Плач перепелки
Однажды на выставке цветов я увидела сорт хризантем "кафка". Чем напомнили скромные бутоны некоему интеллектуальному цветоводу мрачного автора "Процесса" и "Превращения" - не знаю. Но может ли быть более высокое свидетельство бессмертия - оставить свое имя цветку? А как-то на вечере памяти Евгении Янищиц услышала сообщение о новом сорте картофеля имени поэтессы... Хотя я бы назвала ее именем сирень или вишню... Любопытная игра, правда, - придумывать, какие цветы, травы, птицы и т.д. ассоциируются с той либо иной творческой личностью? Максим Богданович - понятно, василек... Тот, который ткали слуцкие ткачихи вместо персидского узора. "Шыпшына", цветок шиповника - Владимир Дубовка, написавший "О Беларусь, мая шыпшына..." Называя имя Короткевича, сразу вспоминаешь - "Зямля пад белымi крыламi". Видишь аистов, кружащих в небе... А вот перепелка, точнее плач перепелки, безошибочно приведет на ум имя Ивана Чигринова, народного писателя Беларуси, которому 21 декабря исполнилось бы 70 лет и который уже почти 9 лет как похоронен на Московском кладбище. "Плач перепелки"... Именно этот роман, первая часть пенталогии, вызвал наибольший интерес критиков. Деревня, застигнутая началом войны. Каждый из сельчан делает выбор: бежать? Остаться? Пойти в партизаны? Примириться с новым порядком? Сама жизнь была на тех страницах - от глобальных психологических изысков до бытовых мелочей. В одном из интервью Чигринов признавался, что во время написания романов заново изучал птиц, травы, растения. Даже составил собственный травник. Приносил домой охапки цветов и трав, разбирал, узнавал имя каждой.
Автору романа "Плач перапелкi" не было и сорока. Иван Чигринов принадлежал к поколению "подранков", детей войны: Виктор Козько, Анатоль Кудравец, Иван Пташников, Вячеслав Адамчик. В свое время они сказали в литературе правду о пережитом, вызвав бурю негодования критики, привыкшей к ура-патриотизму.
Когда 6 лет назад в журнале "Крынiца" публиковался творческий портрет Ивана Чигринова, мнения высказывались разные. Судьба Чигринова была, по мнению многих, удивительно удачна: деревенский паренек стал секретарем правления Союза писателей БССР, а это - влиятельная должность; депутатом Верховного Совета БССР, председателем правления Белорусского фонда культуры, ездил в Америку, на Ассамблею ООН (было в обычае включать в делегацию писателя). Должности, премии, государственные награды... Золотой дождь. Постоянное заседание в президиумах всегда оставляет неизгладимый отпечаток даже на внешности: появляется чиновничья неопределенная улыбка, умение скрывать эмоции, а иногда просто избавляться от таковых... Как пройти через это испытание писателю, душа которого должна быть обнажена? Но творческие успехи Чигринова - также налицо. Книжки выходят каждый год, да не по одной... В том числе - в России. Роман вырастал в пенталогию (к сожалению, среди моих друзей не припомню того, кто прочитал бы ее полностью)... Появлялись и ставились одна за другой пьесы. Но видимая успешность - это только обложка судьбы. Те, кто писал об Иване Чигринове в "Крынiце", вспоминали, как он любил путешествовать по Беларуси - исходил ее вдоль и поперек. Что был надежным другом и как редактор заступался за талантливых авторов. О том, что было у него прозвище "Светлейший", - это слово удивительно подходило к его облику.
Последние годы жизни были для Чигринова трагически тяжелыми не только потому, что стало плохо со здоровьем. Рушился строй, при котором состоялась жизнь. Многие бывшие коллеги быстро подстраивались под новые веяния. Чтобы доказать свое "обращение", изобличали "необращенных", всех, кто не хотел митинговать и изобличать сам. Чигринов тяжело переживал нападки. Переоценивалось и то, что он написал, - последние части пенталогии были слабее первой, той самой "перапелачкi". На территории бывшего Советского Союза появился даже такой презрительный термин: "секретарская проза", то есть тома литературных чиновников. "Ахвотнiкi скарачаць чужы век бiлi яго з насалодаю i зацята, асаблiва апошнiя гады, калi ен быу хворы - як тыя куры, што накiдваюцца i дзяубуць таварку, зауважыушы, што яна нямоглая i не здолее абаранiцца", - написал Андрей Федоренко.
Нет, Чигринов не был беспомощным. То, что он успел сделать, никто не вычеркнет из истории литературы. Я видела спектакль по его пьесе в Театре-студии киноактера: люди расходились, взволнованные увиденным, говоря о судьбах "расстрелянных лет". Время отсеет наносное, но того, что останется, хватит, чтобы разговор о писателе продолжался. Он был самим собой до конца. Последний роман, напечатанный уже после его смерти, назывался "Не усе мы згiнем". В этом названии усматривали пророчество, завещание...
Во всяком случае, образ белорусской перепелки, плачущей в жите, останется навсегда в истории культуры и всегда будет связан с именем Ивана Чигринова.
Алесь Жук
Iдзе час, на доме, дзе жыу пiсьменнiк, устаноулена мемарыяльная дошка. З яе глядзiць на прахожых не падобны да сябе Iван Чыгрынау. А тыя, хто яго ведау, мiжвольна задумваюцца - а якi сапрауды ен быу? Неардынарная, каларытная постаць, асоба - гэта, бясспрэчна, таленавiты пiсьменнiк, але гэта далека не усе. Загадка Iвана Чыгрынава застаецца.
Наум Гальперович
Чыгрынау - беларускi нацыянальны пiсьменнiк. Нягледзячы на браваду, на прагу да кiраунiчых пасад, на смешнае часам самаузвялiчванне, ен усе ж быу надзелены боскiм дарам лiтаратара... Сення, калi мы бачым, хто есць хто, калi для некаторых нашых калег беларускае слова - толькi звыклы квiток да кармушкi, - чыгрынауская сапрауднасць цешыць i прымiрае з многiмi ягонымi недахопамi.
Владимир Скоринкин
Як чалавек Чыгрынау быу шчодры i незлапамятны, хоць i не любiу пярэчанняу. Калi у Маскве у Цэнтральным доме лiтаратарау адбывауся з`езд пiсьменнiкау СССР, ен зайшоу у кафэ, убачыу, што Яугенiя Янiшчыц i Раiса Баравiкова сцiпла п`юць каву, i голасна сказау: "Нашы паэтэсы вартыя есцi лыжкамi iкру". I купiу iм талерку iкры.
Дмитрий Бугаев
У складаных жыццевых варунках я часта успамiнаю яго, зноу i зноу пераконваючыся, якiм надзейным сябрам ен быу, як глыбока бачыу людзей, iх вартасцi i недахопы, як шмат дабрынi i чалавечнасцi насiу у сваей чулай душы i далiкатнасць якой прыкрывау знешняй позай. Тую позу многiя прымалi, а некаторыя нядобразычлiуцы знарок iмкнулiся выдаць за ягоную сапраудную сутнасць, прыпiсвалi яму саманадзейнасць i фанабэрыстасць.
