Нужен ли таланту диплом?

Наталья Кучмель.	Людмила Рублевская.	Иван Миско.	Анатолий Длуский.	Михась Кенька.
Виктор Шнип.	Федор Боровой.	Рагнед Малаховский.	Кирилл Бандерс.	Юрась Нераток.

К.Бандерс: Я учусь в университете культуры, но моя будущая профессия реставратора мне не близка...

И.Миско: Масса таких примеров, когда студент убеждается, что его будущая творческая профессия ему не близка. Был у нас такой скульптор Печкин, он окончил Ленинградскую академию как архитектор, но ни одного проекта не сделал. Увлекся скульптурой и создавал великолепные памятники.

Р.Малаховский: Я тоже окончил экономический и ни разу дебет и кредит не свел. Издал поэтические сборники, работал в редакциях, сейчас редактирую серию книг «Маладая паэзiя Беларусi», которая издается при Союзе писателей.

Л.Рублевская: Cегодня считается, чтобы заниматься творчеством, специального образования вообще не нужно. С другой стороны, те, кто оканчивает творческие вузы, довольно часто не проявляют себя в приобретенной профессии. Поступают в академию искусств, на журфак, потому что мечтают о славе, потому что красиво звучит...

И.Миско: Как–то — звонок в мастерскую. Женщина говорит: «Иван Якимович, можно, я приду со своим сыном? Он очень хочет быть скульптором». Пришли, попили чай. Я начал рассказывать о своей профессии: выходных дней нет, галстук не надеваю, потому что руки постоянно в глине, стабильной зарплаты нет. Послушали они, послушали... Мать и говорит сыну: «Нет, на этот факультет мы не пойдем». Я потом долго думал, правильно ли поступил, может, стоило промолчать? А я сразу о трудностях... Может, отпугнул талант?

Р.Малаховский: А может, тот парень пойдет в другую сферу и там достигнет большего успеха?

В.Шнип: Если человек не готов ради любимого дела отказаться от выходных и галстука, значит, это не его.

К.Бандерс: Если есть талант, он раньше или позже прорвется. Даже без образования начнет творить.

Л.Рублевская: Упомянутый Иваном Якимовичем скульптор Печкин все же учился на архитектурном, где есть курс рисунка. А если школы вообще нет — может ли человек стать профессиональным скульптором?

И.Миско: Есть народные скульпторы, их много. Но работа профессионала видна сразу. Причем непрофессионал этих отличий не поймет.

В.Шнип: Без специального образования в Союз художников не примут. Если б то же самое было с Союзом писателей, союзов бы не было.

И.Миско: Я три года подряд был председателем государственной экзаменационной комиссии в академии искусств. Есть выпускники, которые получают диплом, но не хотят вступать в Союз художников. Говорят: «Зачем? Бесплатных путевок нет, мастерских не дают. А получишь мастерскую — так за нее платить надо большие деньги, а заказов нет».

В.Шнип: У нас в издательстве четыре художника. Тоже не собираются вступать в союз.

Р.Малаховский: Неужели нет скульпторов без образования, но с работами высокого качества?

И.Миско: Без образования ты работать можешь, но на художественный совет работу не принесешь, у тебя ее никто не примет.

К.Бандерс: Вы, конечно, правы, что творческое образование нужно, но только как первый толчок. Творчество, по–моему, это другое, то, чему не учат в институтах.

И.Миско: Вопрос в том, кто учит.

Л.Рублевская: Нередко преподавать идут люди, которые не добились многого в профессии, не могут жить за счет творческой работы.

И.Миско: Когда мы копируем своего талантливого преподавателя, это тоже нехорошо. Я считаю, что в инкубаторе таланты не рождаются. Если нашли талант, его надо индивидуально воспитывать и беречь, чтобы остался собой. Раньше устраивали всесоюзные выставки живописи в Москве, в Манеже. Приходишь — и впечатление, что это сделано в одной мастерской. Когда закончилась Великая Отечественная война, в художественные академии Ленинграда и Москвы приехали корейцы, китайцы, представители каждой союзной республики. Прошло десять лет. Приходишь на выставку, например, корейского скульптора. И видишь, что это не корейское искусство, а ленинградское. Когда Мухина была председателем Союза художников в Москве, все говорили: надо лепить под Мухину, иначе на всесоюзную выставку не попадешь. И сегодня мы в искусстве теряем индивидуальность своей национальности. Это я тоже не приветствую.

Р.Малаховский: Теперь время космополитическое. Интернет всех объединяет, границы исчезают.

И.Миско: Я хочу видеть национальное искусство. Хорошо сохранилась грузинская школа в скульптуре, своя школа — в Прибалтике, особенно в Эстонии.

К.Бандерс: Вырастить индивидуальность нельзя, можно создать условия для ее развития.

В.Шнип: Кроме того, ученики одной школы, когда кто–то из них потом выделяется, его не признают.

Л.Рублевская: У литераторов, кажется, проще?

М.Кенька: И у писателей часто подгоняют по одной колодке. Один белорусский редактор, например, на дух не переносил фантастику. Если кто–либо приносил в издательство фантастику — не принимал рукопись. Поэтому многие белорусские фантасты утвердились за рубежом.

Ю.Нераток: В литературе тоже нужно какое–то базовое образование. Но иногда поэт пишет хорошие стихи и при этом не способен отличить ямб от хорея. Тут выход — самообразование.

И.Миско: Знаменитый скульптор Трубецкой, живя в Санкт–Петербурге, преподавал в Москве. Его друзья говорят: «Поехал бы ты в Москву, посмотрел на своих студентов!» Он отвечает: «Зачем мне ехать? Талант и останется талантом, а бездарь — она сама уйдет». — «А за что же ты зарплату получаешь?» — «Так ведь кто–то должен ее получать».

Р.Малаховский: Сегодня расплодилось столько самодеятельных дизайнеров — везде предлагают окончить курсы. Конечно, профессия престижная, но в результате и проекты все похожи, и национальных особенностей нет. А лет через двадцать такие сами будут кого–то учить...

Л.Рублевская: В литературе профессионализм проявляется не столько в процессе сочинения — поэзии научить невозможно, это способ мышления, сколько в умении редактировать, находить стилистические огрехи. Тут уже нужна школа.

М.Кенька: Как–то в издательство «Юнацтва» принесла произведения девушка, которая до этого печаталась только в районной газете. Каждый ее стих поправляли. Сделали сборник, выбрав для него десятков пять стихов. А еще сто осталось. А она потом из тех, отброшенных, составляет новый сборник и присылает. Когда его отвергли, стала возмущаться: «Я буду жаловаться! Я поэтесса!» То есть редактор старался, а автор даже не поняла, что именно и почему у нее правили или забраковали.

Р.Малаховский: Когда мои стихи правил Вадим Спрынчан, он показывал не как исправить, а где — давал мне самому переписывать.

В.Шнип: Это старая школа редактирования. Помню, в 1970–х ходил в редакцию «Маладосцi» к Миколе Аврамчику. Он тоже, читая рукопись, только подчеркивал и ставил вопросы. Ничего сам не правил. Когда молодой автор потом начинает править сам, перебирает варианты, тогда и учится.

Ю.Нераток: У меня Леонид Голубович подчеркнул строку и написал: «Что–то не то...»

И.Миско: О том, нужен ли творцу диплом... Яркий пример — присутствующий здесь Федор Боровой. Он не оканчивал филфак или журфак. Он окончил тракторостроительное отделение политехнического, но его тянуло писать. И на его стихи композиторы написали много прекрасных песен.

Л.Рублевская: У нас многие поэты с техническим образованием.

А.Длуский: Я за то, чтобы каждый человек на своем месте честно делал свою работу. Профессионально, любя... Раньше на эстраде как было: кто умел петь, тот и пел. А сейчас это не обязательно. Сейчас с помощью компьютера легко сделать чистый голос. «Живьем» мало кто поет. Это, конечно, страшно. Есть талантливые люди, но в основном они скромны и стеснительны. Когда Лариса Долина в России стала помощником Президента по культуре, она сказала: «Первое, что я сделаю, уберу «фанеру» с эстрады». Но на первом же концерте, когда самые известные певцы России запели вживую, получился такой ужас и страх, что она сказала: «Нет, пускай лучше поют под фонограмму, чтобы не расстраивать народ». Если вы смотрели программу «Подых струн», которую я веду, сколько там талантливой молодежи!

Р.Малаховский: А музыкальное образование барду обязательно нужно? Или может достигнуть успеха самоучка?

А.Длуский: Я окончил театрально–художественный институт как актер театра и кино. Никто меня не учил писать стихи. Никто меня не учил играть на гитаре. Я делал это для себя, я горел этим. Жил в общежитии, нас было в комнате четверо, ждал, пока соседи уйдут, чтобы взять гитару. Приезжал к маме, и самое большое счастье было, когда все уходили на работу. Как сейчас помню: понедельник, лежу в постели с гитарой, пою, сочиняю — на стихи Вознесенского, Евтушенко, Маяковского. Пел так, что забывал обо всем. Мне кажется, это самое главное, когда по–настоящему отдаешься любимому делу. Так что не знаю, профессионал я, нет... Счастье, если то, что ты создал, волнует чью–то душу. Я очень счастливый человек.

Л.Рублевская: А ведь сколько людей есть с дипломами, в которых написано «художник», «артист», «литератор», но то, что они могут отдать, никого не волнует. Точно как некоторые идут в редакции с членскими билетами союзов писателей и на том основании требуют публикаций.

В.Шнип: Еще и с грамотами литературных конкурсов в наше издательство приходят.

А.Длуский: Встречаю молодого актера, спрашиваю: «А кто у тебя педагоги?» Слышу в ответ фамилии тех, с кем учился, которые вообще ноль в профессии...

Л.Рублевская: Может, чтобы быть критиком, совсем необязательно самому что–то уметь?

А.Длуский: Сейчас, как бы меня ни критиковали, я уверен в том, что делаю. Но в свое время столько выслушал! Помню свое выступление в кинотеатре «Москва», меня пригласили петь перед сеансом. Показывали фильм «Зимняя вишня». Я молодой, стеснительный... Затем из зала мне писали записки — тогда это было модным. И пришла записка на красивом белом листочке: «Прекратите рвать струны на своей гитаре. Лучше возьмите метелку и подметайте листья у кинотеатра «Москва». Это насколько же кому–то захотелось выказать мне свое презрение!

Л.Рублевская: Сейчас так в интернете пишут комментарии.

И.Миско: Записку ту сохранил?

А.Длуский: У меня ее тогда отобрала кинокритик Маргарита Пушкина, порвала и сказала: «Никогда не верь таким запискам».

И.Миско: Я как–то задал вопрос Игорю Лученку: почему одни и те же поют с Останкинской башни? Ответ был коротким: «А попробуй войти в лифт!»

А.Длуский: Везде так. Пробиться в элиту трудно. Но надо верить, работать.

Л.Рублевская: Да верят, особенно молодые. Все начинают, мечтая о славе.

Н.Кучмель: Разочаровываться склонны таланты, а непоколебимо, безгранично верят в себя графоманы. Они, чтобы издать свои «хвостописы», через любые барьеры пробьются, продадут последние штаны.

М.Кенька: Одна поэтесса опубликовала в журнале свои стихи рядом со стихами Янищиц, вот она, вот я! Чем я хуже?

Л.Рублевская: Но есть и настоящие таланты, которые начинали, разочаровались и бросили творить. Вроде поэта Василя Гадулько, которого отчислили в 1960–х из университета по политическим мотивам. Жил в деревне, ничего не опубликовал, стихи свои жег. Знаю талантливых писателей, которые ушли в бизнес.

В.Шнип: Многие из нашего поколения выдали одну–две книги, на этом все.

И.Миско: А вот среди скульпторов нашего поколения таких не помню. Никто не бросил скульптуру.

В.Шнип: Может, оттого, что скульпторов в Беларуси мало?

И.Миско: Только в Минске нас восемьдесят человек. А после войны было всего четыре. Бембель, Азгур, Глебов и Селиханов. Конкуренции никакой.

В.Шнип: И все остались в истории белорусского искусства. А теперь восемьдесят, а останется, возможно, восемь.

И.Миско: Молодым сложно. Заказов нет. А чтобы пробиться, надо участвовать в конкурсах. А их тоже мало.

М.Кенька: Устраивает ли графоманов, когда они выкладывают свои произведения в интернете, или они хотят еще и бумажную книгу?

В.Шнип: Хотят. И не понимают, что, меряясь талантом друг с другом и определяя в своей среде «неизвестных гениев», остаются все вместе ниже любой редакционной планки. Так сказать, забег на звание чемпиона своего двора.

Н.Кучмель: Не знаю... Мне в свое время не нужны были никакие конкурсы, мне не хотелось печататься. Я писала для того, чтобы или договориться с окружающим миром, или отгородиться от него.

К.Бандерс: Вот это правильно.

Р.Малаховский: Это смотря какие задачи ставит перед собой творческий человек: самореализоваться, заработать деньги, потешить свое эго...

Ф.Боровой: Конкурсы для начинающих нужны. Все говорят, что пишут для себя, но это неправильно.

Р.Малаховский: Я считаю, что если произведение хорошее, его нужно показывать.

К.Бандерс: Но не обязательно для этого бегать по редакциям, требовать публикаций, рассылать одно и то же на все конкурсы.

Р.Малаховский: А сколько примеров. Умирает человек, находят его дневники, а там много хороших стихотворений. Автор из–за своей скромности или занятости их никому не показывал, и они так и останутся в архивах.

В.Шнип: Да, вряд ли бросятся печатать, если автор не сделал себе имя при жизни.

Н.Кучмель: Мне нравится, что сегодня можно заплатить и издаться. Конечно, так делает множество графоманов, с другой стороны, это дает такую свободу...

Л.Рублевская: Ну ладно, стихи могут лежать в ящике стола... А скульптура, картина, песня? Им же нужен зритель, слушатель!

А.Длуский: Песня однозначно без слушателя не существует. Как проверить, что получилось? Бывает, человек писал, мучился, старался, а песня не пошла. А иногда пришла легко и сразу стала шлягером.

Р.Малаховский: Бард Змитер Сидорович, светлая ему память, говорил, что, написав песню, обязательно испытывал ее в маленьких аудиториях.

Ф.Боровой: У меня есть композиция «Даруй мне ўсе мае грахi», которую я написал для великого Вуячича. И вот ночь осталась до «Славянского базара», мы переписывали эту песню в студии Тихановича и Поплавской. Три раза ошиблись, но Вуячич ни разу не капризничал, повторял, пока все не получилось. Действительно талантливый человек умеет работать над произведением до совершенства.

А.Длуский: Говорят, при желании можно спеть и телефонную книгу. Я написал много песен о спорте. Одну сочинил за ночь на чемпионате мира по биатлону, назавтра спел нашим спортсменам, и они победили. Меня начали просить другие федерации, напиши об их видах, как о биатлоне написал. Но я сам себе не позволяю планку опустить. Да, могу написать за большие деньги и вдохновение позвать... Но все равно где–то это будет нечестно. Не так, как когда само получается. Кстати, ни за одну песню о спорте мне не заплатили, это было для души. Ко мне после побед наших биатлонистов пришел российский пятикратный чемпион мира Тихонов, стал просить, чтобы я в песне про биатлон поменял слово «Беларусь» на «Великая Русь», говорил: «Любые деньги заплачу». Я не поменял.

Р.Малаховский: Я думаю, это одна из примет профессионализма, когда творческий человек может позвать вдохновение.

И.Миско: На какую же кнопку надо нажимать, чтобы позвать его?

А.Длуский: Я сажусь за письменный стол, на котором чистый лист бумаги и ручка, открываю окно, залетает муза...

Н.Кучмель: В искусстве остаются не самые талантливые, а самые упрямые.

Л.Рублевская: Молодые часто не понимают, что в искусстве надо вкалывать. Это даже считается симпатичным качеством молодого творца: ленивый, на своей волне...

В.Шнип: А если еще пить начнет, вообще непризнанный гений!

А.Длуский: Мне алкоголь никогда не помогал. По молодости, правда, помню, когда умер Высоцкий, поехал на его могилу. И мне казалось почему–то, чтобы к нему прийти, надо выпить. Ходил, плакал, сочинял... Получалась дурь какая–то. Когда я пою, мне нужен трезвый ум. Иногда советуют: выпей, легче споешь! Нет, это не то. Настоящее творчество — это все же что–то божественное.

К.Бандерс: С одной стороны, гений, если бы не пил, может, написал бы больше. С другой стороны, может, не написал бы таких стихов.

Р.Малаховский: Шел я как–то со дня рождения друга, идти было далеко, я почувствовал, что хочу сочинять стихи. Включил запись на фотоаппарате, записал... Послушал через два месяца. И понял, что, когда сочиняешь, лучше не пить.

В.Шнип: А бывает, стихотворение приснится. И таким кажется хорошим... А проснешься, запишешь, утром прочитаешь — ничего особенного.

Л.Рублевская: Французские сюрреалисты специально вводили себя в состояние измененного сознания. Считали, только при «автоматическом письме» получаются настоящие произведения.

В.Шнип: Лучше всего пишется, когда тебе очень плохо или когда очень хорошо.

И.Миско: Великая Отечественная война. Фронт. Сколько там создано интересных песен и стихов! А ведь состояние тогда было стрессовое.

К.Бандерс: Перед смертью не лгут.

Л.Рублевская: У каждого свой тип мышления, тип таланта. Главное — понять, что тебе удается.

И.Миско: Ходила ко мне одна девочка, внучка Янки Мавра Лена. Вот она с натуры ничего не могла нарисовать. Но зато какая у нее зрительная память! Посмотрит по телевизору балет, возьмет лист бумаги и нарисует оттуда сцену. Одного мальчика привели ко мне, он мог точь–в–точь скопировать чужую работу, а сам ничего не умел придумать. Но это тоже талант.

rubleuskaja@sb.by

Советская Белоруссия № 227 (24857). Вторник, 24 ноября 2015