Так оставьте ненужные споры — Я себе уже все доказал...

Совсем скоро — 25 января — исполняется 72 года со дня рождения выдающегося актера, певца и поэта Владимира Высоцкого...

Совсем скоро — 25 января — исполняется 72 года со дня рождения выдающегося актера, певца и поэта Владимира Высоцкого. Известный бард Борис Вайханский предлагает читателям «СБ» свои воспоминания и размышления о Высоцком и его песнях.


Мое детство было весьма обычным, если не считать того, что я сочинял стихи. По мнению моих сверстников–мальчишек, это было занятием, недостойным настоящего мужчины. Вот песни — это другое дело. Правда, тогда, в начале 60–х годов, гитары звучали во дворах не так часто. Всеобщий гитарный бум был лишь на подходе. Во многом это объяснялось тем, что петь было просто нечего. Магнитофоны с записями будущих бардов еще не пришли в дома простых советских граждан. Эстрадные песни казались нам, пацанам, чужими, разве что цыганские романсы будоражили юные умы своими почти эротическими признаниями в любви. Да какие–то блатные песенки типа «Цыпленок жареный», пришедшие из времен нэпа, пелись в подворотнях мной и моими друзьями. Но они совсем не требовали гитарного аккомпанемента.


А потом был год 1967–й. И на экраны Советского Союза вышел фильм Станислава Говорухина «Вертикаль» с песнями, которые взорвали тогда наш мальчишеский мир. И мне захотелось петь эти песни. Петь не просто, а под гитару. Захотелось сочинять такие же песни и быть похожим на тех мужественных людей, покоряющих горные вершины, для которых слово «друг» означало что–то очень важное и уж никак не ассоциировалось с названием сигарет. И очень хотелось быть хоть немножко похожим на этого бородатого альпиниста с хриплым голосом, которого сыграл в фильме 28–летний Владимир Высоцкий.


С появлением первого катушечного магнитофона «Комета» голоса бардов, кажется, поселились в нашем доме навечно. Однако многие голоса так и не обрели своего имени, поскольку были весьма похожими друг на друга, наверное, из–за отвратительного качества записи их песен на магнитофонных лентах. И лишь голос Высоцкого спутать с чьим–то другим было просто невозможно.


Тогда, в конце 60–х, в узком кругу друзей я с удовольствием пел всех и вся. Доставалось от меня и ироничному Визбору, и мелодичному Окуджаве, и мужественному Высоцкому...


Уже потом, шагнув на настоящую сцену, я убрал из репертуара песни других бардов. И первыми ушли песни Владимира Высоцкого. Уже тогда я понимал, что мой лирический тенорок весьма неубедителен для этих песен, ведь в ушах любого человека, живущего в нашей стране, звучал голос автора. И этот голос был эталоном.


Кстати, и по сей день я весьма скептически отношусь ко всем попыткам исполнения песен Высоцкого кем бы то ни было, будь это эстрадные звезды или знаменитые драматические актеры. Любое сравнение — не в их пользу. Голос Высоцкого неповторим не столько своим тембром, сколько своей энергетической составляющей. Лирический герой его — это прежде всего сильная личность, которой безоговорочно веришь, даже когда песня исполняется от лица уголовника, раненого волка, самолета или микрофона. Высоцкий в своем пении — всегда настоящий.


Я вспоминаю 1979 год. Приезд в Минск Театра на Таганке и тот единственный концерт Владимира Высоцкого, на котором мне посчастливилось побывать. Потрясение от концерта было невероятным.


Для меня он стал мистическим событием. Будучи обладателем билета в первом ряду, я практически находился в двух метрах от человека, чей голос жил в моей квартире долгие годы. И вот этот голос материализовался и стал частью певца у микрофона. Живой Высоцкий странным образом не соответствовал своему голосу. Казалось, что столько силы и страсти не может вместиться в этом небольшом человеке. И все же все мы, сидящие в зале, обожали его.


Спустя несколько дней благодаря страшному везению мне удалось раздобыть билет на постановку «Гамлета» на сцене минского Дома офицеров. На сей раз пришлось сидеть в самом конце огромного зала, акустика которого совсем не была предназначена для театральных спектаклей. Реплики актеров были неразборчивы, порой почти не слышны. И лишь появления Владимира Высоцкого делали спектакль праздником. Его монологи, кажется, пробивали вату в ушах. Он не просто проговаривал слова пастернаковского перевода Гамлета, он пел свои монологи, как будто его голос был подключен к радиоаппаратуре. Выходя из зала, я подумал, что никогда не стану петь его песни со сцены, потому что так, как он, — не споешь, а петь по–другому — просто нельзя.


И все же песни Владимира Высоцкого однажды вернулись ко мне. И это возвращение было будто напророчено им в одной из его же песен:


Я, конечно, вернусь —

весь в друзьях и в делах —

Я, конечно, спою —

не пройдет и полгода...


Впрочем, вернулись песни Владимира Семеновича в мой репертуар, увы, не через полгода. Потребовалось более 20 лет, чтобы понять, как они нужны мне и особенно там, на сцене. И случилось это, как ни странно, в Германии.


Уже канул в Лету Советский Союз. Уже случилось то, что должно было случиться в моей жизни и жизни моей семьи, а именно уход на профессиональную сцену со сжиганиями мостов за спиной. Уже лирический дуэт Галины и Бориса Вайханских записал и издал во всесоюзной фирме грамзаписи «Мелодия» два больших виниловых диска со своими авторскими песнями. Но, увы, уже не было почти никакой песенной работы в постсоветском пространстве.


Это было по–настоящему трудное время. Трудное, потому что казалось: то, чем мы занимались последние годы, уже никому не нужно. Но как случается в сказках со счастливым концом, однажды в нашем доме зазвонил телефон и добрый волшебник голосом одного из наших старинных друзей предложил нам показать свои песни каким–то немецким продюсерам. И мы уехали в свою первую зарубежную гастрольную поездку, где нашими зрителями стали люди, не знающие ни русского, ни белорусского языка, но зато прекрасно говорящие на своем родном немецком.


Когда вспоминаю те первые выступления, у меня в памяти постоянно всплывают лица наших зрителей. Они были умиротворенными и ласковыми. Они нас слушали внимательно и сочувственно. По всей видимости, это сочувствие было связано с тем, что наши концерты проходили в программе «Помощь детям Чернобыля». Тогда это было актуально и щедро финансировалось богатым немецким государством.


Но вернемся к лицам наших зрителей. Они меня смущали. Ведь концертная программа почти полностью была представлена песнями на русском языке. И я понимал, что, несмотря на то что зрители так бурно аплодируют после каждой песни, они не могут оценить наши стихи, а значит, и полностью понять смысл наших песен.


Уже тогда возникла идея вводить в наши будущие концертные программы в Германии песни на немецком языке, тем более что мы получили приглашение спустя полгода вновь приехать в эту страну.


Поначалу мы ринулись на поиски хорошего переводчика, который смог бы достойно перевести наши песни на немецкий язык. И, кстати, поиски увенчались успехом и несколько таких переводов было сделано. Но, увы, хороший переводчик и хороший поэт — это две разные профессии. Впрочем, на мой взгляд, хороший поэт — это совсем не профессия!


И тогда нам в головы пришла идея включить в свои концерты песни на стихи любимых нами поэтов, причем не только пишущих на немецком языке, но и отечественных, которых много и хорошо переводили. И мы запели Цветаеву и Ахматову, Пастернака и Мандельштама... Затем неожиданно нам в руки попались изданные в Германии книги с переводами песен Булата Окуджавы и Владимира Высоцкого...


Решиться на то, чтобы запеть со сцены Окуджаву, было совсем нетрудно. Ведь его песни отличаются особой мелодичностью. Да и сама окуджавская песенная философия была нам всегда очень близка. А вот снять собственное табу на исполнение со сцены песен Владимира Высоцкого удалось после долгих и мучительных размышлений. Для меня это был переход той незримой границы, которую я сам для себя когда–то воздвиг. С одной стороны, меня успокаивала мысль, что немецкий зритель практически не знаком с творчеством Высоцкого. По крайней мере, отношение к этому русскому поэту для немцев не могло быть столь трепетным, как для меня. С другой стороны, уж очень хотелось познакомить своих слушателей с этим удивительным явлением.


В общем, я начал с совсем непростой для исполнения песни «Моя цыганская» («В сон мне — желтые огни...») в чудесном переводе Мартина Реманэ. Помню, как осторожно я начинал исполнение этой песни. В голове звучал голос Высоцкого. Был большой соблазн запеть хрипло и в его стилистике. Слава Богу, у меня хватило мозгов не пойти по этому пути. К тому же сам текст, подобно пружине, раскручивал и темп песни, и ее сюжет.


Песня закончилась, но зал молчал. А затем он взорвался такими аплодисментами, каких я никогда прежде не слышал на наших выступлениях в Германии. Люди подбегали после концерта и спрашивали: «А кто такой этот русский поэт Владимир Высоцкий? Какая у него судьба?»


Надо сказать, что в последующих концертах, предваряя исполнение песен Высоцкого, я уже не ограничивался объявлением его имени. Рассказывал и о его ролях в кино и театре, о его судьбе, наполненной всенародной любовью, и о трагическом раннем уходе из жизни...


Сейчас в репертуаре нашего дуэта уже несколько песен Владимира Семеновича на немецком языке. Но у меня такое предчувствие, что это только лишь начало долгого пути в страну его песен.


Кстати, несколько лет назад специально для концертов в Германии мы записали и издали несколько CD с песнями на немецком языке. В каждый из этих дисков мы включили по две композиции Владимира Семеновича. Каким–то образом об этих наших музыкальных проектах узнали в Польше в Музее Владимира Высоцкого, который расположен в городе Кошалине. Мы получили письмо от директора музея пани Марлены Зимны. И теперь наши диски представлены в этом музее среди десятков других музыкальных альбомов, на которых песни Высоцкого звучат в переводах на многие языки мира. Самое парадоксальное, что диски Галины и Бориса Вайханских из Беларуси представляют песни на языке совсем другой страны.


Но, кажется, совсем скоро у нас будет повод записать новый альбом с песнями Высоцкого уже на родном языке. Мы приглашены в качестве почетных гостей на традиционный 9–й Кошалинский фестиваль памяти Владимира Высоцкого. Мы пообещали, что, поскольку будем представлять на этом фестивале нашу страну, то и петь будем Высоцкого по–белорусски, тем более что уже существуют замечательные переводы, сделанные народным поэтом Беларуси Рыгором Бородулиным. По нашей просьбе к этому переводческому проекту подключился и наш друг — поэт Георгий Лихтарович.


Кстати, хотелось бы сказать несколько слов о переводах Высоцкого на белорусский. Конечно, любой житель нашей страны в состоянии и без посредников оценить высокое поэтическое дарование Владимира Высоцкого. И, возможно, кому–то покажется странной сама идея с переложениями на такой близкий и понятный язык известных песен. Но мы не сомневаемся, что мелодичный и очень образный белорусский язык, который был близок и понятен поэту, привнесет в его песни свои новые оттенки и краски. Ведь любое бережное прикосновение к Слову — это как признание в любви, как благодарность человеку, память о котором вот уже 30 лет живет в наших сердцах!


Так оставьте ненужные споры —

Я себе уже все доказал:

Лучше гор могут быть только горы,

На которых никто не бывал!

 

Кiньце спрэчкi, спынiце дакоры —

Бо даўно для сябе я адкрыў:

Лепей гор могуць быць толькi горы,

Дзе нiхто анiколi не быў!


Борис ВАЙХАНСКИЙ.

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter