Все приморские городки чем–то похожи друг на друга. Они могут быть внешне разными — с маяками или без, со «стадами» яхт, загнанными в небольшие бухты, или без них, с остатками крепостных стен (как иначе защитишься от пиратов?) или без, но внутренне у всех этих городков есть родство. Их набережные полны разноцветных домов, которые могут вызывать легкое сожаление в резких лучах полуденного солнца, когда отметины прошлого слишком заметны, но которые становятся такими фотогеничными в золотящих и размягчающих воздух и сердца лучах заката. Они все заполнены тавернами и пропахли главным запахом таких мест: рыбой («Сегодняшний улов! Только из моря! Нигде нет такой свежей!») и гостеприимством. Гостеприимство искреннее и заинтересованное: испуганных нескончаемым греческим кризисом туристов становится меньше, безработица перевалила за 26%, и каждый, кто прогуливается сегодня по старинному венецианскому порту в городе Ханья (остров Крит), заранее любим и даже немного обожаем: «не прячьте ваши денежки по банкам и углам», а оставьте их здесь — в Греции. Внесите свой вклад в спасение местной экономики. Мы вносим. Нам рады и вклад наш ценят.
Фото Михаила ПЕНЬЕВСКОГО
Греки вообще такие — отзывчивые (только тс–с, никому в Брюсселе об этом не говорите: все равно не поверят, а, глядишь, еще и разозлятся, почувствовав дискриминирующее к себе отношение): ты к ним со своим кровным евро, они тебе всегда рады. В прошлом году в Грецию приехали 25 млн. туристов — рекорд, в этом году греки настроились было его обновить, но сейчас уже сильно сомневаются, что удастся. Туристов стало меньше — жалуются в один голос владелец небольшой гостиницы Йоргас, хозяин ресторана Бабис (ресторан на этом месте только второй год, уменьшение туристов отодвигает срок его окупаемости во всех смыслах на неопределенное будущее) и даже веселый серб Бойко («О, белорусы! Братушки!»), 11 лет работающий на Крите. Русской речи вокруг мало, зато скандинавских наречий — сколько угодно. Меню, вывески — все на норвежском и шведском. Товарищи по гостинице каждое утро приветствуют моего мужа по–норвежски: принимают за своего. Корни, знаете ли, удивительная вещь: предки мужа — с самого севера России, и его лицо, оказывается, для скандинавов почти родное (о моем этого не скажешь, а потому мне говорят интернациональное «хэллоу!» и периодически интересуются: «Польша?». О Беларуси знания скудны, но поскольку европейцы, то хотя бы с названием знакомы). Так что если мы еще раз приедем в местечко Агья Марина, мужу придется выучить набор элементарных норвежских слов. Близкие соседи его недалеких предков читают детективы Ю Несбе в оригинале. Означает ли это, что я должна им завидовать?
Я завела себе привычку читать книги авторов стран, в которые еду. В месте написания и описания они воспринимаются иначе — острее и сочнее. Перед поездкой на Сицилию читала «Леопард» Джузеппе Томази ди Лампедуза, потом смотрела фильм с юным Аленом Делоном (где ему, как обычно, играть ничего не пришлось — достаточно было оставаться красивым). Перед поездкой на Крит выбор естественным образом пал на Никоса Казандзакиса. Сам он с Крита, на Крите разворачивается действие его, пожалуй, самого знаменитого (ну как минимум до скандальной экранизации «Последнего искушения Христа») романа «Грек Зорба». Между прочим, танец сиртаки, который у большинства из нас четко ассоциируется со всей (праздной, душевной, древней, славной — нужное подчеркнуть) Грецией, вовсе не старинного и уж тем более не древнего происхождения: композитор Микас Теодоракис (ему сейчас 89 лет, и в эти дни я часто думала: может быть, он, как Алексис Зорба, тоже танцует по вечерам на пустынном пляже свой зажигательный танец?) написал его специально для фильма «Грек Зорба» (кстати, три «Оскара»).
Именем Казандзакиса назван аэропорт в Ираклионе, административном центре Крита. Похоронен он здесь же, у городской стены: в погребении на кладбище православные священники автору «Христа распинают вновь» и «Последнего искушения Христа» отказали. Книга сильная, но то, что официальная Церковь ее резко осудила, мне понятно: слишком много сомнений. А где сомнения, там и искушения. Понятно, что не плотские, а, значит, более опасные.
Греция вообще располагает к медитациям, погружениям в себя и поиску корней. По крайней мере, у меня именно так. Я остро чувствую, что отсюда родом: все, что я люблю в Европе, и все, что мне не нравится, все это родилось здесь — и мои любимые Сократ с Гераклитом, и все эти олимпийские боги, погрязшие в земных хлопотах, и демократия, будь с ней хоть трижды неладно. О чем бы я ни подумала — все отсюда. И, конечно, я съездила в лабиринт к Минотавру. «Ни в каком другом месте нельзя перейти столь безмятежно и непринужденно от действительности к мечте», — написал о Крите Никос Казандзакис. Теперь я знаю, что он имел в виду.
Советская Белоруссия № 115 (24745). Пятница, 19 июня 2015
