Путешествие вместе с литераторами по местам, где прошло детство каждого, по нашей родной Беларуси...
Справка «СБ»
Микола Метлицкий — белорусский поэт. Родился в 1954 г. в д. Бабчин Хойникского района Гомельской области. Окончил филфак БГУ. Автор сборников стихов «Абелiск у жыце», «Мой дзень зямны», «Ружа вятроў», «Горкi вырай» и др. Лауреат Государственной премии за книгу «Бабчын» (1998 г.). Работает главным редактором журнала «Полымя».
Ни того уголка (уничтожила мелиорация), ни той деревни (стер с лица земли Чернобыль) уже нет в живых...
Припоминается дедова старая хата. Стояла по ту сторону улицы от отцовской, новой. Рослый сад — творение души и рук моего дядьки–агронома Ивана: розовощекие житники, спелость вишен–галок, черные, красные и желтые сливы, медовый запах груш...
Дед Евхим выходит из сеней. Строго–усато приветствует взглядом шумную стайку детей. Он перечитал все взятое из библиотеки — несет в сетке–авоське назад. И я увязываюсь снова за ним вслед — шагаю важно рядом на глазах дружков–соседей. Мы обходим оставленные июньскими заливными дождями лужи на улице, пробираемся тропками, уложенными возле заборов кладками, а кое–где, как у «гежишиной лужи», и по жердям перебираемся. И вот наконец уже в центре деревни, у клуба и колхозной конторы. В стенах деревянного клуба, который как бы навис над огромной лужей пристанью–крыльцом, и находится библиотека. Дед очень долго перебирает на полках книги — пакует «сетку» под взглядом вечно недовольной, толстой, как романова борть, библиотекарши.
— От бо! Iзноў етулькi згроб!
Пока дед оправдывает свою читательскую жадность, а библиотекарша, усевшись за стол, заполняет какой–то там «хвармуляр», я успеваю перелистать целую кипу разноцветных журналов.
— Дай от i хлапцу чаго ўзяць! — звучит дедов бас.
— Падзярэ, як i ў той раз! — не соглашается неуступчивая библиотекарша. — У школу пойдзе — тагды!
— Ён ужэ i цяперака чытаць умее...– гордо отвечает дед.
— Да ўжэ ж, вучыш. Будзе етак, як ты, людзей смяшыць вершамi...
Дед хмыкает и хлопает дверью. Из библиотеки направляемся к магазину — за махоркой. И уже затягиваясь самокруткой возле окон магазина, стоя в тесном окружении обрадованных встречей сельчан–покупателей, по их настойчивым просьбам — «Яўхiм, пачытай!» — так же басовито–неспешно дед начинает произносить любовно подготовленное специально для этой встречи свое новое стихотворение:
Просiць Кез Брагiду, як роднага брата:
«Пахаранi мяне, Хведар, каля апарата.
Гарэлка прасочыцца цераз пясок,
I пападзе проста ў мой раток...»
Герои дедовых стихов знакомы сельчанам «с головы до пят», потому громовой хохот высекает их слезы.
Вечером мой захмелевший отец снова упрекает деда: «Концерт устроил!» Это от того, что Брагиде донесли — обиделся! Может и самогонный аппарат теперь свой не дать, и похмелиться отцу откажет. Дед как будто не слышит. В одной руке — книга, в другой — самокрутка.
...Живой и болезненной была в моем Бабчине память прошлой войны. Она жестоко коснулась судьбы и нашей семьи. В Неметчину подростками вывезены мои тетка Маня и отец. Отец вернулся, а Маня не вернулась. И сколько бабушка Антося пролила слез по дочери, которая погибла «за светам». (Потом, годы спустя, тетка нашлась, но уже не было в живых бабушки и деда.) В войну каратели расстреляли семью дедового брата Демьяна Метлицкого. В партизанах был сын Миша. Когда брали, дед Евхим как раз был в их доме.
— А ваша фамилия?
— Кирченко!
Деда Евхима отпустили. Он за руку вывел из избы и шестилетнюю племянницу Полю. Но на дворе не удержал детскую руку — вырвалась, к своим побежала. Дед не мог этого простить себе всю оставшуюся жизнь. Вспоминал, переживал — курил. Не раз приводил меня, маленького, на колхозный двор, к бывшим силосным ямам — на место расстрела. Отсюда после освобождения останки расстрелянных сельчан перевезли на кладбище, возвели над братской могилой обелиск со звездой. Ямы засыпали, с землей сровняли. А вскоре на этом месте начали строительство. Дед возмутился публично:
Ну вот, дожились мы — какой–то чиновник
На братской могиле поставил коровник.
Должно быть, никто из деревенских не донес «куда надо», деда не тронули. А потом уже на фронтоне нашей новой хаты появилось пять красных звезд — память о семье Демьяна Метлицкого. Двоюродный брат отца — Миша — вернулся с войны, но, потрясенный кровавой памятью, в Бабчине не остался. Остались только эти кровавые звезды. Они краснели на стенах многих деревенских хат. И больше, чем на нашей, — целых семь! — было на доме моего школьного учителя Василия Адамовича Зеленковского.
Уже школьнику, юнкору «Пионера Беларуси» довелось услышать от деревенских старожилов предание о том, почему наша деревня называется Бабчин. Еще с монголо–татарских набегов, когда уцелели немногие, сюда, на остров среди болот, добралась группа изнемогавших женщин с детьми на руках. Тут они и остались — высекли лес. Жили вдали от тревожного и грозного мира. Каким похожим на то давнее житье была жизнь деревни в послевоенные годы! Все ровесницы моего деда — вдовы. И память об их убитых мужьях осталась только в деревенских прозвищах женщин: Иваниха, Петиха, Костеиха, Ахремиха, Сидориха, Игнатиха, Семениха, Авдеиха — все они с моей улицы. Одна только соседка Якубиха дождалась с фронта своего мужа–кузнеца...
Уже в четвертом классе я написал свое первое стихотворение. Дед Евхим умер осенью, когда я пошел во второй класс, — не стало главного моего слушателя. Отец относился к дедову творчеству с всегдашним презрением. Так же отнесся бы и к моему. Дядя Павел, уральский шахтер, привез мне несколько толстых общих тетрадей в подарок. Уже в седьмом классе одна из них наполовину была заполнена стихами. Особенно часто слово начинающего поэта обращалось к чарам красоты той, в кого был влюблен. Как самую большую тайну прятал эту тетрадь глубоко в парте. Оставлял дома, предчувствуя опасность, — с ужасом представлял ее в руках одноклассников. Однако стихи чаще всего появлялись на уроках. Доставал общую тетрадь тайно, спешно записывал. Соседка по парте Люда Никитенко не обращала никакого внимания на мои творческие уловки. И вот однажды возвращаюсь в класс на звонок с перемены, а стены трясутся от хохота. Моя тетрадь в руках у Кольки Рудченко.
— Поэт! Поэт! Поэт! — отзвук грома.
И обиженно–раскрасневшаяся одноклассница в слезах.
Назавтра не пошел в школу — переживал. Давился стыдом. Глубоко в тумбочку засунул ненавистную тетрадь. В печку хотелось украдкой бросить — и бросил! Но вскоре, остыв, завел другую. В эту тетрадь из–за плеча заглянула как–то на уроке моя любимая учительница русской литературы Эмилия Мечиславовна Купрейчик, по ее совету послал стихи в районную газету, а потом — в Минск... Эмилия Мечиславовна жила на нашей улице, знала и не раз слушала моего деда Евхима, поэтому как продолжателя династии поэтов меня и восприняла.
...В родных местах побывал за пять дней до аварии. А 27 сентября 1986 года Бабчин был выселен. Как раз на святое Воздвижение, религиозный праздник, который отмечался в деревне ежегодно. В последний раз перед расставанием бабчинцы вынесли столы прямо на улицу, выпили горькую рюмку разлуки и вытерли слезы. Опустели подворья, хаты спрятались за высокорослой стеной травостоя... С годами вымахали деревья и на самой улице. Но центр деревни — живой. Тут в бывших помещениях магазинов и двухэтажных жилых домов обжились ученые из Полесского государственного радиационно–экологического заповедника, работают вахтовым методом, приезжая даже из Минска. Весной на Радоницу съезжаются в деревню бывшие ее жители — прибирают могилы отцов и дедов, плачут над ними не только о мертвых, но и о живых. Заглядывают в свои дома и снова плачут в выстывших стенах. Уже понимают: никогда сюда не вернутся. Многие из разбросанных по всему миру сельчан пожелали, чтобы их похоронили на бабчинском кладбище. Чуть не ежегодно появляются тут свежие могильные холмики...
Заметка краеведа
Бабчин — деревня в Хойникском районе Гомельской области. Упоминается в письменных источниках с XVI в. как деревня в Киевском воеводстве. В 1740 г. построена Крестовоздвиженская церковь. В 1811–м — владение Ракицких, 53 двора. В 1897 г. — 523 жителя, двухклассная приходская школа, ветряная мельница. В 1930 г. организованы колхозы «Коминтерн» и «Октябрь». Родина польского и белорусского этнографа и фольклориста Ч.Петкевича. В 1986 г. выселена. В настоящее время — научно–административный центр Полесского радиационно–экологического заповедника.
Микола Метлицкий.
Перевод с белорусского Л.РУБЛЕВСКОЙ.
