К 150-летию со дня рождения Магдалены Радзивилл
Выписал на экране компьютера подзаголовок и призадумался: какие же удивительные чудеса творит матушка-история! Ведь к нему с полным правом можно было бы добавить слова: "...и к 120-летию со дня рождения Максима Богдановича". Тем более что богатую княгиню и не имеющего средств на лечение в Крыму белорусского поэта связывают не только предстоящие круглые даты: без добродетельной помощи первой мог бы и не увидеть свет "Вянок", единственный прижизненный стихотворный сборник второго.
Одновременно задумался: с чего бы это начать повествование о необыкновенной женщине, нарушившей извечные классово-социальные каноны? Ее, наследницу весьма обширных владений в Жорновке и Кухтичах бывшего Игуменского уезда Минской губернии (нынче это Осиповичский район на Могилевщине и Узденский - на Минщине), почитали местные крестьяне, а родственники-магнаты по второму мужу в Несвиже и Варшаве да местная ополяченная шляхта уничижительно называли "холопоманкой" (chlopomanka) и "белорусофилкой".
Рассказ же начну с события, произошедшего почти 30 лет тому назад в Лондоне.
Встреча с экс-королем Обеих Сицилий
В 1982 году мне было предложено поехать по линии ЮНЕСКО в двухмесячную научную командировку в Англию. После работы в библиотеках и музеях удавалось находить еще время для встреч с соотечественниками, в том числе и с наследником князей Мстиславских и Заславских меценатом Анджеем Цехановецким, о котором я уже прежде писал. Напомню: его роду принадлежала усадьба Бочейково около Бешенковичей, а основанная на неизвестных ранее документах докторская диссертация была посвящена слонимской "усадьбе муз" гетмана Михала Казимира Огиньского.
И вот как-то пан Анджей позвонил мне и сообщил, что со мной хотел бы встретиться внук Магдалены Радзивилл и одновременно "экс-король Обеих Сицилий". Поскольку с коронованными (пусть и "экс") особами до того, да и после, мне встречаться не приходилось, неожиданное предложение вызвало немалую растерянность: а что же ему от меня, выходца из белорусско-литовского крестьянского рода, нужно? Но потом верх взяло простенькое любопытство.
И вот в "Хайм-галлери", которой тогда владел Анджей Цехановецкий, навстречу мне вышел пожилой мужчина явно аристократических кровей и тихим голосом задал один-единственный вопрос: помним ли мы в Минске, что его бабушка "ложила деньги" на белорусское дело? Лихорадочно заработала память. Вывод был печален: в обществе, где тогда выше общечеловеческих добродетелей безоговорочно ставилась узкоклассовая оценка, она не удостаивалась благодарности следующих поколений. И вдруг всплыло в памяти: о ней как о меценатке писала, хотя и очень сдержанно, даже, я бы сказал, неприязненно (для чего были свои причины), в мемуарах Павлина Медёлка, та самая, которая исполняла заглавную роль в первой постановке купаловской "Павлинки". Удовлетворенный сим скромненьким фактом, "экс-король" чокнулся со мной рюмочкой вина и тут же отправился в больницу, чтобы навестить своего дядю - "экс-короля Италии".
Если бы описанная выше встреча состоялась сегодня, я уже смог бы показать внуку Магдалены Радзивилл куда более существенные доказательства того, что белорусы все же помнят о ее добродетельности: книги и даже настенный календарь на 2011 год с портретом Магдалены Радзивилл в центре, изданный одним узденским предприятием. Портрет, которым я иногда любуюсь, принадлежит кисти минчанина Алеся Цыркунова и сделан, как мне сказали, на основе изображения княгини Магдалены и ее дочери Людвики, будто бы висевшего в Кухтичах.
Портрет-загадка
И вдруг всю мою уверенность разрушило мнение со стороны. Я услышал аргументированное: это не Магдалена Радзивилл, это Эльжбета и Гелена Радзивилл, сестры Ежи Радзивилла (1860 - 1914), одного из владельцев Несвижского замка. Эльжбета родилась в 1861 году, том же, что и Магдалена. Гелена была на 13 лет младше. А портрет висел в Несвиже в салоне вдовы Ежи. Существует и фотография интерьера этой комнаты, где слева виден портрет, а справа - характерная для Несвижа печка, сохранившаяся до наших дней. Более того, с приходом новой власти вдову оставили на несколько месяцев в замке, чтобы она описала портреты при их конфискации. И ошибиться в распознании сестер своего мужа она не могла. К тому же Эльжбета Радзивилл-Томашевская, нынешняя частая гостья Несвижа, тоже хорошо помнит сестер своего деда Ежи.
И тогда я начал внимательно сопоставлять различные изображения, что предлагаю теперь сделать и читателям газеты.
Итак, импозантная дама на календаре действительно похожа на ту женщину, к которой доверительно прижалась девочка. По одной версии, она дочь княгини Людвика, по другой - Гелена, младшая сестра Эльжбеты, представительницы иной ветви рода Радзивиллов. Кто же прав?
В поисках ответа пришлось обратиться к другим, фотографическим, изображениям княгини Магдалены, о которых доподлинно известно, что на них запечатлена именно она. Вот владелица Кухтичей в молодом возрасте, вот она же - в последние годы жизни. И сразу в глаза бросились несоответствия снимков с портретами: перед нами - разные лица. По словам мемуаристов, хорошо знавших княгиню, она была некрасива: нос длинноватый, с горбинкой, а глаза серые, пронзительные. Если смотреть на портреты, лица там иные: иные нос и подбородок, а глаза голубоватые.
Однако давайте временно оставим рассуждения о портрете княгини Магдалены и займемся ее родословной и жизненным путем, а также мужьями - людьми неординарными, основательно повлиявшими на ее судьбу и такими непохожими друг на друга.
Из Завишей герба "Лебедь"
Белорусский род Завишей, тесно связанный с Воловичами, Тышкевичами и Огиньскими, пользовался королевскими привилегиями еще с XIV века. Дал он Великому Княжеству Литовскому немало отважных воинов и умных дипломатов, печатавшихся на деловых бумагах гербом "Лебедь". Считались они крупнейшими землевладельцами на всей Игуменщине. В Кухтичах, в их основной усадьбе, имелись богатые коллекции картин и книг, однако подробные описания собраний до нас не дошли.
В детстве Магдалена Завиша, родившаяся в Варшаве 8 июля 1861 года, получила хорошее образование, много ездила с отцом по западноевропейским городам и курортам. В молодые годы приглянулась баснословно богатому графу Людвику Красинскому, лет на 30 старше ее. Вскоре у них родилась единственная дочь Людвика. Умирая в 1895 году, граф завещал дочери имущество примерно на 50 миллионов рублей, что обеспечило ей потом блестящий прием в аристократических салонах Варшавы и других европейских городов. "Белорусофильских" увлечений матери Людвика не разделяла, в Понемонье и Подвинье не стремилась.
Зато Магдалена, став свободной, то уединялась в Жорновке, где с увлечением слушала воспоминания отцовского друга и участника восстания 1863 года Антона Оссовского, то путешествовала по Европе. В 1904 году в Лондоне она случайно встретилась с Николаем Радзивиллом, прозванным в Несвиже за свою бедность "безземельным". Он был полной противоположностью Людвику Красинскому: моложе Магдалены на 19 лет, открытый, веселый, любезный, смелый до отчаяния - отличился в англо-бурской войне, потом в битве с японцами под осажденным Порт-Артуром, откуда прорвался с важными бумагами на обыкновенной лодке, за что был награжден орденом святого Владимира. И, наконец, даже считался - о, ужас! - русофилом. Весть обо всем этом молниеносно облетела Варшаву, в итоге элиты перестали приглашать молодую пару на церемонии, дошли до публичных оскорблений. Такое третирование окончательно убедило Магдалену в правоте ее прежних симпатий и антипатий, и созрело решение: окончательно переехать в Жорновку, начать новую жизнь. А чтобы Николай не ощущал никаких комплексов неполноценности, Магдалена оформила на мужа королевский подарок - усадьбу в Кухтичах. В повседневной жизни счастливой пары это ничего не изменило.
В Жорновке и Кухтичах неожиданно для всех Николай Радзивилл начал проявлять недюжинные хозяйственные способности. Основное богатство первой из усадеб составляли 27 тысяч десятин сосновых и дубовых лесов. Вырубались они по-научному, с обновлением посадок. И чтобы с выгодой поставлять древесину за границу, на европейские товарные биржи, князь организовал прокладку новой ширококолейной железной дороги Верейцы - Гродзянка, существующей и сегодня. Одним концом она выходила к Либаво-Роменскому торговому пути, затем, возле Жорновки, шла через станцию Завишин, названную так в честь предков княгини. В 1911 году, к 50-летию Магдалены, вслед за товарными по ветке отправились и пассажирские поезда. Лесосеки были проданы на многие годы вперед. А в Гродзянке заработала мощная лесопилка, оживившая экономику окрестностей.
В Жорновке и Кухтичах Николай и Магдалена Радзивилл окончательно "охолопились", что привело их почти к полному разрыву с варшавской и несвижской аристократией. Князь даже в Минске - жили они здесь зимой в "каменице" направо от Красного костела - ходил в простой одежде, не чурался крестьянской еды, с сельчанами говорил, как и жена, по-белорусски, записывал фольклор. Но романтичная натура Николая Радзивилла жаждала активной жизни, подвигов. Добровольцем участвовал он в болгарско-турецкой войне. И когда началась Первая мировая, снова ушел на фронт. Погиб в ноябре 1914 года в Восточной Пруссии. Тело князя сначала доставили в Минск, а потом перевезли в Кухтичи. Стояло оно в металлическом гробу, забальзамированное и обставленное венками, один из которых бросался в глаза надписью: "Пухам Табе, князь, зямелька ў Тваёй Роднай Старонцы". Считают, что его еще в Минске возложила белорусская поэтесса Цётка.
После смерти мужа жизнь княгини Магдалены усложнилась: не стало надежной опоры и защиты, осмелела местная полонизированная шляхта, настраивающая крестьян против "ненормальной хозяйки". А хозяйка Жорновки и Кухтичей, преодолев меланхолию, стала очень даже нормально вести дела, ведь еще с детства хорошо знала, на кого ей можно положиться. Ее помощниками стали "главный распорядитель" Юстын Мурашко, юрист, выпускник Санкт-Петербургского университета Гаврила Царик, соседи по усадьбам и единомышленники - Войниловичи и Гуттен-Чапские. Делопроизводство в канцеляриях владений перевели на белорусский язык. Вела себя княгиня скромно, как и все "белорусские граждане", при необходимости терпеливо стояла в очередях, давала свой экипаж дворовым девчатам, чтобы те съездили в православную церковь, расположенную в четырех километрах от Жорновки.
С лебединым крылом на обложке
Выдав в Варшаве единственную дочь Людвику за князя Чарторыйского, Магдалена стала более открыто участвовать в благотворительной деятельности: выделяла деньги минским больницам и приютам для детей военных беженцев, петербургскому издательству "Загляне сонца i ў наша ваконца", редакции газеты "Беларус". Немалые суммы доставались литовским "возрожденцам" в Ковно и Мариямполе.
Сегодня наиболее известной благотворительной акцией Магдалены Радзивилл считается ее участие в издании сборника Максима Богдановича "Вянок". Дело выглядело следующим образом. Рукопись со стихами Богдановича под заголовком "Кнiжка выбраных вершаў" никак не могла увидеть свет - не было денег на публикацию. И только в 1913 году средства раздобыли. Стихи сдали в типографию. А во время набора поступила сумма на издание белорусских книг от Магдалены Радзивилл. Чтобы продемонстрировать княгине точность целевого использования пожертвования и выразить благодарность за помощь, было решено на заглавной странице книги поместить знак "лебедь", что означало герб Завишей. Кстати, тот же знак можно увидеть еще на двух книжках белорусских писателей начала ХХ века - "Курганная кветка" Констанции Буйло (ее сестра Михалина преподавала в белорусской школе в Жорновке) и "Васiлькi" Ядвигина Ш.
Так кто же на портрете?
Когда работа над статьей близилась к концу, меня опять начали мучить сомнения: почему Алесь Цыркунов взял за основу своего изображения не бесспорные фотографии, а портрет совершенно других женщин, сделанный неизвестным автором в Несвиже? А может, этот портрет, как сообщается в некоторых источниках, действительно висел и в Кухтичах?
И здесь в моей памяти неожиданно всплыл "кадр" 1993 года: госпожа Эльжбета Радзивилл-Томашевская сидит рядом со мной, рассматривает привезенную из Дзержинска репродукцию и подтверждает, что на ней - Эльжбета и Гелена, сестры ее деда Ежи. Все сомнения развеялись.
Последние годы жизни
Размеренный уклад Магдалены Радзивилл стал резко меняться после революционных событий 1917 года. Большевикам удалось настроить против княгини часть местных крестьян. В ее имениях начались скрытые и явные грабежи, притом особенно старалась мелкая шляхта. Террор усилился с приходом в конце 1917 года польских отрядов под командованием генерала Довбор-Мусницкого. Знаменательно, что, как выяснилось из воспоминаний Павлины Медёлки, от нападений княгиню тогда защищал расквартировавшийся в Жорновке отряд капитана Скорины - того самого наследника белорусского первопечатника, о котором недавно шла речь в "СБ". С приходом немцев жизнь Магдалены Радзивилл еще более усложнилась, и в конце 1918 года она, щедро одарив тех крестьян, которые хорошо трудились, навсегда покинула белорусские земли. Сначала поселилась в Варшаве, но потом, когда в польской печати началась травля за то, что одно из своих помещений она сдала в аренду евреям, переехала в Каунас, где кое-кто из руководителей молодой страны помнил, что Магдалена жертвовала деньги и на литовское национальное возрождение.
Наконец, в 1932 году разочарованная и утомленная жизнью Магдалена Радзивилл оказалась в монастыре сестер доминиканок в городе Фрибурге в Швейцарии, где тихо скончалась 6 января 1945 года. Рукописей после нее никаких не осталось, но надмогильная плита с перечислением всех заслуг княгини, в том числе и перед Беларусью, сохранилась. Говорят, правда, что теперь обнаружен дневник Магдалены Радзивилл.
Магдалена Радзивилл, "беларуская шляхцянка", как называла себя она сама, достойна того, чтобы вспомнить ее добрым словом, увековечить память. Нельзя забывать и ее супруга-героя - хотя бы в Кухтичах, где сохранилась (в поселке Первомайский) часть зданий усадьбы. А теперь призываю читателей "СБ" еще раз сопоставить портреты с фотоснимками: одно и то же лицо на них или нет?
