Алесь Бельскi. Галасы i вобразы. Мiнск, Литература и искусство, 2008.
Мне часто приходилось высказывать сожаление о том, что так редко выходят сборники качественной белорусской критики. Поэтому каждому новому радуешься. Алесь Бельский — из той немногочисленной когорты критиков, которые действительно следят за литературным процессом, читая и старших, и начинающих... Статьи, собранные в книге «Галасы i вобразы», изобилуют неожиданными сопоставлениями и богатым «иллюстративным» материалом. И темы неожиданные... Например, образ дерева в белорусской поэзии. Или родная земля в поэзии Констанции Буйло и Анны Ахматовой. Или экзотические пейзажи в творчестве Владимира Короткевича и Адама Мицкевича. Много открытий ждет читателей о белорусских литераторах, погибших в годы Великой Отечественной войны. До сих пор иные незаслуженно забыты, до сих пор «всплывает» их наследие — благодаря Алесю Бельскому тоже. И, думается, любому преподавателю литературы пригодятся «аглядныя артыкулы», в которых дается широкая литературная панорама за год либо десятилетие.
Николай Глазков. Хихимора. Время, Москва, 2007.
Утверждают, что именно Николай Глазков изобрел термин «самиздат». В его варианте это звучало «самсебяиздат». Так и приходилось делать — а как еще мог предложить читателю свои стихи сын репрессированного священника, богемный непокорный стихотворец? Некоторые говорят о его юродстве, внутренней эмиграции... Возможно, что–то присутствует. Он часто называл себя в стихах гением. И писал: «Я не тот, кто дактиль и анапест/ За рубли готовит Октябрю». Помните в фильме Тарковского «Андрей Рублев» бородатого худого мужика с детскими глазами, который пытался взлететь на самодельных крыльях? Так вот, эту роль исполнял Николай Глазков. Она ему как никому подходила. Читать его нужно подряд — неотредактированные «коротельки» и глубокие, трагические стихи... Но все с тем же налетом иронии. Гимны искусству и любовная лирика, стихи о России и о месте творческого человека в жесткой системе. И постоянное декларирование собственной независимости. Иногда отказываешься верить глазам, увидев под строками дату. Неужели кто–то мог осмелиться?.. Но — мог... О черных воронах и о химере коммунизма, о церквах и колокольнях, в которых, может быть, «корни всего, что теперь в России». Глазкова ценили в узких литературных кругах, растаскивали на цитаты. Борис Слуцкий писал: «Сколько мы у него воровали, а всего мы не утянули...» И при этом не пускали к читателю. Нынче пришло время его поэзии.
Писатель рукопись посеял,
Но не сумел ее издать.
Она валялась средь Расеи
И начала произрастать.
Издания для обзора предоставлены книжным магазином «Академическая книга», Минск, пр–т Независимости, 72.
