Бардовская культура объединяет людей — так считает поэт Дмитрий Сухарев
ОН — БИОЛОГ с мировым именем, одна из главных фигур современной нейроэтологии и одновременно — замечательный поэт, автор многих книг, живой классик авторской песни. С ученым и лириком беседует обозреватель «СОЮЗа».
— Дмитрий Антонович, вы опубликовали свои первые стихи ближе к концу 50–х, времени условного противостояния «физиков» и «лириков». А вам, биологу, кто казался ближе?
— Я и там и там чувствовал себя комфортно, потому что был молод и беспечен. У меня был псевдоним, я писал стихи и спокойно занимался в лаборатории своими экспериментами. И позже наука и литература соседствовали в моей жизни без напряжения.
— Среди людей, занимающихся песней — авторской или рок, — так много «непрофессионалов»: Сергей Никитин — физик, Виктор Берковский — математик, Андрей Макаревич — архитектор...
— В 2000 году в Театре армии ставился мюзикл «На бойком месте», музыку для него написал выпускник химического техникума Геннадий Гладков, стихи — биолог Сухарев, а режиссером был инженер по образованию Леонид Хейфец. Есть ли в этом какая–то закономерность? Вряд ли. Но если уж вошел в искусство, то будь добр — работай в нем на профессиональном уровне. Выпускник МХТИ Владимир Дашкевич предложил такой критерий: хочешь считаться композитором — напиши симфонию.
— Например, Виктор Берковский однажды написал музыку к «Гренаде», которая и стала его «симфонией». Получается, мы не вправе называть его композитором?
— Не совсем так. Те же Гладков, Хейфец, Дашкевич получили второе образование, каждый стал в своем искусстве профессором. А для Берковского сделаем исключение, ведь музыку на знаменитое стихотворение Светлова писали самые что ни на есть профессиональные композиторы, но все знают только песню Берковского. Потому что она оказалась лучше других.
— Вам не было иной раз странно, что ваши стихотворения становились песнями?
— Я никогда не считал себя песенником, хотя еще в аспирантские времена доводилось писать, наряду с лирикой «для себя», песенки для моего биофака, на котором в те годы бурлила театральная самодеятельность. Позже, по мере появления журнальных и книжных публикаций, барды стали класть на музыку мои стихи, которые мне казались совершенно для этого не подходящими, и рождались песни. И потом уже не мог стихотворения — те же «Куплю тебе платье», «Выберу самое синее море...» — без этой мелодии вообразить.
— А ведь музыка чаще пишется на хорошую поэзию, нежели на плохую.
— Ой, что вы, это совсем не так, как правило, поются ужасные тексты! Но все–таки в бардовской песне этого меньше, чем в других жанрах. Лучшим из композиторов–бардов удается класть на музыку и успешно петь от Шекспира до Пушкина, благодаря чему у нас люди, не читающие поэзию, нередко узнают о ней из песен. Говорю вам как свидетель времени — не было бы в 60–70–х широкой известности у поэзии Иосифа Бродского, если бы Евгений Клячкин не написал песен на его стихи. «Пилигримы», «Рождественский романс», «Ни страны, ни погоста» становились популярными как песни, и только потом Бродского стали читать по бумаге. То же самое можно сказать и про Левитанского, Самойлова, Слуцкого, Тарковского — люди слушали «Лошадей в океане», «Каждый выбирает для себя», «Что происходит на свете...» и брали в руки книги.
— Между тем главный упрек авторской песне — это упрек в непрофессионализме.
— Он справедлив только отчасти, ведь вряд ли кто рискнет упрекнуть в непрофессионализме Галича, Кима и Окуджаву. Мастера есть в каждом новом поколении бардов. В последние годы бардовская песня, по–моему, объединяет наш мир эффективней, чем любая другая культурная институция. Наши люди в Беларуси, Германии, США, Израиле, Канаде собираются в клубах бардовской песни, проводят фестивали, поют знакомые песни и сочиняют новые, и это помогает преодолеть разобщенность. Один из лучших фестивалей сегодня проходит в Гомеле — говорю об этом на правах председателя жюри тамошних «Дней авторской песни».
Андрей Васянин
МОСКВА
Фото: Вячеслав Коротихин
