Врачи тут бессильны. Ее можно загнать внутрь, но окончательно победить невозможно. Это древняя болезнь. Ей много тысяч лет. Эволюция пока не нашла лекарств. Верю, что она еще тысячи лет останется непобежденной. Как она передается? И воздушно–капельным путем в том числе. Каплями дождя и росы, на которой остается только твой след, через капли воды, осыпающиеся с натянутой лески. И, конечно, через воздух. Тот самый, который туманом клубится над рекой, озером, морем...
Там, занятый ожиданием рыбы, я ощущаю себя живой каплей мироздания. Забываю про все, даже на звонки не отвечаю. Поплавок дрогнул, тронулся и медленно уходит под воду...
Рыбу можно и в магазине купить, а вот ощущение себя частью природы купить невозможно.
Рыбалка — болезнь сугубо мужская и безнадежная.
Женщины этой древней болезнью заражаются крайне редко, болеют недолго, выздоравливают быстро.
P.S. Хочу, чтобы Дед Мороз положил мне под елку новую безынерционную катушку с задним фрикционом фирмы... Хотя нет. Лучше сам пойду и куплю: ведь если Дед Мороз не рыбак, то может и ошибиться...
