170 лет Франтишку Богушевичу

В этом году совпали два литературных праздника: Международный день поэзии и юбилей белорусского поэта Франтишка Богушевича...

Когда–то Адам Бабареко, критик, погибший в сталинских лагерях, написал, что Франтишек Богушевич — отец белорусской литературы. Хотя за минувший век разными эпитетами назывался автор «Дудкi беларускай». И «выдающимся поэтом–демократом», и «цемрашалам», и «буржуазным националистом»...

Франтишек Богушевич, Матей Бурачок, Сымон Ревка из–под Борисова... Что мы сегодня знаем о нем?

Вот он — маленький сын «шарачковага» шляхтича, увлеченно слушающий песни и сказки крестьян... Подросток, вынужденный ехать в Вильню, в гимназию со справкой «о крайней бедности семьи» в кармане, чтобы получить право на бесплатное обучение... Учитель сельской школы... Студент Петербургского университета, бросающий учебу, возможно, в знак протеста против несправедливых реформ... Повстанец, с оружием в руках воевавший за свободу...

Отец поэта, брат Апполинарий и сестра Анна отсидели год в виленской тюрьме. Самого Франтишка после разгрома восстания его друг, известный ученый Ян Карлович, переправил в Нежин, и он двадцать лет провел за пределами Белоруссии.

Адвокат в свитке, заядлый охотник, путешественник... Сколько живых обличий за бронзовыми чертами памятника!

Владимир Короткевич сделал Богушевича одним из героев «Каласоў пад сярпом тваiм». Там Франтишек — виленский гимназист, соученик будущих инсургентских командиров, в том числе Вацлава Загорского, младшего брата главного героя «Каласоў...» Алеся Загорского.

«Але цi не найбольш звяртаў на сябе ўвагу аднакласнiк Вацлава, невялiчкi расточкам, трохi цельпукаваты шляхцюк. Аб iм па сакрэту Вацлаў сказаў Сабiне:

— Ведаеце, ён у пятым быў другi год. Ён вельмi разумны, але хваравiты i бедны i часта думае там, дзе думаць забаронена: у касцёле, у класе. Яму ёсць аб чым думаць. А яго падловяць i злуюцца. I смяюцца часам...

Трохi смешны, лабасты, але худы ў шчоках i востры ў падбароддзi, гэты хлопец наiўна цiкаваў на свет вузкiмi, як шчылiнкi, глядзелкамi, якiя нiбыта толькi што прарэзалiся. Смешнае, сiмпатычнае барсучаня. Звалi яго Франц Багушэвiч».

Но в этом «смешным барсучаняцi» уже угадывается недетская проницательность и ум...

Все его прижизненные сборники издавались за границей.

И сам Богушевич вряд ли рассчитывал на прижизненную славу. Даже в своем семействе он был одинок — там не разделяли пристрастия к «мужицкому наречию». В глазах сословия, принадлежность к которому ему на протяжении всей жизни приходилось подтверждать документами, выглядел опасным чудаком.

В околицах сохранилось много побасенок о кушлянском адвокате. Например, приезжает какой–то пан по судебному делу. Ищет дом известного юриста — а на крыльце сидит мужик в крестьянской свитке, с окладистой бородой и усами. Гость требует позвать адвоката... Мужик усмехается:

— Сейчас позову...

Заходит в дом и через какое–то время выходит оттуда во фраке. Адвокат — к вашим услугам!

Или еще как к Богушевичу все ездил граф Чапский из Новоселок — нужен был графу «свой» юрист. Вот и навещал, гостинцы передавал, беседы заводил... А пустых разговоров Матей Бурачок очень не любил. Увидит экипаж Чапского — и кустами, крадучись, в лес... Там и пережидает, пока нежеланный гость не уберется.

К счастью, были и друзья... Преданные последователи. Элиза Ожешко в некрологе о Франтишке Богушевиче написала: «Быў ён адным з найвысакародных людзей, якiя служылi нашай зямлi, а для мяне асабiста адным з вельмi нешматлiкiх сяброў. Успамiны пра яго для мяне дарагiя i самотныя».

Книгами из обширной кушлянской библиотеки наследники топили печь... Его богатый архив утерян. Но то, что осталось, должно быть оценено нами и услышано.

Людмила Рублевская, «СБ».

1. Может ли Франтишек Богушевич претендовать на статус писателя европейского масштаба? Как вы вообще оценили бы его значимость?

Адам Мальдис, почетный председатель ОО «Международная ассоциация белорусистов», профессор:

— Может. Потому что он был первым белорусским писателем в полном смысле этого слова. Если для Дунина–Марцинкевича белорусские произведения еще были во многом полуразвлечением, то для Богушевича это уже было осознанное служение народу. Кроме того, он был действительно мастером поэтического слова.

Оксана Безлепкина, писатель, литературовед, преподаватель Института журналистики БГУ:

— Можно спорить об уровне его таланта, но он безукоризненный идеолог. Ведь со своими произведениями он попал в яблочко, его творчество принимали за образец и десятилетиями не могли преодолеть начатую им магистральную деревенскую линию. Наш классик писал от имени и для крестьян, но некоторые тексты теперь однозначно можно трактовать как неполиткорректные, да они и издаются с купюрами. Творчество Богушевича, несомненно, важно в историческом аспекте. Он говорил: «Гаворка, язык — i ёсць адзежа душы». Очевидные вещи? Да, но у нас своя специфика. В своей педагогической практике я столкнулась с необходимостью преподавать творчество Богушевича китайским студентам, и мне показалось, что представителям великой империи культовые для нас предисловия Богушевича были малопонятны. Мои попытки провести хотя бы фантастические аналогии с языковой ситуацией натыкались на единодушное: «Китайский язык забыть невозможно». Со временем я перестала раскрывать национальные раны перед иностранными студентами. Ведь самое грустное — это то, что предисловия к книгам Богушевича по–прежнему актуальны.

Леонид Дранько–Мойсюк, поэт:

— Упэўнены, што можа. I клопат нашага грамадства, кожнага беларускага пiсьменнiка якраз i палягае ў тым, каб прапагандаваць гэта вялiкае нацыянальнае iмя ў вялiкiм свеце. У канцы XIX стагоддзя Францiшак Багушэвiч адкрыў усяму свету цэлую нацыю, сказаўшы аб тым, што ёсць беларуская мова, узбагацiў сусветны моўны букет.

Арнольд Макмилин, профессор, литературовед (Лондон):

— Нeт, я нe считаю, что Богушeвич можeт прeтeндовать на eвропeйский статус. Но eго значимость была сугубо высокой для раннeй истории бeлорусской литeратуры и для повышeния социального сознания своих соотeчeствeнников. Другими словами, он был отцом национальной литeратуры и дал мужику голос.

Владимир Содаль, литературовед, краевед:

— Можа! Нават сусветнага! Ён для нас, для Беларусi, гэткая ж знаная постаць, як Шаўчэнка для Украiны. Iншая рэч, што Беларусь не адно стагоддзе жыла ў паняверцы, прыгнечаная, непрызнаная, малазнаная, адсюль i такi слабы водгалас пра нашых лепшых сыноў у свеце. А мiж тым у Багушэвiча жыццёвым iдэалам быў такi сусветна вядомы дзеяч, як Ян Гус. У лiсце да вядомага вучонага Яна Карловiча за 15/27 красавiка 1885 года Францiшак Багушэвiч пiсаў: «Люблю чэхаў i мог бы сам сябе лiчыць iх вялiкiм суайчыннiкам». Гэтыя словы ён напiсаў з нагоды сканструяванага iм з уласнага прозвiшча i прозвiшча вялiкага чэха псеўданiма Huszicz. I гэткае пачуванне ў Багушэвiча было i да iншых народаў i iх асветнiкаў — балгараў, сербаў. А колькi багушэвiчавых выслоўяў, прыдатных для ўсiх народаў свету! Ну хоць бы гэтае: «Каб уся зямелька адну Праўду мела!» Прываблiвала Францiшка Багушэвiча i постаць П’ера Беранжэ. У Багушэвiчавай сям’i быў проста культ гэтага аптымiстычнага француза!

Тихон Чернякевич, критик, редактор отдела поэзии газеты «Лiтаратура i мастацтва»:

— Пры наяўнасцi добрых перакладаў на замежныя мовы ён, магчыма, мог бы зацiкавiць аматараў паэзii. Зразумела, тут i гаворкi не можа быць пра «камерцыйны поспех» i г.д. Бо паэзiя паводле азначэння — штука некамерцыйная. Багушэвiч — пiсьменнiк еўрапейскага маштабу толькi ў плане геаграфiчным. Бо асноўныя яго заслугi, канечне, уваходзяць у беларускi дыскурс. Але заслугi — велiзарнейшыя. Гэта i дэмiург цэлага пакалення беларускiх лiтаратараў, гэта i стваральнiк уцямнай i лаканiчна выказанай нацыянальнай iдэi, праграмы (прадмова да «Дудкi беларускай»). Гэта, напэўна, першы пiсьменнiк, якi стаў мiфам...

Петро Васюченко, писатель, литературовед:

— Как один из создателей и классиков новой белорусской литературы, относящейся к числу европейских, Франтишек Богушевич, безусловно, является творцом европейского масштаба.

Он далеко продвинулся в решении таких общечеловеческих проблем, как суд человеческий и суд Божий, поиск абсолютной истины, пути самоидентификации малой нации, затерянной в человеческой вселенной, права человека и возможности их отстаивать. Творчески дополнил существующие в мировой литературе мотивы поиска имени («Кепска будзе»), инфернального путешествия («Быў у чысцы»), сделки человека с нечистым («Хцiвец i скарб на святога Яна»).

Богушевич в предисловии к «Дудке беларускай Мацея Бурачка» проговорил два постулата, определившие дальнейшее формирование белорусской цивилизации.

Первый. Он подчеркнул преемственность истории Великого княжества Литовского и современной ему Белоруссии, определил этнические границы Белоруссии, взяв за основу языковой ареал («...Гдзе ж цяпер Беларусь? Там, братцы, яна, гдзе наша мова жывець: яна ад Вiльнi да Мазыра, ад Вiцебска за малым не да Чарнiгава, гдзе Гродна, Мiнск, Магiлёў, Вiльня i шмат мястэчкаў i вёсак...»).

Второй. Он определил решающую роль родного языка в духовной жизни нации («Не пакiдайце ж мовы нашай беларускай, каб не ўмёрлi!»). Обратите внимание: не мова может умереть, а нация — в духовном, а потом и в физическом бытии, «як той чалавек прад скананнем, катораму мову займе».

Вика Тренас, поэтесса, редактор отдела поэзии журнала «Маладосць»:

— Паэзiя i проза Францiшка Багушэвiча перш за ўсё мела нацыятворчае значэнне. Яшчэ адна iх рыса — акрэсленае сацыяльнае гучанне. Што тычыцца еўрапейскасцi, то мне здаецца, што Францiшак Багушэвiч сам не ставiў перад сабой задачы зрабiць унёсак у еўрапейскую лiтературу. Таму што для яго было iстотна iншае. Для творцаў пачатку ХХ стагоддзя — Максiма Багдановiча, Янкi Купалы еўрапейскасць была важнай дамiнантай, яны iмкнулiся ўлiцца ў еўрапейскую лiтаратуру. А для Багушэвiча ягоны лiтаратурны фатум быў у iншым. У беларускасцi.

2. Есть ли тайны в личности Франтишка Богушевича?

Леонид Дранько–Мойсюк:

— Самая галоўная таямнiца — тая, што Францiшак Багушэвiч рацыянальны ў творчасцi i нерацыянальны ў жыццi, чым i адметны ад iншых нашых класiкаў. Багушэвiч не ўмеў жыць реальнасцю, а той, хто не ўмее жыць рэальнасцю, звычайна становiцца паэтам.

Оксана Безлепкина:

— Не сохранились архивы писателя и книга его прозы, в семье были сложные отношения (родственники не разделяли «хлопоманства» отца семейства), есть мнение, что начинал писать он по–украински... Так что у него остались свои секреты. А вообще, нам очень не хватает беллетризованных биографий наших классиков. О Богушевиче написал увлекательную повесть «Пры апазнаннi — затрымаць» Василь Хомченко, но это произведение охватывает небольшой отрезок жизни писателя. Но и то, что мы знаем, словно создано для литературной интерпретации: представитель татарского шляхетского рода, участник восстания 1863 — 1864 годов, вынужденный прятаться, 20 лет провел вдали от родины, имея престижную профессию юриста, занимался еще и «мужицкой» благотворительностью, вдруг получил наследство и мог сконцентрироваться на творчестве, дружил с Элизой Ожешко...

Владимир Содаль:

— Яшчэ колькi! Да гэтай пары малазнаная старонка яго жыцця на Валагодчыне. Як след не расчытаны ягоныя паездкi ў Дрэздэн, Люксембург, Кёльн, Варшаву... А сустрэчы i гутаркi з Элiзай Ажэшкай! У мяне ёсць адчуванне, што Францiшак Багушэвiч быў сведкам расправы з Кастусём Калiноўскiм на Лукiшскiм пляцы... Жыццё Францiшка Багушэвiча такое багатае i разнастайнае, што на яго спазнанне патрэбны намаганнi не аднаго даследчыка. У мяне, прынамсi, ёсць каля дваццацi яшчэ не апублiкаваных лiстоў унука Францiшка Багушэвiча Янкi Тарчэўскага. Колькi ў iх самых розных штрыхоў з побыту Багушэвiчавай сям’i i iх стасункаў з самiм паэтам! Iх варта неадкладна апублiкаваць, абнародваць...

Арнольд Макмилин:

— Eдинствeнныe «тайны», которыe я знаю, — фальшивая информация о мeстe и врeмeни напeчатания eго сборников. В этом он, конeчно, нe был eдинствeнным в конце XIX вeка.

Тихон Чернякевич:

— Вядома, таямнiц шмат — за Багушэвiчам нiхто не запiсваў, як за Талстым. Хутчэй наадварот — практычна ўсе смяялiся i кпiлi з ягонай «беларускасцi». Але шмат таямнiцаў хавае ў сабе i ўласна паэтычная творчасць Багушэвiча. Нядаўна я перачытваў яго i здзiўляўся, як мы яго не ведаем. Калi адкаснуцца ад нацыянальнай праблематыкi, то скразны матыў творчасцi Францiшка Багушэвiча — гэта страсная прага суда i ўсталявання справядлiвага светапарадку. Тэму суда так цi iнакш закранаюць цi не 90% багушэвiчаўскiх вершаў. Багушэвiч i сёння застаецца «нязручным» пiсьменнiкам. У гэтым — ягоная таямнiца, загадка.

Адам Мальдис:

— Да. Прежде всего, был ли издан и куда девался третий сборник поэта, «Скрыпка беларуская»? Ведь утверждали даже, что он был издан с портретом автора. Такого не придумаешь. Конфискован на границе? Перевозился сторонниками Пилсудского? А вот банку с рукописями Богушевича мне удалось откопать в Кушлянах. Правда, почти все там истлело (женщины закапывали, неглубоко). Но даже по обрывку бумаги удалось установить, что там находились и письма Элизы Ожешко.

Петро Васюченко:

— Тайна — взаимоотношения Франтишка Богушевича и Матея Бурачка, от имени которого написана «Дудка беларуская». Бурачок — не псевдоним, а alter ego автора, фиктивный автор и персонаж в одном лице. Персонаж в крестьянской свитке проговаривал интеллектуальные максимы Богушевича. Матей не так прост, как может показаться. Как говорила одна студентка: «Он только строит из себя Бурачка».

Вика Тренас:

— Ёсць таямнiцы з устанаўленнем аўтарства. Напрыклад, апавяданне «Тралялёначка» выйшла ў Кракаве ананiмна, i дзесяцiгоддзi нашы даследчыкi праводзiлi тэксталагiчны аналiз, каб давесцi, што аўтар — Багушэвiч. Яшчэ адно выданне, якое выйшла ў Кракаве прыблiзна ў той жа час, — кнiжачка–пракламацыя без тытульнай старонкi «Гаспадары, для вас пiшам тыя апавяданнi». Таксама прыпiсваецца Францiшку Багушэвiчу. I яшчэ загадка: у Кушлянах Багушэвiч падрыхтаваў два зборнiкi — празаiчны i паэтычны. Рукапiс «Беларускiя апавяданнi Бурачка» быў здадзены ў Вiленскую губернскую друкарню, i далейшы яго лёс невядомы. Другi рукапiс — паэтычны зборнiк «Скрыпка беларуская» быў, магчыма, знiшчаны цэнзурай.

3. Какое из произведений Франтишка Богушевича можно было бы сегодня раскрутить? И каким образом?

Леонид Дранько–Мойсюк:

— Трэба раскручваць не твор, той цi iншы, Францiшка Багушэвiча. А трэба раскручваць яго жыццё. Авантурнае, багатае на прыгоды. Шмат што Францiшак Багушэвiч рабiў безразважна, не ўлiчваючы рэальных магчымасцяў: паступiў, напрыклад, у Пецярбургскi унiверсiтэт, i тут жа пакiнуў вучобу. Растлумачыў у заяве на iмя рэктара, што «па стану здароўя». Аднак жа праз год прыняў удзел у паўстаннi, — тут слабое здароўе не стала перашкодай... А ў апошнi перыяд жыцця, здавалася б, без асаблiвае на тое патрэбы, зацята сварыўся з вiленскiмi палякамi. Маючы ў Вiльнi сталую адвакацкую практыку, ён амаль да самай смерцi, да атрымання варшаўскай спадчыны, не быў матэрыяльна забяспечаным чалавекам. Нажывацца з чужой бяды не мог. Яго жыццё — гэта цiкавы, змястоўны кiнасерыял. Мы, беларусы, павiнны задурыць галаву Галiвуду, каб там быў пастаўлены фiльм пра Францiшка Багушэвiча.

Петро Васюченко:

— Я экранизировал бы рассказ «Тралялёначка». Масса событий (взлет и падение Бартока, хроника его семейной жизни, первой и второй женитьбы, рождение и воспитание Тралялёначки) — и всего четыре страницы текста. Небывалая концентрация содержания — при известной фантазии сценариста хватило бы на триста серий «мыльной оперы».

Оксана Безлепкина:

— Мне кажется, что Богушевич достаточно узнаваем, можно вспомнить его «Не пакiдайце ж мовы нашай беларускай, каб не ўмёрлi» или «Малiся ж, бабулька, да Бога, каб я панам нiколi не быў». И если уж раскручивать, то лучше не сами тексты (ведь ушли многие реалии, изменился белорусский язык), а Богушевича как символ. Вот, например, были у Богушевича книги «Дудка беларуская» и «Смык беларускi», а потом у Алоизы Пашкевич (Тетки) появилась «Скрыпка беларуская» (1905). И вот в 1998 году — «Тазiк беларускi» от «Бум–Бам–Лiта». А ведь это тоже «привет Богушевичу» и своеобразная преемственность в литературном процессе.

Владимир Содаль:

— Такiх твораў у Францiшка Багушэвiча шмат. I найперш, яго манiфестычныя прадмовы да «Дудкi беларускай» i «Смыка беларускага». А хiба ненадзённыя сёння «Праўда» i «Як праўду шукаць?»

Адам Мальдис:

— Предисловие к первому сборнику. В нем заключена наша программа укрепления нашего суверенитета на ближайшее время.

Вика Тренас:

— Мне як мэнэджэру ў сферы культуры у першую чаргу прывабныя апавяданнi Францiшка Багушэвiча — «Тралялёначка», «Сведка», «Палясоўшчык». Яны добра выглядалi б у якасцi тэатральнай пастаноўкi альбо мастацкага фiльма. Па матывах «Тралялёначкi» можна зняць актуальнае кiно. Многiя творы Багушэвiча сатырычныя, а сатыра — гнуткi жанр. Я магла б уявiць, каб па некаторых ягоных сатырычных творах намалявалi комiксы.

Арнольд Макмилин:

— Стихотворeниe «Мая хата» — хорошая аллeгория бeлорусских национальных чувств. Eсть его нeплохой пeрeвод на английский язык, осуществленный покойной нашeй поэтессой и пeрeводчицeй Вeрой Рич (‘My Home’).

Тихон Чернякевич:

— Думаю, можна было б лёгка раскруцiць верш «Мая дудка». Гэта ўзор экспрэсiўнай лiрыкi, цалкам прыдатны для песеннага тэксту. Каб якая–небудзь псiхадэлiчная каманда ўзялася б пакласцi яго на музыку, гэта быў бы хiт. Вядома, «андэрграўндавы» хiт, без прэтэнзiй на ратацыю ў «Рускiм радыё»...