Когда у актрисы Анны Самохиной обнаружили рак, ее болезнь на всех телеканалах обсуждали со всех сторон: почему так поздно диагностировали, а был ли шанс, почему хоспис... Прошлый год унес многих знаменитостей — Весник, Фарада, Тихонов, Старыгин... Но в подробности их внезапного ухода никто так не вникал. Сердце — и что тут сказать? Инфаркт, инсульт, которые стоят на первом месте в печальной статистике смертности, не вызывают такого ужаса, как опухоль, которая, возможно, тихо и злорадно растет где–то. В этом все коварство рака — в незаметности. Бах — и у тебя четвертая стадия! Без предупреждения. Когда–нибудь не страшно умереть — страшно умереть сейчас. А рак у всех в сознании — как последняя остановка.
Рак–людоед
В книге Паттерсона «Людоеды из Цаво» всего два льва–людоеда — и перед ними население полностью беспомощно. Пустеют целые районы, замирает жизнь на дорогах...
— Рак — почти как людоед, — говорит психотерапевт РНПЦ «Кардиология» Александр Тихомиров. — Как только слышим это слово, поднимаем ручки: все, раздавай имущество, прощайся с детьми. Как ни странно, в кардиологии нет такой безысходности. Тут человек постоянно надеется. На днях подходит ко мне пациент с пересаженным сердцем: «Доктор, а мне можно с любимой поехать на Кипр?» Вот вам две крайности. Одному раковую опухоль удалили, а он все равно прощается с жизнью, другому сердце пересадили, и он уверен, что проживет еще столько же.
Несколько лет назад жители поселка Сосны собрали полтысячи подписей против открытия первого в стране взрослого хосписа в их районе.
— Когда мы пришли на встречу с людьми, актовый зал в школе был переполнен! — рассказывает руководитель Белорусского детского хосписа Анна Горчакова. — Нам кричали, что не хотят видеть чужие страдания, что рак — это наркотики и смерть. В глазах людей читался страх. Да, рак нельзя полностью излечить на поздних стадиях, это надо принять. Но с ним можно жить. И 20, и 30 лет. Так же, как со многими другими тяжелыми болезнями. И в хосписе не обязательно умирают. Отсюда тоже выписывают. Человеку просто нужно место, где он может отдышаться, справиться со своим ужасом, поверить в себя и «выскочить» из болезни.
Но как же трудно вытравить из себя канцерофобию! Еще недавно в наших деревнях рак считали заразным заболеванием. Если в доме кто–то заболевал, с этой семьей прекращали общаться. И сегодня онкобольного сторонятся: мол, плохая аура. Даже в детском хосписе родители не говорят «рак», говорят «онкология». И дети считают, что это два разных понятия...
— У нас упорно думают, что IV стадия рака — это лег и умер, — объясняет Анна Георгиевна. — Пример Донцовой, которая перенесла множество операций, сеансов облучения и химиотерапии, — не чудо, а большая работа над собой, колоссальный уровень сопротивляемости болезни. Она не исцелилась, рак теоретически может в любой момент вернуться. Но почему у нас молчат те, кто «выскочил»? Не рассказывают, как прошли все испытания, не помогают другим выйти в этой борьбе победителями? Потому что боятся сглазить. Опять же — страх! Страдают от онкологии ежегодно тысячи, а борются с ней в одиночку.
Ничего, кроме правды
Из–за всеобщей канцерофобии врачи вынуждены скрывать от пациента полную картину болезни. Потому что вся правда может оказаться для него катастрофой. В одном африканском племени колдун приговаривал виновного к смерти — и через несколько дней тот умирал сам, просто оттого, что был уверен в близком конце. Почему потерпевшие кораблекрушение вскоре умирали? От голода? Нет, от уверенности в том, что без еды скоро погибнут. И почему в блокадном Ленинграде выживали на таком пайке, который по всем немецким расчетам был смертельно скуден? Видимо, природой в нас заложены такие огромные резервы, что ни один врач не сможет ничего предсказать на 100 процентов.
— До сих пор помню пациентку с раком молочной железы последней стадии, которая лежала в реанимации в тяжелейшем состоянии, — вспоминает заведующий отделом эпидемиологии рака РНПЦ онкологии и медицинской радиологии имени Н.Н.Александрова Юрий Аверкин. — Надежды на ее выздоровление у врачей не было. Об этом предупредили родственников. Но случилось чудо: она выжила и забыла к нам дорогу. Возможно, правы те, кто пишет, что в 1 случае из тысячи наступает самоизлечение, но я таких не знаю. Зато тех, кто стоит на учете и лечится уже 15 лет, предостаточно. Если в год по стране заболевают раком 40 тысяч человек, то под наблюдением онкологов в 5 раз больше — это те, кому диагноз ставили как минимум 5 — 10 лет назад.
Не зря говорят: если вы не думаете о будущем, у вас его и не будет. В РНПЦ онкологии и медицинской радиологии много лет назад попала молодая мама. Дома грудной ребенок, а ей ставят диагноз лимфома. Но у нее была установка: я должна вырастить дочь, она окончит институт, выйдет замуж... Женщину пролечили и выписали. В следующий раз она попала к онкологу, когда... дочь была уже при дипломе и при муже. Болезнь вернулась, когда цель в жизни исчезла.
Англичане не прощаются
В Британии нет такой фатальности. Англичанки с молодости начинают откладывать деньги на лечение рака молочной железы. Они знают, что будут лечиться, и не копают себе могилу раньше времени.
— Мы переписывались с пациентом хосписа, 45–летним отцом двоих детей, у которого была миелома, — рассказывает Анна Горчакова. — Он долго стоял в очереди на трансплантацию костного мозга. Ушел в хоспис, поборол свой ужас, научился жить сегодняшним днем, ценить каждую минуту. А через 1,5 года получил письмо о том, что ему подобран донор... Я к чему веду? У нас люди думают: а что мне эти 2 — 3 года... Но человек никогда не вылечится, если паникует или не верит в выздоровление.
Александр Тихомиров уверен, что в основе канцерофобии лежит страх смерти. А, например, самураи живут так, будто они уже умерли.
— Они воспитываются в понимании: нет тела, но есть дух. И физическая смерть ничего не значит, — философски замечает Александр Сергеевич. — Мы просто меняем наши тела, как меняем костюмы. Самураи проживают жизнь как опыт, урок. У них нет понятия счастья–несчастья. У них урок либо выполнен, либо не выполнен. Поэтому их жизнь — сплошная учеба.
Кстати, почему у детей нет канцерофобии? Может, потому, что они верят в сказки?
— У нас был мальчик, который считал, что после смерти он полетит на планету, куда улетают все души, — вспоминает Анна Горчакова. — И это помогало ему.
В раке много еще непонятного самим врачам. Какие причины его вызывают? Почему заболеваемость одними видами рака растет, другими — не меняется, третьими — резко снижается? Почему среди онкобольных женщин и мужчин почти всегда поровну, хотя рак бьет их по совершенно разным органам?
— Соотношение 50 на 50 не меняется год от года, — подтверждает Юрий Аверкин. — Видимо, эта болезнь несет биологический смысл, который мы пока не понимаем. Раком болеют и рыбы, и птицы, и насекомые, и растения. Не может в природе быть хаоса в таком масштабе! В определенной степени нам известен молекулярный механизм перерождения клетки. Но сказать, у кого будет рак, у кого нет, никто не сможет. Нет такого прибора, который бы смог глубоко в теле человека разглядеть одну–две–десять «плохих» клеточек. Они могут затаиться.
Сегодня предлагают создать базу данных тех, кто генетически предрасположен к раку, скажем, молочной железы или кишечника, и обследовать их регулярно. Но захочет ли молодой человек жить с осознанием того, что он в группе риска? Американцы доводят эту идею до крайности: девушкам, у которых находят «плохой» ген, предлагают срочно выйти замуж, родить детей, а потом удалить всю ткань обеих молочных желез и вставить силикон. И у нас уже тоже об этом начинают говорить.
«Плохие» клетки есть у всех
По современным компьютерным расчетам, раковые клетки возникают у любого из нас каждые две недели. Но организм, как правило, с ними справляется. Почему же во всей этой сложной системе вдруг происходит сбой?
— Рак — болезнь всего организма, а не отдельной группы клеток, — уверен Александр Тихомиров. — Онкология — это результат низкого иммунитета. В том числе стресса, который мы постоянно испытываем. Стресс не вреден сам по себе, но есть предел. Одно переживание накладывается на другое — получается слоеный пирог из хронического напряжения. И иммунитет, благодаря которому мы прекрасно уживались со многими микробами и вирусами, стремится к нулю. Поэтому, когда в организме обнаружили рак, надо прежде всего подумать, какими мыслями и действиями вы его создали.
С точки зрения психотерапии, рак желудка — это пожирающая изнутри обида на кого–то. Рак груди — удел женщин, которые всю жизнь приносят себя в жертву детям, мужу, работе. Рак легких — беда того, кто не может вздохнуть полной грудью в своем окружении, рак позвоночника — признак, что кто–то на себя взвалил столько, что спина не выдерживает...
— Раковые клетки, как крысы, едят все и размножаются быстро, — замечает Александр Тихомиров. — Когда отходов в организме очень много и никто об этом не заботится, то они занимают все пространство. Знаете, когда Батый пришел на Русь и поджег города, перед ним возник животный страх. Доходило до смешного: маленький татарин на тоненькой веревочке мог вести здоровенных мужиков, которые одним щелчком его бы убили. Так и рак. Никогда он не возникнет в организме, где здоровая психика. Для него нужна почва. Поэтому борьба с раком — это борьба с самим собой. Со своими мыслями, страхами, чувствами. Когда человек победит самого себя, победит и рак, и инсульт, и все болезни.
Справка «СБ»
В 2000 году от помощи онкологов отказались 1.409 человек, в 2009–м — 883. Прогресс есть, но это по–прежнему внушительная цифра. Особенно если учесть, что у большей части «отказников» рак был диагностирован на I — II стадиях. Как правило, речь идет о людях старше 60, с диагнозом рак легкого или рак желудка. По мнению медиков, это тоже своего рода свидетельство канцерофобии: мол, какая разница — лечиться или не лечиться, все равно умру!
