Белорусский подводник – о легендарном походе северофлотцев на Северный полюс

Рубежи подводника Станкевича

Это был настоящий прорыв и негласная победа Советского Союза: в октябре 1972 года знаменитый ракетный подводный крейсер стратегического назначения К-245, опередив американцев, всплыл в географической точке Северного полюса, испытав под вековыми льдами Арктики новый навигационный комплекс «Тобол». В точке всплытия северофлотцы установили государственный флаг и оставили капсулу с землей, взятой у подножия монумента героям-подводникам в поселке Гаджиево. Старшим на борту был начштаба Северного флота контр-адмирал В.Чернавин, ко­ман­дир — капитан второго ранга А.Афанасьев, также в походе участвовал командир 31-й дивизии контр-адмирал Л.Матушкин. За ход субмарины, работу важнейших систем этого грозного гиганта с атомным сердцем отвечал наш земляк Леонид Станкевич, командир электромеханической боевой части (БЧ-5).



Как закалялся характер 

Капитан второго ранга в отставке Леонид Станкевич, который за 12 длительных боевых походов на подлодках вдоль и поперек избороздил моря и океаны, участвовал в испытаниях атомных судов на полигонах Северного флота и передаче их ВМФ СССР, сегодня живет в стареньком родительском доме в деревне Рубеж Клецкого района. Вот посаженные еще его отцом яблони, им более полусотни лет. А вот деревца, которые посадил Леонид. Их тоже не узнать, эк вымахали… На парадном мундире офицера-подводника — орден Красной Звезды, медаль «За боевые заслуги», нагрудные знаки «Командир ПЛ», «За дальний поход», «Покоритель Северного полюса», «За активную работу в ОСВОДе БССР», есть и множество других наград. 

Откуда у мальчишки, выросшего среди белорусских красот, любовь к флоту? Путь к мечте, признается, был долог: «Свою лепту внесла Великая Отечественная война. Мне было шесть лет, когда она началась. Помню, какая была паника, как кружили над нами вражеские самолеты, как мы копали ямы в подвале и бомбоубежища, работали по ночам. Еще тогда я решил, что стану военным, а когда спустя годы увидел в деревне моряков, сразу влюбился в эту красивую синюю форму». 

После 10-го класса медкомиссия признала Леонида годным к срочной службе и он объявил военкому: «Хочу в морфлот». Однако предложили 4-е автомобильное училище в Калинковичах. Юноша поехал туда, скорее, чтобы проверить свои силы и после положительного заключения врачебной комиссии забрал документы. Вспоминает: «Денег на обратную дорогу не было, поехал безбилетником. Ночью в поезде меня нашли контролеры и хотели сдать в милицию. В общем, я как сидел, так и выскочил в открытую дверь на остановке». В кармане по-прежнему ни копейки, поэтому, когда поезд тронулся, заяц запрыгнул на подножку последнего вагона. Держаться было трудно, а еще дождь, гроза. Тут бы не сорваться... Парню повезло: его заметила проводница и помогла забраться в вагон.
Друзья — Леонид Станкевич (слева) и Евгений Лакунин — курсанты Севастопольского высшего военно-морского инженерного училища

Несмотря на суровую реакцию военкома, Станкевич не отступил: на флот хочу, и всё тут. Отправили призывника в учебный отряд связи в военный городок Лиепая базы Балтийского флота учиться на телеграфиста. Так вышло, что в отряде Леонид оказался единственным по своей специальности, кто сдал экзамен на классность, и в итоге был направлен в штаб противовоздушной обороны в Балтийск. А когда предложили определиться с учебным заведением, выбрал Севастопольское высшее военно-морское инженерное училище. Конкурс — 10 человек на место, а до поступления, еще в Балтийске, пришлось предварительно сдавать шесть экзаменов: математику устно и письменно, физику, химию, сочинение по русскому языку и иностранный язык. «Пять экзаменов сдал хорошо, а вот по-немецки к тем годам усвоил всего пару фраз. А тут экзамен! В общем, послушала меня пожилая преподавательница. «Давайте, — говорит, — зачетку. Немецкий вы не знаете, но жизнь вам из-за него портить не стану». И поставила три балла, а большего и не надо. Так наш земляк оказался в Севастополе. 

…С фотокарточки, которую показывает собеседник, перелистывая страницы старого альбома, на меня смотрят слишком уж серьезные молодые люди: «Это я, а это мой друг Женька Лакунин, москвич. Первый курс Севастопольского училища». 

Эсминец «Благородный» и первое погружение

Первую практику курсант Станкевич проходил на эсминце «Благородном» в Севастополе. Потом — в Кронштадте на дизель-электрической подводной лодке, под Мурманском — уже на атомных.

Училище считалось главным центром подготовки офицерских инженерных кадров для атомного флота СССР, здесь имелась необходимая материальная база, бортовой комплекс ядерной энергетической установки подлодки 2-го поколения, тренажеры, исследовательские теплогидродинамические стенды и исследовательский реактор ИР-100, мощный вычислительный центр. Однако куда отправят молодежь после обучения? Самым отдаленным местом службы был, понятно, Тихий океан. Даже была поговорка, мол, дальше ТОФа не пошлют — меньше группы (командира группы. — Прим. авт.) не дадут.

Леонид с мамой

Белоруса ожидало другое назначение — на Северный флот командиром группы атомного подводного корабля К-172. Но не сразу же новичка допускать к ядерным энергетическим установкам, сначала учеба на первой в мире атомной электростанции, подключенной к общей электросети (г. Обнинск Калужской области). Лекции, практическая отработка, в том числе на субмарине. Она, к слову, только выпускалась с завода. «Сел я, значит, впервые за свой пульт, и глаза разбежались от количества приборов, кнопок и тумблеров. Как этим управлять? Но ничего, справился».

Молодые моряки видели, как их К-172 выводили из заводского цеха и спускали на воду. Потом проходили заводские и государственные испытания судна, в которых участвовал и инженер-механик Станкевич. Это было его первое самостоятельное погружение и всплытие. Вспоминает: «Командир говорит, что через сутки погружение, и тебе надо до этого проверить все оборудование, системы и механизмы, турбины и электромоторы, убедиться, что срабатывает защита, заказать заряженные аккумуляторы, пополнить запасы пресной воды и т.д. А когда с центрального поста раздается команда «Механик, погружайся», командую подчиненным: «По местам стоять! Проверка прочного корпуса на герметичность» — и по цепочке все отсеки докладывают о готовности». И вот заступившие на боевые посты молодые моряки направились в свой первый, 24-суточный, поход. Пока шли испытания, инженер-механик попутно фиксировал замечания по эксплуатации лодки, которые потом устранялись.

Главное — не шуметь

После пяти лет службы Леонида назначили командиром электротехнического дивизиона на К-216. Затем перевели командиром БЧ-5 на тот самый крейсер К-245, который ходил к Северному полюсу в октябре 1972-го. В общем, разбили три бутылки шампанского: командир подлодки — о нос едва выпущенной с завода субмарины, старпом — о винты, главный инженер-механик Станкевич — о реакторный отсек — и в добрый путь. 

Особенности РПК СН К-245 прежде всего связаны с тем, что на нем впервые был установлен инерциальный навигационный комплекс «Тобол». Именно его надежность в северных широтах предстояло подтвердить экипажу. При этом ни военные, ни ученые не могли со стопроцентной уверенностью сказать, что новая система не подведет. 

Лирическое, как говорит мой собеседник, отступление. Вообще, самое важное для подводников не шуметь. Тихая лодка незаметно зайдет в любую точку океана. «Чтобы пробраться в открытый океан, надо пройти три рубежа противолодочной обороны, — интригует офицер. — Преодолеть акустические буи, расположенные в пятистах километрах друг от друга, и не попасться. Если хоть один буй обнаружит лодку, координаты передадут в штаб противника и его самолеты с помощью приборов смогут не только определить курс судна, но и следить за ним». К-245, признается, не особо шумела. 

Леонид Адамович вспомнил случай, который произошел в нейтральных водах на испытаниях одной скоростной подводной лодки. Шла она где-то в 44 узла, это примерно 80 километров в час. Тогда как раз проходили учения НАТО, где задействовали весь натовский флот. И нашим подводникам следовало узнать его скоростные возможности. Советских моряков ожидаемо обнаружили, началась погоня: «Так и шли, мы ускоряемся — они ускоряются, мы добавим оборотов — они добавят. Когда догоняющие, выжав максимум, стали отставать, мы удалились. После той истории с должности сняли натовского командующего, ведь чужаки узнали совсекретные данные». 

 

…Командир БЧ-5 — самая высокая должность на лодке для механика. В подчинении у него человек 80: трюмные, электрики, турбинисты, реакторщики, аккумуляторщики… Командиру нужно в совершенстве знать нюансы каждой из этих профессий, поскольку в любую секунду может произойти авария и понадобится экстренно принимать решение. «Докладывают мне как-то из реакторного отсека, мол, произошел выброс пламени и дыма из одного из масляных фильтров, — рассказывает Л.Станкевич. — Аварийная тревога. Все по местам. Переборки задраены, доступ к опасному участку закрыт. Но надо выяснить, что произошло. А кого отправить, если там может быть опасно?» Пошел Леонид Адамович сам, забыв про дыхательный аппарат. Напомнил моряк — набросил командиру на шею свое индивидуальное спасательное средство. «И тут только я понял: людей учу технике безопасности, а сам нарушаю. Вообще, со стороны коллеги это был настоящий поступок, ведь случись что, он бы остался без маски». За годы службы офицер не раз убеждался, что в подводники идут отважные и надежные люди.

Экипаж и быт подводников

Подводная жизнь — отдельная тема. По 6 — 7 месяцев в году ты в море. Самый долгий поход Л.Станкевича — 60 суток: «К подводной жизни привыкать сложно. Кстати, если спросить у нашего брата под водой, который час или какой сегодня день недели, не каждый ответит. Жизнь на глубине, когда за «окном» всегда темно, измеряется боевыми вахтами. У нас так: 4 часа на дежурство, потом личное время, занятия и сон. И так по кругу».

В лодках проекта 667-А достаточно комфортно. В каждом отсеке есть автономная система кондиционирования воздуха. Снижен акустический шум в жилых помещениях и на боевых постах. Личный состав размещался в маломестных кубриках или каютах. На судне — офицерская кают-компания, столовая, которая трансформировалась в кинозал или зал досуга. Неужто совсем не тесно? Собеседник говорит, дело привычки:

— На атомных лодках каюты просторные. Офицеры размещались максимум по двое. У меня, к примеру, была отдельная каюта со всеми телефонами, так что мог командовать прямо оттуда. Так и у командира крейсера. Люди располагались в отсеках по всей лодке, даже рядом с турбинами и ракетными установками. На корабле имелись огромные провизионные, морозильные контейнеры. Кок кормил вкусно, разнообразно. Были, конечно, и консервы, и макароны по-флотски. Как же без них? 

Питался экипаж в три смены по расписанию. Душ на всю команду один, поэтому на банные процедуры — минуты. Да и запасы воды ограничены. Прачечной на К-245 не имелось, выдавали сменное белье. Зато были курилки. Правда, некоторые умудрялись покуривать и в других местах, даже в реакторном отсеке, за что строго наказывались.

Как в море с досугом? Читали стихи, пели песни. Звучали они на разных языках, поскольку в экипаже были русские, украинцы, белорусы, татары, грузины… 

Поход

Почему Советскому Союзу так важно было покорить Северный полюс ракетоносцем? По сути ведь, подводные походы туда совершались и раньше, однако не с ракетными комплексами на борту. Арктика для Советского государства — это прокладка Северного морского пути между Мурманском и Владивостоком, развитие экономики отдельных районов. Надо учитывать, что регион стал особенно интересен с началом эры атомных подлодок и прежде всего двум противоборствующим державам — СССР и США. Для американцев же задача первыми пройти и всплыть подо льдами — словно реванш за первый космический спутник.

31-я дивизия должна была получить подводную лодку К-245 — первую субмарину проекта 667-АУ с ракетным комплексом Д-5У и проверенным новым всеширотным навигационным комплексом. «Перед тем как погрузиться в глубины самого холодного океана, мы совершили пробный поход за экватор, — система навигации, констатирует офицер, справилась и лодка направилась дальше. — Самое страшное, когда ты заходишь под лед. Я сидел и думал: хоть бы «Тобол» работал исправно, хоть бы мы нашли трещину и попали в полынью. Риск был огромен. Если в открытом океане на судне происходит пожар, то судно всплывает. А случись что под толщей льда, куда я всплыву? Нам повезло, в пяти километрах от физической оси Земли имелся небольшой участок открытой воды, там мы и всплыли».
Леонид Станкевич в рубке подводной лодки К-245 (октябрь 1972 года)

Что кроется за этим «всплыли» — известно только северофлотцам. Были свои трудности. Тогда на выполнение экипажем боевой задачи работала также вся полярная авиация. Полярники искали трещину для всплытия в ледяном панцире особым способом, и в определенные часы под лед шли радиоволны с ее координатами. С лодки же наверх ничего сообщить не могли. 

Получив данные, на судне должны были определить размеры, размещение полыньи и, застопорив ход, попытаться попасть точно в нее. «Моим делом было держать машины, — вспоминает Леонид Адамович. — Всплывали без хода. Тут уж все от мастерства механика зависит. Всплыть удалось с третьей попытки. Лодку немного развернуло течением, корма оказалась подо льдом, а нос — в чистой воде». 

И все же ракетоносец К-245 впервые в истории флота всплыл в географической точке Северного полюса. Об этом сразу доложили в Москву. Докладывать следовало каждые 10 минут до тех пор, пока не ответят, что доклад принят. Без этого экипаж не имел права погружаться. Ответ был получен только часа через три, продолжает рассказ Леонид Адамович: 

— А для меня три часа — почти гибель: максимум через час я должен проворачивать турбины, иначе они выйдут из строя. А как проворачивать? Крутись, механик, как хочешь. В общем, решение было найдено, ряд действий мы выполняли вручную. Саму лодку я решил держать дифферентом 3 градуса на корму, чтобы винты (а один весил около 7 тонн) не зацепили лед. Потеряешь винт — нет хода. В таком положении поддерживал субмарину все это время.

Поздравительную радиотелеграмму отважным морякам прислал Леонид Брежнев, и все выдохнули с облегчением. Все, кроме командира БЧ-5, которому теперь предстояло еще и рискованное погружение. К всеобщему ликованию он присоединился, только когда турбины заработали на полную мощность и лодка взяла обратный курс. Экипаж радовался, все поздравляли друг друга, командир благодарил каждого. «Если бы вы были подводником, то спросили бы: на лодке ведь была предусмотрена стрельба ракетами с подводного старта, зачем всплытие? — загадочно улыбнулся мне Л.Станкевич. — А я бы ответил: чтобы доказать, что можно всплыть и применять крылатые ракеты, ракеты с надводным стартом и из этой точки». 

Про тот поход и даже немного про нашего земляка в конце 1980-х СМИ лаконично скажут: «…Экипаж подводной лодки проявил выдержку, высокий профессионализм, что позволило успешно выполнить поставленные задачи. Особенно отличился личный состав электромеханической боевой части под командованием капитана 2-го ранга Л.Станкевича…»

На берег офицера-подводника провожали в Северодвинске. Там он продолжил испытывать и принимать новые лодки, служить в штабе отдельной бригады. А в 1981 году вернулся в Беларусь, где занимался подготовкой специалистов по спасению людей на воде. Для своих детей построил квартиру в городе, а сам перебрался в родную деревушку: «Пришло мое время присматривать за родителями, да и у супруги начались проблемы со здоровьем. Вскоре не стало ни ее, ни матери с отцом. Тяжелое было время». Лет 20 живет Леонид Адамович один. Много читает, встречается с моряками и выступает в школах.

«Никогда, — говорит ветеран, отметивший недавно свое 84-летие, — не забуду то ощущение: вот проводили тебя на пенсию, вот просыпаешься ты — и никуда не надо… Это было страшно». Скучает ли он по тем походам? Конечно, скучает. Да так, что защемит, бывает, сердце и к горлу подступит ком… Леонид Адамович читал мне стихи о подводниках, в тех строках — целая жизнь. Теперь к ней смогут прикоснуться и наши читатели. 

КСТАТИ

Лодка К-245 проекта 667А «Навага» (Yankee — по классификация НАТО), спроектированная ленинградским КБ «Рубин», представляла новый класс субмарин: на флоте их стали называть ракетными подводными крейсерами стратегического назначения. Они были ответом на американские проекты «Поларис» и «Посейдон», несли на борту по 16 баллистических ракет Р-27 дальностью 2.400 км и были основой ядерной мощи подводного флота СССР. Лодки проекта постоянно модернизировались, получая новые индексы и наименования: 667АУ «Налим», 667М «Андромеда», 667АТ «Груша», 667АК «Аксон-1». Всего их было построено 34 единицы. На лодке К-245 был испытан, в частности, новый навигационный комплекс «Тобол», для проверки которого она в конце 1972 года совершила поход и к экватору.

(Из открытых источников).

gladkaya@sb.by

Фото Владимира ШЛАПАКА и из личного архива Леонида СТАНКЕВИЧА.
Полная перепечатка текста и фотографий запрещена. Частичное цитирование разрешено при наличии гиперссылки.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter