Бронзовый памятник любить просто.
Он благообразен и нем и может быть хорошим фоном для фотографий и речей.
Любить поэта — сложнее. Потому что надо узнать его поэзию, почувствовать то, что хотел передать он — для вечности, для своего народа. Для каждого конкретного читателя.
Надо попытаться увидеть его живым — сложным человеком с нелегкой судьбой, любившего, ненавидевшего, ошибавшегося, страдавшего...
Сегодня, когда мы отмечаем 130–летие Янки Купалы, его имя, конечно, брэнд. Каждый белорус ответит, что знает его. Но знает ли он на самом деле Купалу — не бронзовый памятник? Творческое наследие поэта намного шире школьной программы. И оно очень разное, отражавшее исторический контекст. Здесь и стихи о мужике–белорусе в лаптях, идущего в революцию с лозунгом «Людзьмi звацца!», и романтические баллады, в которых действуют седые Гусляры и благородные и отважные Бондаровны, лирические размышления о любви, философские — о жизни и смерти... Стихи–крик о судьбе народа и его языка... И страстные строки антифашиста: «Партызаны, партызаны, беларускiя сыны...»
У него тернистая судьба...
Купалу «переоценивают», сбрасывают с пьедестала — и водружают на него снова.
А он — просто есть.
Купала, в чьих строках звучит глубинный код народа.
Как мало знаем мы о нем...
О пареньке из фольварка, который начинал писать на польском языке — потому что белорусский не воспринимался как литературный, и мог бы отдать свой талант другой культуре — польской ли, русской... Но выбрал — служить своему народу.
О молодом поэте, который приезжает в Петербург, и его встречает вся белорусская студенческая молодежь: «Якраз у студзенi месяцы 1910 года... адчыняюцца дзверы i ўваходзiць у перадпакой малады чалавек вышэй сярэдняга росту, белакуры, з невялiчкiмi светла–русымi вусiкамi, блакiтнымi вачыма. Пабачыўшы Купалу, усе кiнулiся да яго — хлопцы, i дзяўчаты. Хлопцы хутка схапiлi на рукi Купалу i пачалi падкiдваць угару, пакуль не насыцiлi сваю радасць i захапленне».
А вот Янка Купала, который принимает в своем «доме под тополями» молодых поэтов. Во время паводка, когда Свислочь превращала центр Минска в подобие Венеции, они жили у поэта неделями. Эти дружеские посиделки были предметом не только зависти тех, кого туда не приглашали, но и объектом внимания властей. Иван Доминикович изведал и допросы, и доносы, и моменты отчаяния в «золотой клетке». Поэт и власть — отдельная тема, которую еще предстоит раскрыть. Так же, как и загадку гибели Янки Купалы в лестничном пролете гостиницы «Москва». И гостиницы–то уже нет, снесли. А секретные архивы молчат, и от этого тайна становится все большей тайной...
К столетию классика эссе о нем для журнала «Бярозка» писал Владимир Короткевич. Конечно, он нашел много высоких слов и сравнений. Но в конце «сдался» и написал просто: «Бываюць паэты большага цi меншага генiя, больш цi менш моцнага ўплыву на розум i ўяўленне Чалавека, але для нас, беларусаў, ён адзiн такi. Ён — Купала. I гэтым усё сказана».
