Много их полегло и пропало без вести, не успев прожить свою жизнь и родить детей, а те, кто выжил, шли через эпоху с твердым намерением — прожить за себя и за того парня. Каждым днем своей жизни оправдать то невероятное везение, тот промысел судьбы, позволивший им уцелеть посреди беды — там, где друзей и товарищей настигали пули и осколки.
Виктору Громыко было 18, он мечтал поступить в авиационный институт, а выпускной бал в 37‑й железнодорожной школе в Орше, которую он оканчивал, пришелся как раз на ту страшную, роковую ночь с 21 на 22 июня 1941 года. И уже через несколько дней город был захвачен фашистами. Годы спустя он вспоминал: «Мое поколение вошло в эту войну буквально из школьного вальса на выпускном вечере по случаю окончания десяти классов.
Тогда мы, уходя после танго и последнего вальса, который уже был под утро, расходились домой, неся в руках свернутые аттестаты зрелости, еще не думая о том, чего от нас война потребует. Что она уже идет и от нас потребуется зрелость иного класса — не та, которой требовали от нас наши учителя.Мы вступили в войну вроде бы подготовленными людьми: хорошо стреляли, почти у всех у нас были значки «Готов к труду и обороне», «Готов к санитарной обороне», «Ворошиловский стрелок»… Я лично стрелял прекрасно, выполнял нормативы даже лучше, чем мастера спорта по стрельбе. Но война потребовала от нас иного». И прежде всего — пережить и не сдаться, не сломаться в те первые страшные недели, когда Красная армия терпела поражение и отступала. А стрелял Громыко и впрямь снайперски — попадал в копейку.
Он вступил в подпольную группу Константина Заслонова — был у «Дяди Кости» разведчиком, затем воевал в Смоленском партизанском полку особого назначения под командованием легендарного Ивана Садчикова. В Смоленском полку он стал корреспондентом, редактором и издателем газеты «Народный мститель»: ездил по батальонам, собирал материалы. Кроме еженедельных газет, каждый день в лесной типографии печатался малоформатный «Вестник нашей родины», который легко было укрыть за пазухой, — партизанскую прессу расхватывали местные жители.
Желание стать художником родилось именно в годы войны, тогда же и начался путь Громыко в искусство — с портретов партизан, которые заменяли бойцам фотографии. Свое изображение хотели иметь все — на память или переправить родным, и начинающий художник рисовал маленькие графические карточки, такие, чтобы можно было спрятать в карман гимнастерки. Тогда и выяснилось, что он прекрасно умеет схватывать внешнее сходство. Укрепил Громыко в желании стать художником прорыв из Лепельско-Полоцкой зоны в мае 1944 года, где партизаны попали в блокаду. Пулеметный и минометный обстрел, непрерывные бомбежки — шинель молодого бойца была с шестью пробоинами.
«Капитан Аверьянов перед вторым прорывом сказал: «Я думаю, ты напишешь эту картину — как раненые, еле могущие передвигать ноги, завершают операцию, которая войдет в историю Отечественной войны», — вспоминал Громыко.После войны он поступил в Минское художественное училище, затем — в Белорусский государственный театрально-художественный институт, где его учили такие колоссы, как Иван Ахремчик, Виталий Цвирко, Валентин Волков… Он помнил о завещании погибшего командира — и в 1959 году написал свою дипломную работу «Дорогами мстителей», почтив память павших товарищей. Это они, друзья-однополчане, серые от пыли, уставшие и израненные, идут дорогой войны — к Победе.
У Громыко много картин, посвященных войне, — через эту тему он шел всю жизнь. «Яблоки урожая 1941 года», «Женщинам Великой Отечественной посвящается», «Баллада о последней пуле», «Песня о моем отряде» — именно песнями, балладами, выписанными кистью, он ощущал свои работы.
«Яблоки урожая 1941 года». 2008 г.Каждая — повесть о герое, а все вместе они стали одной партизанской сагой, рассказом о великом подвиге белорусского народа, в котором, кроме героики, была и лирика, и печаль. И вместе с тем — ни одного батального полотна, ни одного изображения сражений и крови… Все это было надежно укрыто в памяти художника, но показывать кровавую сторону войны он не спешил.
Многие его работы звучали как реквием: то трагический, как «1941 год. Над Припятью», то приглушенный, как будто затертый буднями, но оттого не менее горький — как картина «Солдаты», на которой былые фронтовики поминают погибшего товарища. «Солдат» белорусская комиссия не пропускала на выставку в Москву, обвиняя художника чуть ли не в пропаганде пьянства. Так же не сразу была понята и принята картина «1941 год. Над Припятью», где мать оплакивает погибшего бойца-партизана, лежащего на тканой деревенской «посцiлке», а девочка — дочь или сестра — выкликает перевоз, чтобы переправить тело на другой берег реки. И все же работа произвела огромное впечатление на всесоюзной выставке 1970 года, ее не единожды отправляли на «гастроли» за пределы СССР.
«Солдаты». 1967 г.Виктор Громыко за эти произведения получил серебряную медаль имени М. Б. Грекова — такие медали, золотая и серебряная, вручались ежегодно ко Дню Победы всего двум художникам из всего огромного Советского Союза, посвятившим свои работы теме войны. Была ему присуждена и золотая медаль ВДНХ — высшая награда, которую можно было получить за свои картины.
Громыко писал без явного, видимого надрыва, но за внешним спокойствием, даже статичностью его композиций прячется глубокий трагизм. Война воспринимается художником как нечто чуждое этому светлому, спокойному миру, где прорастает трава и колосятся поля, — и в этой траве неподвижно лежат погибшие партизаны. В этом особенность его творческого метода — фиксация момента, когда трагедия уже свершилась и поделать ничего нельзя, четкие слепки с памяти, которые казались бы фотографическими, если бы не трепетная, вдумчивая работа с колористикой.
«1941 год. Над Припятью». 1970 г.Так и его широкие, раздольные пейзажи то подернуты мистической дымкой, то видятся словно сквозь цветные стеклышки калейдоскопа — взгляд, ловящий волшебство, доступный лишь ребенку или художнику. Это вторая тема, которая всю жизнь трогала его сердце, — родная земля.«Земля белорусская», «Льны белорусские»… Родину Виктор Громыко видел бескрайней и прекрасной, вечной в своей красоте и щедрости. Воистину «широка страна моя родная», хлебнувшая лиха в военные годы, но по-прежнему живая, необъятная, светлая… В своих работах художник все время смотрел на Родину как будто с высоты птичьего полета, возносясь над полями и лесами, рисуя просторы — травянисто-зеленые или темные хвойные, песчано-желтые, густо-коричневые, как земля, готовая к пахоте, перетянутые сверкающими опоясками рек. «Я любил большие планы земли, с ее реками, низинами, рощами, с далью…» — говорил мастер. Его Беларусь глядит в синеву неба голубыми глазами льна и распахнутыми бирюзовыми очами озер, шелестит золотом осенней листвы, укрывается снеговой шубой — и даже в слякоть и распутицу она для него всем хороша.
Сорок лет, с 1959 по 1997 год, Виктор Громыко преподавал в Белорусской академии искусств, воспитав целую плеяду художников. Бился за то, чтобы белорусские мастера чаще попадали на всесоюзные выставки. С 1977 по 1982 год возглавлял Союз художников БССР — благодаря ему, например, появился дом на улице Сурганова, в котором и сегодня размещаются мастерские художников, в нем он потом и жил. В 2000 году мастера избрали почетным членом Национальной академии наук Беларуси. Виктор Громыко был удостоен специальной премии Президента Беларуси, международной премии имени Михаила Шолохова, ордена Франциска Скорины. За подвиги, совершенные в военные годы, награжден орденами Отечественной войны I степени, Красной Звезды, Отечества III степени, медалями «За отвагу», «Партизану Отечественной войны» I степени — медалей у него было больше двадцати.
«Песнь о моем отряде». 2006 г.Сегодня произведения народного художника Беларуси хранятся в Национальном художественном музее и других белорусских галереях, в Третьяковской галерее в Москве, разошлись по частным коллекциям — от России до Японии. Еще живы и помнят Виктора Александровича Громыко его ученики — известные белорусские художники. Он написал три книги воспоминаний и остался в искусстве Беларуси не просто одним из мастеров «сурового стиля», но — единственным в своем роде, не похожим ни на кого.
Познакомиться поближе
Книга о Викторе Громыко вышла в этом году в издательстве «Беларусь» в серии «Славутыя мастакi Беларусi». Она содержит репродукции картин художника и текст, написанный известным белорусским искусствоведом Борисом Крепаком, на трех языках — белорусском, русском и английском.
Синеглазый лен
Картина «Льны белорусские» долго не давалась художнику. «Эти скромные цветы никак не получались. Им не хватало души…» — писал Виктор Громыко в своих воспоминаниях. А потом изобразил их как «драгоценную парчу, раскинувшуюся по окрестным холмам». Полотно приобрела Третьяковка, именно после этой работы многие художники обратились к сельской теме. А в 2002 году мастер сделал еще один вариант картины специально для Национального художественного музея Беларуси.
