Жизнь и судьба Солдата Победы Ивана Катка.
Недалеко от нашей деревни, возле самого леса на горке, где мы, первые послевоенные мальчишки и девчонки, любили кататься зимой на лыжах и санках, стояла хата Ивана. Точнее, Ивана Прокопьевича Катка. Если вы когда-либо случайно окажетесь в нашей деревне и поинтересуетесь ее историей (а она очень интересная), то старожилы обязательно расскажут вам и про случай, который произошел с этим самым Иваном Катком сразу после войны.
Иван был видным парнем. Еще до войны работал трактористом в колхозе, а в то время это кое-что значило. Успел жениться на первой красавице деревни Насте. Уже подрастал сынок, скоро и дочь родилась — а тут война... По первому же призыву Иван пошел на фронт. Воевал танкистом. Больше медалей и орденов, чем у него, ни у кого в нашей деревне не было. Геройским Иван оказался воином. Не раз мы, мальчишки, долгими летними вечерами слушали его рассказы о знаменитой танковой битве под Прохоровкой, в которой он участвовал, с восхищением смотрели на его боевые награды.
Так вот, после Победы, которую он встретил в Берлине, Иван сложил в свой «сидор» нехитрые продукты на дорогу, а в фанерный чемодан — комплект чистого белья, новенькую гимнастерку с наградами, пару пачек махорки да красивое голубое платье — подарок жене, и стал собираться в дорогу. Путь предстоял неблизкий. Нужно было добраться до станции Уречье, что на Любанщине, а там уже и до деревни недалеко.
Писем с фронта Иван не писал: сначала, как известно, в Беларуси хозяйничали оккупанты, а после освобождения солдат решил, что война скоро кончится и сделает он Насте сюрприз — объявится неожиданно. Вот будет радости жене и деткам!
Примерно через неделю — где машинами, где поездом — Иван добрался до Уречья. Стояла глубокая летняя ночь. Сидя на чемодане, наш герой размышлял о ночлеге. И тут увидел мерцающий возле леса слабый огонек. Присмотревшись получше, он разглядел очертания недалекого хутора. Вскинув на плечо вещмешок и взяв в руки чемодан, Иван направился в сторону жилья. Тихонько постучал в светящееся окно.
Дверь открыла, как показалось Ивану, бабушка, голова которой до самых глаз была закутана большим платком. Зайдя в хату, при свете керосиновой лампы солдат получше разглядел хозяйку. А когда та сняла платок и повесила на гвоздь фуфайку, гость с изумлением увидел перед собой девушку необыкновенной красоты.
Незнакомка приготовила скромный ужин, пригласила за стол. Иван достал из вещмешка две банки тушенки, булку хлеба, бутылку трофейного шнапса. Ужин продолжался почти до рассвета.
А утром Ивану... совсем расхотелось ехать в свою деревню, до которой оставалось всего сорок километров. Тем более когда, покурив, вернулся в дом и увидел Зосю (так звали девушку) в новом платье. Храбрый солдат, стоявший насмерть перед немецкими «тиграми» и «пантерами» на Курской дуге, не смог устоять перед чарами прекрасной хуторянки. А домой через людей передал, чтобы Настя его не ждала. Мол, погиб Иван Каток в самом Берлине, на кусочки разорвало его снарядом, даже хоронить нечего было.
Прошло больше года. Однажды женщин из Ивановой деревни направили на подводах на станцию Уречье получать семенное зерно. Погрузив его на телеги, женщины решили перекусить. Бригадир Люба, взяв два ведра, отправилась на хутор за водой, чтобы напоить коней. Подойдя к колодцу, она увидела молодую женщину и мужчину в военной гимнастерке, которые копали картошку.
— Хозяева, воды разрешите?
— Набирайте, пожалуйста. Пейте на здоровье, — отозвался, не отрываясь от борозды, мужчина.
Его голос показался Любе знакомым. А приглядевшись повнимательнее и подойдя поближе, она признала в нем Ивана Катка.
— Иван, это ты? — с удивлением спросила землячка.
— Я не Каток. Вы ошиблись, женщина. Я Котов Иван Прокопьевич, — ответил Иван, отводя глаза.
— Гляньте на него, он уже Котовым заделался... Настя убивается, второй год в черном платке ходит, живет с детьми в землянке, а он на хуторе возле юбки пригрелся... — и продолжила: — Разорвало его в Берлине снарядом на кусочки. И надо же такое придумать. Всякую совесть потерял.
И тут в разговор вмешалась Зося:
— Извините, пожалуйста, женщина. Иван Прокопьевич мне говорили, что они не женаты.
Люба с издевкой посмотрела на новую пассию бывшего односельчанина.
— Дорогая девонька, Котов Иван Прокопьевич, может, и не женат, а вот у Катка я еще до войны на свадьбе гуляла, — и, взяв в руки ведра, пошла на станцию.
Не став поить коней, бригадир собрала всех женщин:
— Бабоньки, быстрее кончайте с обедом — идем на хутор и окружаем его.
— А что случилось? — загудели в недоумении подруги. — Шпион объявился?
— Хуже. По дороге расскажу. Прихватите на всякий случай крепкую веревку. Эта сволочь и сбежать может.
Женщины окружили хутор, схватили Ивана, заставили его переодеться во все парадное, забрали чемодан и под конвоем повели к станции. Там усадили на первую подводу и повезли в деревню к законной жене.
— Ах, божухна, Іванка, цябе ж на кусочкі разарвала. Як такое можа быць?! — причитали деревенские бабы.
— А чего тут удивляться, — подгоняя коня, говорила Люба. — Наш Иван воскрес, как Христос.
На подъезде к деревне женщин, в надежде получить нехитрый гостинец, всегда встречали дети. Узнав, что на телеге везут Ивана Катка, убитого в Берлине, они обогнали всех и бегом кинулись к землянке Насти. Забежав во двор и перебивая друг друга, начали рассказывать женщине, что везут ее погибшего супруга. Она перепугалась, перекрестилась, потому что ничего не могла понять, а затем спросила:
— Это как везут Ивана, хоронить что ли? Так его ж ведь в Берлине на кусочки снарядом.
— Да живого его везут, сами видели. Только почему-то со связанными руками. Люба еще говорила, что воскрес ваш Иван.
Пока подростки рассказывали, подвода заехала во двор, а на ней Иван — живой и невредимый. И вся грудь в орденах и медалях. Настя как стояла, так и опустилась на землю. А дети Ивана кинулись к отцу и повисли у него на шее.
— Надолго ли, папко, к нам? — спрашивают.
— Как мамка примет, — тихо отвечал Иван...
После этого случая Иван никогда и никуда не бегал от своей Насти. Построил добротный дом, родили еще пятерых детей. И лучше, и хозяйственнее мужика, чем Каток, в нашей деревне не было.
Рассказывают, что и Зося в том же году уехала со станции Уречье. А было это как будто бы так. Проезжавший молодой капитан-фронтовик попросил воды, а когда увидел перед собой прекрасное женское лицо, от волнения выпустил кружку из рук. Через три дня они вдвоем навсегда уехали к нему на родину, в Москву.
Прошло почти тридцать лет. В 1973 году я возвращался со службы в армии и также сошел с поезда на станции Уречье. Почему-то сразу вспомнилась история с моим односельчанином. Решил посмотреть на тот хутор.
К сожалению, строений уже не осталось. Все поросло травой и бурьяном, лишь кое-где были видны остатки фундамента от дома. А в бывшем саду шумели на ветру пару одичавших яблонь. А вот колодец, казалось, время не брало. К нему от станции вела узенькая протоптанная тропа, на срубе висело деревянное ведро, рядом на крючке — солдатская кружка. Говорили, это та самая, из которой пил когда-то капитан-фронтовик, увезший с собой Зосю...
Когда будете на станции Уречье, не поленитесь, сходите и напейтесь воды из того колодца. Может, и вам повезет в жизни...
Михаил МОСКАЛЬЧУК