Взгляд из «культурной провинции»Недавно мои коллеги, российские литературные критики, изобрели новый термин в описании современного литпространства. А именно: «Хождение в народ–2». Якобы сбылась мечта Достоевского о «новом писателе», который заговорит с народом его языком. Понятным и популярным, хотя вряд ли великим и могучим. И вот, по выражению российского критика, «новый массовый писатель» (Маринина, Бушков, Акунин и т.д. — Л.Р.) в пеструю стандартную обложку (чем не лубок?) заворачивает «высокое» содержимое — как опытный рыболов прячет крючок в жирном теле аппетитного червя».
Несколько успокаивает мой воинствующий эстетизм в этом пассаже сравнение текстов «новохожденцев» не с какой–нибудь синей птицей, а с жирным червем. Но все же как умеет наш брат (и сестра)–литератор декорировать любое явление красивыми словесами, аки декадентский плющ самые убогие развалины! Превращение литературы в товар, писательства — в поточное ремесло и то оправдают. Как будто исконный вкус народа проявляется, скажем, в надписях, которые неизвестные «отморозки» оставляли на боках декоративной скульптуры зубра под Барановичами. Возможно, я неисправимая идеалистка, но авторы сих надписей со словом «народ» у меня не ассоциируются. Помните, как в книге Астафьева «Царь–рыба» на стене зимовья в таежной глуши кто–то вырезал нехорошее слово. Интеллигентный горожанин не обращает на это внимания, а местный полуграмотный «блаженный» старательно стесывает «стыдную» надпись топором.
Во время недавнего пребывания в Барановичах я в очередной раз убедилась, что «культурная провинция» — понятие условное. В день, когда я и молодые поэты из клуба «Лiтаратурнае прадмесце» приехали на творческую встречу с читателями в город, с недавнего времени ставший университетским, в Доме культуры был концерт землячки–певицы, экономический колледж праздновал 15–летие, в технологическом чествовали учителей... Но и в центральную библиотеку имени Валентина Тавлая на встречу с нами пришло немало народу. Во всяком случае, литературное объединение «Святлiца» присутствовало почти в полном составе. Были среди них и авторы поэтических сборников, и вступившие в Союз белорусских писателей. Но главное — это люди, которые трудятся на «обыкновенных» должностях, но находят время говорить с поэзией. Короче, как написано в сборнике Раисы Романчук, которая работает в Барановичском хлопчатобумажном объединении, «I жадала мая мацi,/ Каб я ўмела шыць, вязаць,/ Але даў Гасподзь мне талент/ Яшчэ вершы напiсаць». А другая поэтесса, Бронислава Лапковская–Прушинская, организовала в своей квартире своеобразный литературный музей. Так что мы не только читали свое, но и слушали других. Директор библиотеки Людмила Максимович рассказала нам и о Тавлаевских чтениях, на которые приезжают гости со всей Беларуси, и о православных чтениях «Духовность и книга», вот уже три года проводимых совместно со служителями церкви. О клубе «Мужнасць», члены которого — бывшие партизаны и подпольщики. О начинающих юных литераторах, с которыми занимается поэт Алесь Бакач. Довольно большой круг людей получается, не правда ли? И ни у кого подражания «новохожденцам» я не заметила. А заметила любовь к своей литературе и истории.
Когда–то очень давно пределом мечтаний о дальних странствиях для советского пионера было завести переписку с ровесником из ГДР или ЧССР. И я, будучи во втором классе, послала письмо в газету «Зорька» с просьбой организовать мне соответствующий адресок... Через неделю мне прислали адрес девочки из Барановичей. Видимо, для меня, кроме Минска мало где бывавшей, Барановичи представлялись чем–то почти таким же экзотическим, как Берлин или Прага, потому что переписка на некоторое время завязалась. И теперь, читая в альбоме барановичской библиотеки строки местного поэта о родном городе: «Мяне вабяць палацы i скверы, беласценных дамоў прыгажосць...», я вспомнила время, когда Барановичи для меня уравнялись с европейскими столицами. Все относительно, все узнаваемо... Кто–то карябает на каменном зубре свое смертное имя, кто–то старательно счищает его... Как–то Николай Рерих несколько пафосно высказался об ином понимании хождения искусства в народ: «Декорации и украшения должны быть не только в театрах, университетах, публичных библиотеках, вокзалах и больницах, но и в тюрьмах. И тогда у нас не будет тюрем». Возможно, звучит наивно и даже двусмысленно... Но я действительно верю, что все, кто работает на национальную культуру, работают в одном пространстве, где нет провинции и центра, а есть равнодушные и энтузиасты. Где не нужно «ходить в народ», потому что ты из него не выходил в некий космополитический вакуум.
