Документалист Юрий Горулев снимает и говорит откровенноНа днях известный белорусский документалист, художественный руководитель завершившегося недавно Международного кинофестиваля «Магнификат–2006», лауреат премии «За духовное возрождение» Юрий Горулев отправляется в Берлин. Его новый проект, скорее всего, будет совместным. По мнению Юрия Николаевича, такое «дружеское» кинопроизводство сегодня наиболее конкурентоспособный путь создания фильмов, облегчающий продвижение на международном рынке...
Накануне мы поговорили с Горулевым о такой непростой штуке, как духовность в кино, о «наследственных болезнях» документалистики и телевидения, о времени и возрасте.
Включили камеру — и ушли...
— К первому фестивалю «Магнификат» многие мои коллеги отнеслись настороженно, — говорит Юрий Николаевич. — В некотором смысле его успех и премия «За духовное возрождение» переломили ситуацию. Скептики увидели, что «Магнификат» — это не самодеятельность, а мы — не подпольщики. На первый фестиваль я сам ходил по киностудии и просил представить картины на конкурс. Но сейчас, зная, что такой фестиваль предполагается, киношники сами подходили ко мне и предлагали свои работы.
— И как вам нынешнее документальное кино?
— У нас появляются картины с прекрасным материалом, с интересным героем, но их портит распространенная кинематографическая форма: посадили в кадр хорошего человека и включили камеру. В течение 45 минут этот хороший человек излагает хорошие, правильные мысли — но возникает ощущение, что авторы, оставив камеру, давно ушли... Во многих телевизионных программах — упрощенный, плоский взгляд. В первую очередь, думаю, это происходит потому, что на телевидении — конвейерное производство. Но не должно быть такого подхода: к следующему понедельнику выдать гениальное произведение. Например, на прошлый фестиваль нам привезли детскую передачу из Львова. Ее автор — простой ксендз. Но фильм у него получился с удивительными придумками: и мультипликация, и театрально–игровые эпизоды... К сожалению, наше телевидение редко утруждает себя такими вещами.
30 лет «домашнего образования»
— Юрий Николаевич, а у вас никогда не было внутреннего противоречия: вы — оператор по образованию, а занялись режиссурой?
— Для меня это очень болезненная штука, я никогда этого и не скрываю. Всегда говорю: я — не режиссер, я — оператор. Ну да, я 30 лет работал со многими режиссерами. У оператора волей–неволей идет такое «домашнее образование»: по вечерам режиссер с оператором как правило, разговаривают о кино, спорят... И кажется, что ты уже что–то знаешь, понимаешь...
— А кто из режиссеров за эти 30 лет оказал на вас самое большое влияние?
— Владимир Цеслюк. Это репортер высшего пилотажа, входил в десятку лучших репортеров Советского Союза. Он и втянул меня в работу, хотя я был совсем молодым и зеленым... Многое дала работа с Михаилом Ждановским. У нас с ним, вообще, было несколько, на мой взгляд, эпохальных картин. Например, кино о землетрясении в Армении. По–моему, и для него, и для меня этот фильм был судьбоносным. То, что мы увидели, переворачивало сознание. Ждановский, по общему мнению, сделал тогда более армянское кино, чем сами армяне... И еще, конечно, Аркаша Рудерман. Когда он погиб в горах, я заканчивал его фильм «От молитвы до молитвы»...
На цифры в паспорте смотрю. Иногда...
— Вам близок стиль работ современников — Аслюка, Адамович?
— Очень. Я тоже всегда любил метод наблюдения, когда можно поймать в человеке что–то особенное. Очень люблю длинные планы, считаю это высшим пилотажем, когда в этом есть смысл. То есть, если это не просто план ради плана. Мне, кстати, кажется, что в каких–то вещах идет негласное соревнование, или не знаю, как это назвать, между Адамович и Аслюком.
— А над чем вы сами собираетесь работать в ближайшее время?
— Есть один проект, который я никак не могу закончить, — не хватает денег. Когда–то «Беларусьфильм» наблюдал за одним школьным классом. В 1961 году они сняли первоклассников, потом повторили съемки в 1962 году, сняли их в пятом, седьмом, десятом классах, через пять лет после окончания школы... Я как оператор включился в этот проект на последней серии — снимал ребят уже через десять лет после школы. Сегодня из участников проекта в живых осталось только двое: я и режиссер Ричард Ясинский. И я сказал ему: «Ричард, давай сделаем финальное кино, узнаем, в кого они превратились!» А там такие судьбы... Лучший парень, отличник стал самым настоящим бомжем, другой отличник отсидел 10 лет за кражу икон. А ребята незаметные, средние стали успешными бизнесменами.
Еще один проект связан с немецким интернациональным молодежным театром. Этот театр фигурировал в моей ленте «Маленький гастарбайтер». Теперь я хочу сделать фильм уже о самом театре. К 20–летию Чернобыля они делали премьеру в Берлине...
Наконец, есть материал о нашем художнике Матвее Басове, больше известном за пределами Беларуси. Здесь его почти никто не знает, зато Америка тиражирует Басова со страшной силой. Его отца, Израиля Басова, даже называли вторым Шагалом. А теперь о нем – нигде ни слова... Хочу назвать свою картину «Матвей, сын Израиля». Проекты есть, но времени очень мало. Я уже немолод, хотя и не хочется это осознавать. Иногда приходится заглядывать в паспорт и, честно говоря, странно видеть там такие цифры...
