«Я очень хорошо помню, как Мулявин отбивался, не хотел работать под фонограмму, помню, как он пробивал «Кожны чацвёрты». Это все естественно, что каждый настоящий должен пробиваться», — говорила Лёда Михайлиди в своем последнем интервью, вспоминая сцены, свидетельницей и участницей которых была не раз. Слова ее относились вовсе не к Мулявину — к «Ровеснику», тому знаменитому детскому ансамблю танца, слава которого в прежние годы вполне могла сравниться и с песняровской. Но говорила она в общем–то о самой себе, о своей жизни, большую часть которой провела, пробиваясь и отбиваясь. Поводом для разговора стал полувековой юбилей «Ровесника», который прошел без Михайлиди. Через несколько месяцев Лёды Адамовны не стало...
— И между ними часто искрило, — откровенничает сын Лёды Адамовны Данила Михайлиди. — В день 80–летия бабушки, которую чествовали на сцене, мама обратилась к ней при всех: «Я всегда пыталась доказать тебе, что чего–то стою. Вот сейчас, мамочка, посмотри на меня — доказала?» Марина Николаевна выдержала паузу и ответила: «Когда тебе исполнится 80, я шепну на ушко».
Их могилы на Восточном кладбище рядом. Вот уже 10 лет. Марина Бельзацкая дожила до 90, Лёда Михайлиди — всего до 62. Но большинство воспитанников «Ровесника» (иногда это даже три поколения одной семьи) первым назовут ее имя. Лёда. Именно так, без отчества.
Молча
Улыбаясь, Данила Михайлиди вспоминает эпизод из детства:
В Белорусском хореографическом училищеВ 1982 году «Ровесник» пригласили на фестиваль «Радость Европы» в Югославию. Единственный ансамбль от Советского Союза. С танцами народов СССР и отдельной белорусской программой Лёды Михайлиди. А до того был концерт в Минске, после которого ее вызвали в ЦК ВЛКСМ, где без обиняков потребовали убрать эту программу из репертуара «Ровесника», пригрозив заведением уголовного дела о разжигании межнациональной розни и национализме. Даже в начале 1980–х белорусские танцы в концертах детских коллективов появлялись лишь в виде вставных номеров, выступать с целой программой могли себе позволить разве что госансамбль танца или «Хорошки» (многие артисты которых, к слову, когда–то набирались из бывших «ровесниковцев»). Терпеливо выслушав все угрозы, Лёда Адамовна просто ушла. Молча. А после оваций «Ровеснику» в Югославии белорусскую программу рекомендовали уже всем детским коллективам.
Больно
— Когда бабушку доканывали чиновники, вечером в субботу она брала билет на поезд до Москвы и все воскресенье гуляла по дорогим местам своего детства. Мама же, несмотря на то, что ее ранние годы прошли в Ярославле, очень крепко вросла в белорусскую культуру. Не факт, что ее поступление в наше хореографическое училище было частью плана Адама Бельзацкого, моего деда. Но до того в Минске обосновался его брат, композитор Юрий Бельзацкий. Оба были выпускниками Варшавской консерватории, оба работали в джаз-оркестре Эдди Рознера, пока того не арестовали. Юзеф намекнул брату о перспективах стать директором оркестра театра имени Купалы, но Марина Николаевна менять Ярославль на Минск не собиралась. Когда же дочь неожиданно поступила в Белорусское хореографическое училище, ситуация стала выглядеть иначе. В 1957–м маме было 11 лет. Поселили их в уцелевшей после войны конюшне с земляным полом по улице Торгово–Набережной рядом с Торговой (сейчас это Зыбицкая), где семья Бельзацких была далеко не единственной. «Ровесник» появился через год.
Марина Бельзацкая и Лёда МихайлидиСреди детских воспоминаний Данилы Михайлиди есть и это:
— Однажды, проходя по площади возле оперного театра, мы встретили ее бывшего партнера. «Ох, Лёда, как жаль, что ты ушла из балета», — посетовал он. Увидев, как изменилось мамино лицо после этих слов, мне захотелось за нее вступиться. Вроде ничего такого и не сказал, а будто ударил. По собственному признанию, уход из театра был ее «кровавой раной».
Правильно
Возможно, с «Ровесником» она пыталась доказать даже не Марине Николаевне, а самой себе, что ее выбор был правильным, что здесь она сможет больше. А потом — еще больше. Лёда Адамовна ставила классические номера с детьми без балетных данных. Репетировала с ними рок–н–ролл на музыку Миллера. «Ох, как меня за него били!» — мажорно рассказывала она об этом в своем последнем интервью и переходила к воспоминаниям о том, как «Ровесник» опять же первым (и снова с ее подачи) демонстрировал публике рэп с большой сцены. «Что такое уличные танцы? Все эти трюки — в народном танце», — рассуждала Лёда Михайлиди и мечтала показать публике белорусский вальс, который танцевали деревенские бабушки в Крыжовке, где ее семья пару летних сезонов снимала дачу.
«Прежде всего я ее ученица, а уже по совместительству дочь», — комментировала она свои родственные связи с Мариной Бельзацкой и продолжала заведенную той традицию: после каждого концерта все белые цветы, подаренные «Ровеснику», относились в храм. В годы борьбы с «религиозным опиумом» Марина Николаевна умудрялась сделать настольную икону из серии марок, посвященных Третьяковской галерее, а в доносах на Лёду Адамовну писали, что, мол, «демонстративно носит крест на груди». Но свою ровную осанку обе держали не только в балетном классе.
Гордо
Лёда Михайлиди ушла из «Ровесника» за 5 лет до пенсии. Накануне 40–летия своего ансамбля, получившего к тому времени все мыслимые и немыслимые награды и регалии, в тех же кабинетах, где молча выслушивала столько нелестных слов по поводу своего творчества, она позволила себе заговорить о том, что народная артистка БССР, лауреат многочисленных премий заслужила, чтобы не жить в общежитии из трех поколений своей семьи. Хотела, чтобы у Марины Бельзацкой появилось больше комфорта хотя бы в конце жизни. На любых, даже невыгодных для ее родных условиях. Выслушала оскорбительный ответ, подготовила юбилейный концерт — и ушла. Даже сын не верил, что это всерьез, что не захочет вернуться. Но не вернулась. Некоторое время работала в образцовом ансамбле танца «Пралесачка», руководителем которого стал Данила Михайлиди. А потом и вовсе устроилась гардеробщицей в школу, решив, что идей для новых танцев у нее не осталось. Правда, вскоре попыталась договориться с дирекцией, чтобы ей позволили ненавязчиво включать в гардеробе музыку, резонирующую с теми мелодиями на телефонах у школяров, теми, которые называла «одноклеточными». Не позволили.
Бельзацкая и Михайлиди снова нарушили устои
«Все равно ось деятеля культуры должна быть воспитательная», — даже в том интервью из 2008–го она спорила с ситуацией, которая казалась ей ненормальной. Только сил на новую революцию уже не было...
