"Смирение есть действие крепчайшей воли"

Первые шаги нового года у православных христиан традиционно озарены прекрасным гуманистическим, дарующим надежду праздником - Рождеством Христовым. Для человека верующего, да и просто душевно богатого, в такие дни особенно волнующим становится вопрос: чем же он сам может ответить на столь грандиозное явление? Созвучна ли его жизнь мудрым наставлениям Учителя? Поиск ответа, пожалуй, бесконечен. Но это не блуждание в потемках, а движение к свету. Наш сегодняшний собеседник может немало поведать о таких исканиях, ведь к нему, духовному лицу, идут за помощью, советом, не найдя решений самостоятельно. Многоуважаемый владыка ИОАНН, епископ Брестский и Кобринский, согласился ответить на мои вопросы.

- В последнее время ведется немало научных исследований содержания Библии, фактов и событий, изложенных в ней. Как сочетается исторический аспект рождения Спасителя с внутренней, духовной тайной этого вселенского события?

- Я не думаю, что следует противопоставлять эти два момента: научных исследований и личной веры, потому что они разной природы. Личная вера соединяет человека с Богом, она есть отношение между двумя личностями, которые знают друг друга, и для этого не нужны какие-то специальные сведения.

Если науку противопоставлять личной вере человека, то мы выходим за пределы личных отношений, начинаем узнавать о личности не от нее самой, а из третьих источников. Здесь мы рискуем превратить Бога в обстоятельство, в объект изучения. Вы не чувствуете чего-то предельно мерзкого в попытках объяснить любовь гормональными всплесками или тайну материнства - природными инстинктами, дружбу - экономическим укладом в обществе и так далее?

Настоящая наука в лучшем случае может нас подвести к Откровению, обозначить какие-то факты, границы научного, добросовестного изучения, правильно сформулировать вопросы. Тогда науку мы можем воспринимать как систему каких-то доказательств, сведений, фактов, которые для христиан, лично знающих Спасителя, - как драгоценный жемчуг, расцвечивающий повествование Библии, но при этом имеющие, конечно же, факультативное значение.

- Праведные люди существовали до Рождества Христова? Как вы считаете, может ли неверующий быть человеком моральным?

- Что мы понимаем под праведностью? Пребывание в правде Божией. И такие люди, по свидетельству Библии, были, были всегда. Но эти праведники находились в ситуации, которая является горькой реальностью: они были вне Бога, отделенные от Бога. В мире человеческом возможно всякое: и праведность, и бесчеловечность. Человек, не верящий в Бога, конечно, может быть моральным человеком, если у него есть совесть и он поступает по совести. Но ему все равно должно быть одиноко. Праведность не является разрешением проблемы одиночества и пребывания человека вне Бога. Понимаете, Христос не совесть дарует человеку, не возможность быть более нравственным - Христос дарует человеку возможность просто быть с Богом. Тогда и нравственность становится словно бы дыханием человека, он призывается к праведности, которая больше не есть некий внешний закон, в чем-то противоречащий устремлениям человека, но является следствием любви.

- Ныне немало людей следует церковной обрядности, исходя из некоей моды. Это грех или благо?

- Мне кажется, что вообще не стоит говорить о некоей моде. Это бессодержательное утверждение. Мы говорим "мода", а как будто решаем проблему: "А почему у моей соседки иконы в доме появились?", "А что это знакомый стал книжки какие-то религиозные почитывать?", "А что это баба Вера в церковь зачастила?" и прочее. Сказать "мода" - значит поставить точку, отмахнуться от проблемы. Но это не ее разрешение. Мне кажется, что все более глубоко и серьезно. Мы живем в обществе других людей, мы постоянно пересекаемся с чьими-то вкусами, предпочтениями, мнениями, они в значительной мере формируют нас самих. Один музыкант так говорит об этом: "Ты видишь только то, что в тебе уже есть". Человек что-то делает, полагая: так надо, это - норма. Если есть мода на обрядность - надо посмотреть, где она рождается. И, смею вас уверить, она рождается от жажды, духовной жажды. Другое дело - как пытаться эту жажду утолить. Даже в мире обычной моды мы видим, как замечательно красиво может одеваться по моде один человек и как безвкусно и отвратительно - но тоже по моде - другой. Потому человек, у которого внутри есть подлинная духовная жажда, будет пытаться ее утолить, и обряды приведут его к источнику Живой воды.

- Ваш взгляд на современную роль Церкви в формировании общества.

- Не Церковь формирует общество. Общество древнее Церкви. Общество - это среда, в которой благовествуется главная весть Церкви: Христос родился, жил, умер за нас и воскрес. В лучшие времена общество пытается жить так, как если бы оно было Церковью, в худшие - общество гонит Церковь. Мы живем во время, когда общество и Церковь пытаются научиться жить, помогая друг другу. Безусловно, что у Церкви остается одна и та же задача - это евангелизация народа.

- Возникают ли какие-то новые моменты в душепастырской деятельности?

- Не знаю, что можно было бы назвать "новым моментом". Жизнь течет так, что в ней постоянно происходит что-то новое. Но подумайте о том, что Церковь древнее тех учреждений, которые мы знаем в своей жизни. Древнее всех политиков, ученых, писателей и поэтов. И при этом она сама является той новостью, с которой необходимо сообразовываться новым политикам, ученым и поэтам. Потому, я думаю, нет каких-то абсолютно новых проблем, просто в жизни у каждого поколения есть какие-то свои специфические задачи и проблемы. У нас - это восстановление церковной жизни в постсоветское время.

- Брестский регион имеет свою специфику. Отражается ли это на вашей деятельности как главы епархии?

- Безусловно. Есть схожие с иными епархиями Русской Православной Церкви обстоятельства, есть особенные. Мы ведь не живем какой-то изолированной от других епархий жизнью. Через нас проходит все, что случается в обществе, все, что случается с людьми. У Церкви везде и на всяком месте есть одна задача, как сформулировал ее святой Афанасий Брестский, - умножение веры православной. И существуют разные обстоятельства, способствующие или препятствующие или нейтральные этому умножению. В Брестской епархии набор этих обстоятельств, безусловно, свой. Но это совершенно отдельная тема для разговора.

- Нередко человек хочет найти в вере успокоение. Это возможно?

- Конечно, вера должна успокаивать человека. Но есть разные типы успокоения. У древних греков идеалом была атараксия - полная невозмутимость, достигаемая посредством презрения всего на свете. Но это успокоение можно назвать покоем отчаяния. Вера дает другое успокоение - успокоение в доверии Богу. У Бориса Пастернака есть замечательное стихотворение "В больнице", в котором больной

...вдруг из расспросов сиделки,

Покачивавшей головой,

Он понял, что из переделки

Едва ли он выйдет живой.



И далее следуют удивительные слова

: Тогда он взглянул благодарно

В окно, за которым стена

Была точно искрой пожарной

Из города озарена...



"О Господи, как совершенны

Дела Твои, - думал больной, -

Постели и люди, и стены,

Ночь смерти и город ночной...



Кончаясь в больничной постели,

Я чувствую рук твоих жар.

Ты держишь меня, как изделье,

И прячешь, как перстень, в футляр.

Вот о таком успокоении, основанном на безграничном доверии Богу, говорит Церковь. Это успокоение в родном доме Отца Небесного, в родной семье, в любви, которая никогда не прекратится. Христос, лишенный дома и родины на земле, вводит нас в Свой дом - в Дом своего Отца.

- Сегодня в мире много зла. И крайне сложно отвечать на зло добром, к чему призывает Священное Писание. Как этому научиться? Что такое смирение?

- Чем больше мы усматриваем зла в этом мире, тем меньше замечаем его в себе. И потому, когда сталкиваемся с чем-то недобрым, то так же зло реагируем на него. Мы повинны в том, что путаем сферы своей ответственности. Очень часто пытаемся спасать человечество или решать вселенские вопросы, но при этом только губим себя или родных людей. Надо учиться различать в себе зло и ему противоборствовать - изо всех сил. И тогда внешнее зло не так будет нас занимать, не будет на то времени, чтобы возмущаться. Увидев себя таким, какой ты есть на самом деле, вы лучше поймете других, их поступки, их состояние. И увидите: почти всегда это зло можно уврачевать только смирением и любовью.

Но смирение не есть беспринципность. Смирение есть действие крепчайшей воли, действие действительно принципиального человека. И здесь не надо много рассуждать. Тот, кто противостанет злу в себе, ощутит это на опыте.

- Как вы относитесь к мессианству и миссионерству?

- Миссионерство - это исконная деятельность Церкви, ее жизнь. Мессианство - это деятельность тех, кто выступает как мессия. О первом Христос заповедует Церкви: "Идите и научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа, уча их блюсти то, что Я заповедал вам" (Мф. 28: 19-20), а о втором: "Я пришел во имя Отца Моего, и не принимаете Меня; а если иной придет во имя свое, его примете" (Ин. 5: 43). Христос говорит в этом последнем примере о тех ложных мессиях, вокруг которых так много суеты в наши дни. Вообще, минувшее столетие показало, как велика потребность у человека в мессии, когда он отрекается от Христа. Как только закончилась эпоха христианской средневековой цивилизации и началось Новое время, мир увидел новых вождей, каких не было со времен Александра Македонского и Римской империи. Эти вожди вырастают на огромнейшем желании толпы поклониться кому-нибудь, отдать свою ответственность, вручить кому-нибудь свою судьбу, что делает человека рабом, творит несчастные тоталитарные режимы, где забывается главное о человеке - его личностная природа, где человек превращается в некий довесок к общему. И такая модель человеческого общества повторяется на всех уровнях. Где нет Христа - воцаряется царек, лжемессия, будь это государство, или партия, или секта, или молодежная группировка. Церковь в современном мире защищает личность и свободу человека, защищает человека от власти лжемессий.

- Как становятся священником?

- Сколько себя помню, мне всегда хотелось быть священником. В детстве я даже играл в него. Собрал однажды детишек в нашем доме и устроил нечто вроде литии, освящения хлебов. Помню, делал сам кадила. Иногда его роль выполняли туфли на шнурках. В школе я мечтал о семинарии, хотя прошел через пионерию, комсомол. Но в начале 10-го класса признался, что хочу поступать в семинарию. Тогда такое желание вызвало целый скандал. Но я был исполнен решимости добиться своего - поступить в семинарию, куда без службы в армии не брали. Оставался год до призыва, и я пошел в училище. Закончив его с красным дипломом, я с легкостью пошел служить в армию. Попал в Белоруссию, в Минск. Остался здесь. В 1989 году закончил Московскую семинарию, позже Московскую духовную академию. Вот так. Но вообще, сколько священников, столько и судеб.

- Как на вас повлияла ваша семья?

- Я родился в православной, глубоко верующей семье, которая немало претерпела гонений со стороны властей за то, что была именно верующей. Мама, Магдалина Михайловна, работала в колхозе, отец, Даниил Николаевич, - на железной дороге. Сейчас они на пенсии. Детей нас у родителей трое, я самый младший. Старший брат, Богдан, - священник, благочинный в городе Копыле Минской области; средний, Мирон, - художник. Но есть еще один человек, которому я благодарен за все, - бабушка Магдалина, наша близкая родственница. Царство ей Небесное. Я ее звал "бабой Магдалиной". Бабушка была из дворянского рода, как и ее муж. Принадлежность их к дворянскому сословию сказалась трагически на судьбе ее мужа - его сослали в Сибирь на 10 лет. В дворянском роду их было много священников. Один из них - святитель Иннокентий Иркутский Кульчицкий. Бабушка Магдалина и, конечно, мама для меня - образец глубокой веры и благочестия. Сказалось, думаю, и то, что в роду были священнослужители и Господь судил мне продолжить это служение.

- Ваше отношение к таким явлениям, как честолюбие, желание быть богатым, знаменитым.

- Вероятно, это вопрос об идеале человека, который вырабатывает общество, о каком-то стандарте человека, являющемся для всех ориентиром. Я думаю, что такой "идеал" - миф, его на самом деле нет. Если он и пытается появиться и утвердиться, посмотрите, как встречает его народ, - иронией, которая сводит на нет всю серьезность и массивность такого "идеала". Любой анекдот про "новых русских" развенчивает модель человека, утверждающуюся на богатстве, честолюбии и гордости. Поэтому перед самым богатым человеком так или иначе встает проблема: хочешь быть человеком, то к своему богатству должен приложить то, что не продается и не покупается. Вернее сказать, к своему богатству и знаменитости, которые чаще всего зависят не только от тебя, не нужно присоединять честолюбие, которое помещает человека в неверную перспективу жизни. Именно честолюбие делает богатого человека неприятным и противопоставляет его иным людям. И еще об одном. Как бы мы ни относились к богатству и славе, их существование - реальность, с которой приходится считаться. Это реалии земной жизни. Человек не может быть застрахован от богатства и знаменитости, равно как от бедности и забвения. Но если он хочет остаться человеком, он должен быть нечестолюбивым, над его богатством и знаменитостью должны быть ценности, ставящие богатство и знаменитость на подобающее им место, отнюдь не первенствующее.

- Можно ли говорить о частной жизни священника, в особенности монашествующего?

- В православии духовенство бывает так называемым "белым", то есть состоящим в браке, и "черным" - монашествующим. Что касается монашествующих, то в Русской Православной Церкви в основном все монастыри организованы по общежительному уставу, само название которого говорит о существующем там "общем" образе жизни: общее богослужение, общая трапеза, общее молитвенное правило и т.д. Из этого становится ясно, что монашествующие частной жизни как таковой не имеют. Их стремление - жизнь духовная.

Но человек является таким глубоким существом, что его совершенно невозможно вывернуть наизнанку, сделать полностью публичным. Церковная практика строится именно на таком видении человека как свободного существа, наделенного беспримерным даром свободы. Именно свобода предопределяет существование частной жизни. В Апокалипсисе святого Евангелиста Иоанна Богослова есть такие удивительные слова, обращенные Господом к каждому человеку: "Се, стою у дверей и стучу..." Сам Господь уважает частную жизнь человека, решение, которое принимает человек самостоятельно. Открывает эту дверь только любовь. Нельзя кого-то принудить к любви, к покаянию - этому восстановлению любви. Дверь к человеку открывается только изнутри, только сам человек может отворить эту дверь для гостя. Там, где нарушается принцип уважения свободы человека, мы видим, как корежится образ человека, как попирается все человеческое. Но Церковь изо всех сил хранит человеческую свободу, именно свободу во Христе, то есть свободу от греховной жизни.

Каждый священнослужитель несет двойную ответственность перед Богом: как христианин - за себя и как служитель Церкви - за паству. Поэтому двойной жизни у него не может и не должно быть. Как дома, так и в храме, в обществе он должен оставаться священнослужителем. Кроме того, всякий семейный священник обязан заботиться о своей домашней церкви - семье: супруге, детях. Но эта забота не должна отвлекать его от дел служения Богу и Церкви.

Что касается жизни епископа, то она всецело должна принадлежать Богу, Церкви, служению ближнему.

Вот к этому необходимо стремиться каждому монашествующему и священнослужителю, какие бы должности он ни занимал и какие бы послушания он ни нес в Церкви.

Благодарю за вопросы, за внимание к Брестской епархии, в целом к Православной Церкви и желаю сотрудникам газеты "Советская Белоруссия" и ее читателям радости духовной, крепости телесных сил и Благословения Божиего в жизни и трудах.